Но этот "марш жизни" был в конце поездки, а сначала мы посетили Варшаву.
Перед войной в Польше жило около трех с половиной миллионов евреев. И варшавские евреи – были, в основном, богатые, образованные, успешные – и большие патриоты Польши. Там, на главном проспекте Варшавы, Маршалковской улице стояли особняки родных братьев моего прадеда, Макса Шпиро, Маркуса и Лео. Там же были и принадлежащие им банки.
Самое благополучное время для польских евреев было между двумя мировыми войнами. Судить это сегодня можно только по еврейскому кладбищу. Живых евреев сегодня в Польше нет.
В этот период можно на богатых памятниках прочитать по-польски и по-еврейски: Дорогим родителям от любящих детей.
После образования варшавского гетто это кладбище оказалось на его территории. И чтобы не допустить инфекций от трупов, разлагающихся на улицах, юденрат ( еврейское самоуправление гетто) распорядился их хоронить на этом кладбище в общей яме.
Захоронение трупов в Варшавском гетто.
Вот это место, огороженное камнями.
А это символическая плита на месте массового захоронения.
Могила Адама Чернякова, главы юденрата, и его семьи.
Когда он понял, что все обещания и посулы немцев о прекращении акций лживы, и что ему не дано сохранить даже самой малой части народа (а он долго в это верил), он покончил собой.
Этот дом – всё, что сегодня сохранилось от огромного района Варшавы, выделенного под гетто, он украшен довоенными фотографиями.
В гетто загнали всех столичных евреев и множество из ближайших пригородов и городков – всего 450 тысяч человек, гетто обнесли кирпичной стеной.
Фотографии из гетто.
И еще сохранился кусочек стены.
Были мы там вечером и снимали в темноте, так что качество не ахти.
Через эту стену ночью еврейские контрабандисты перекидывали свои товары: еду, мануфактуру, лекарства, мешки с шелковым бельем для девочек из геттовского кабаре, шампанское, красную и черную икру для немногих богатеев...
Впрочем, богатые и бедные, голодные и сытые, контрабандисты и еврейские полицейские, члены юденрата с семьями, рабочие и дети сиротских домов, гуманисты и предатели – все, в конце концов, равно оказались в Треблинке, где от момента прибытия до смерти в газовой камере проходило около сорока минут.
Через эту стену перелезали ночью дети, раздобывшие на "арийской стороне" хлеба или картошки для семьи. Тут же немецкие, литовские или украинские охранники пристреливали этих нарушителей режима.
Через эту стену и в подкопах под ней проносилось в гетто оружие, при помощи которого повстанцы гетто несколько месяцев сопротивлялись всей мощи немецкой бронетехники и авиации, убили около пятнадцати тысяч брошенных на них солдат.
Обыск у стены.
У этих двадцатилетних ребят не было иллюзий, они знали, что обречены. Они хотели одного – сохранить честь, погибнуть в бою. «Моритури те салютант, Иудеа!» («Идущие на смерть приветствуют тебя, Иудея!») - это был их девиз.
С самодельными бомбами эти мальчики и девочки бросались под немецкие танки, спрыгивали с крыш. Чтобы подавить восстание и добить взбесившееся гетто, немцам пришлось огнеметами выжигать дом за домом, и каждый подвал был полон смерти для обеих сторон.
Фотография, приложенная к отчету Юргена Струпа, офицера СС, которому было поручено подавить восстание.
Повстанцы водрузили на крыше одного из высоких зданий два флага: бело-голубой израильский и красно-белый флаг Польши. Они были большими польскими патриотами, эти ребята. Варшава, которая только прислушивалась к взрывам в гетто, с изумлением четыре дня смотрела на запрещенный властями польский флаг.
Памятник участникам восстания.
Семь тысяч восставших погибли в боях, еще столько же были сожжены в домах, последние пятнадцать тысяч схвачены и отправлены в Треблинку. Так что к осени 1943 года гетто перестало существовать.
Ликвидация гетто. Из фотографий, сделанных эсэсовцами.
Спаслось несколько десятков повстанцев, часть из них погибла, влившись польское Сопротивление, несколько человек выжили и оставили свидетельства о восстании.
А это Умшлагплац – привокзальная площадь, где согнанные евреи из гетто ждали, иногда по несколько суток, когда их загонят в эшелоны, едущие в Треблинку.
Сегодня она застроена, через нее проходят трамвайные пути, и надо много воображения, чтобы представить себе прошлое...
В Варшаве встретились мы с одним необычным поляком, Рафалем Бетлеевским.
Обаятельный, красивый, выпускник Оксфорда. Еще ребенком он задал вопрос: почему в Варшаве есть Иерусалимская улица? Ему смущенно ответили, что когда-то в Польше жили евреи.
Когда он вырос, узнал, что перед войной в Варшаве евреев было около трехсот тысяч, треть города. А еще позже он прочел книгу историка Яна Томаша Гросса о погроме в Едвабне.
Едвабне – был одним из многочисленных штетлов – маленьких городков в Польше, где большинство населения составляли евреи. В 1941 году, когда немцы, молниеносно пройдя насквозь Польшу, вошли в СССР, поляки Едвабне, по собственному почину, устроили погром. Сначала убивали евреев поодиночке, а потом загнали всех оставшихся в живых – около двух тысяч в овин – и сожгли живьем.
И Рафаль Бетлеевский вдруг понял для себя, что и те и другие, и убийцы, и убитые, – были польскими гражданами. И евреи жили в Польше около тысячи лет, их культура и мир – часть польского мира и культуры. И что с исчезновением евреев польская культура обеднела, осталась в ней черная яма.
И он стал писать граффити на стенах, на польском и английском:
"Tęsknię za Tobą, Żydzie!" - "I miss you, Jews!"
Рафаль создал свой сайт, на двух языках, где рассказывает о культуре штетлов, выступает с лекциями, сейчас у него есть сотни последователей из польской молодежи...
На кресле лежит черная еврейская кипа.
Только евреев в Польше больше нет.
Тыкоцин
Еще один штетл, по-еврейски Тиктин. В 16 веке был развитым торговым городом, поскольку стоял на судоходной реке Нарев. К концу 19 века, когда развилась сеть железных дорог, захирел. Перед войной здесь жило около трех тысяч евреев.
Синагога-музей.
В 1939 году, после пакта Молотова-Риббентроппа, когда Германия и СССР разорвали Польшу, Тыкоцин оказался на советской территории. Евреи, жители городка, пошли к своему уважаемому ребе и другим старикам и спросили, как им вести себя с новой властью?
"Мы, евреи, должны быть лояльны к власти, чтобы она не мешала нам жить", - сказали, подумав, старики.
А летом 1941, по плану Барбаросса, немецкие передовые войска прошли через Тыкоцын, не остановившись в нем. И поляки тут же припомнили евреям лояльность по отношению к Советам и устроили погром. Кого-то убили, кого-то изуродовали.
А потом подошли новые немцы, которые уже задержались в городке основательно. Они объявили, что несут с собой новый немецкий порядок, и что не допустят беззаконий, вроде недавнего погрома. И что все евреи должны собраться утром на площади города, чтобы быть отправленными на работу. Неявившиеся будут расстреляны.
И опять евреи пошли к своему ребе и другим старикам и спросили, что им делать?
"Мы, евреи, должны быть лояльны к власти, чтобы она не мешала нам жить, - сказали старики. – А порядок и закон – это хорошо!"
И все три тысячи человек утром собрались на площади. Их отвели в ближайший лес.
Вот в этот, волшебно прекрасный лес...
...и расстреляли. В два дня, все три тысячи человек.
Только один спасся из всего Тыкоцина, мальчик Абрам Капица. Он был старшим в семье, где было еще шесть детей, и отец шепнул ему, когда все сидели на площади (а из леса были слышны выстрелы): «Сходи домой, посмотри, как там». Абрам в темноте сумел ускользнуть незамеченным. Он пробрался к своему дому, и увидел, что туда уже вселились поляки, их ближайшие соседи.
Он выжил и оставил свидетельство, а то мы бы ничего не знали о Тыкоцине, как не знаем о десятках целиком исчезнувших штетлов.
Памятник на месте расстрела, поставленный американскими родственниками.
Так произошло со штетлом Быхава.
Перед войной тут жило две с половиной тысячи людей, из них две тысячи были евреями. Поляки жили с ними бок о бок, были заняты в их торговле и ремеслах, подрабатывали шабес-гойями ( гасили свечи в синагоге в субботу), польские и еврейские дети вместе учились в школе.
Евреи были вывезены отсюда в лагерь смерти Белжец, где погибли все до одного. Вот так выглядит здание здешней синагоги, используемое под склад.
Мы спели там несколько еврейских песен.
И зажгли памятные свечи.
Неожиданно нас окликнула из своего домика полусумасшедшая старуха.
- Вы евреи? – спросила она.
- Да, мы евреи.
- Ой, милые, наконец-то я вижу снова евреев! Я ж с ними росла, до четвертого класса с ними училась в школе!
А потом их увезли, всех увезли!..
И продолжая болтать и причитать, она отвела нас на еврейское кладбище Быхавы. Вот всё, что осталось от штетла.
Разбитые могильные плиты...
...и вороны.
Треблинка
Майданек
Аушвиц
окончание репортажа
назад