Малолетний инвалид

Далёкий гул сраженья нарастает,
и «Юнкерсы» безжалостно бомбят.
Остатки войск наш город покидают.
Уйти за ними беженцы спешат.

Нет времени, как следует собраться.
Что взять с собою? Лучше налегке
из этой круговерти выбираться
на поезде, пешком, иль на гнедке.

Стоит последний поезд у вокзала.
Крича, берём места на абордаж.
А взрывы бомб, как адские кресала,
сейчас уничтожают город наш.

Ведут отсчёт колёса в километрах.
Состав идёт, полнеба задымив.
С бомбёжкою приносят злые ветры
в вагон осколок, доски проломив.

Я чую запах угольного дыма,
лежу в крови, не видя своих ног.
На станции мне врач невозмутимо
сказал: «Ты инвалид теперь, сынок».

Мне не пойти в геологоразведку
и с девушкой на танцы не ходить.
Поставил Б–г войны свою отметку,
с которой мне теперь придётся жить.

Кто виноват, что нас таких немало,
войною изувеченных, живут.
За что война нам судьбы поломала?
Виновных в страшный суд не призовут.

Убийц народов гневно обвиняю.
Вождей-тиранов наших и чужих.
Их с той поры доныне проклинаю
от имени всех павших и живых.

---

Бомбили беженцев в пути

В состав прицепили последний вагон.
По рельсам ползла, громыхая, цепочка.
Ушел перед нами с людьми эшелон.
С натугой дымит паровозная бочка.

Открылся сигнал светофора для нас.
Поезд спешит проскочить перегоны,
а лётчик, прицелившись, бросил фугас
вслед убегавшим, прервав марафоны.

Крики не глушит трескучее пламя.
Люди бегут, чтоб остаться живыми.
Внучку накрыл дед большими узлами –
немцы стреляют в детей боевыми.

Щёлкают сцепки. Все вновь у вагонов –
нелёгкий продолжить торопятся бег.
В память о страшной судьбе эшелонов
лежит без надгробья в траве человек.

---

Детдомовцы

Стояли раньше хаты на селе:
соломенные всюду были крыши.
Поило всех  ведро на  «журавле»
и небо яркий свет дарило свыше.

Гуляла вечерами молодёжь
под музыку гармони иль  гитары.
За сёлами в полях качалась рожь.
Рассвет на берегу встречали пары.

И вдруг, как будто лопнувший бокал,
в мгновение разбился на кусочки …
Враг пакт о мире подло разорвал
и жизни разбомбил поодиночке.

От всей семьи остались мы с сестрой,
от хаты лишь труба с кирпичной печкой.
В Сибирь везли с такой же детворой –
был Красноярск всем станцией конечной.

Надолго приютили в  детский дом,
когда нас привели к его порогу.
Детдомовцам он стал родным гнездом
и выучил и вывел на дорогу.

Дети войны

На десять лет Победы старше –
мы знаем многое сейчас…
И всё же будят ритмы маршей
воспоминания у нас.

Мальчишки помнят и девчонки
эвакуации маршрут.
И мамин плач над похоронкой…
Те слёзы ныне душу жгут.

Забыть ли вахты на заводах
и сон тревожный у станков,
как одноклассников в сугробах
мы хоронили без венков?

Мальчишки многие сбегали
кто в партизаны, кто на фронт.
Их годы детские украли –
втянул войны круговорот.

Стрелять учились из винтовки,
взрывать и рельсы и мосты.
Косила детство голодовка,
как жар расцветшие цветы.

---

Ликвидация гетто

Морозец щиплет кончики ушей
и с каждым вдохом рвётся через бронхи…
Стреляют полицаи в малышей,
стоявших на краю большой воронки.

От холода их голые тела
дрожат на мушке планочки прицельной.
От залпа из-под ног земля ушла –
убиты дети в акции расстрельной.

А полицаи,греясь у костра,
считают дивиденды от работы.
Одежд убитых выросла гора –
она им пригодится в обиходе.

Чужая вещь – в обмен на самогон.
Чужая жизнь не стоит и копейки.
В войне любой страдают испокон
безвинные евреи и еврейки.

---

Мальчик из Бабьего Яра
(Во время известной трагедии спаслись 29 человек)

Здесь не был я с тех пор ни разу,
но в сны приходит ужас тот:
конвейер смерти без отказа
губил обманутый народ.

Бесцеремонно всех раздели,
сорвав одежды донага...
Мы попрощаться не успели...
До края жизни ‒ полшага.

Под пулемёты встали вместе:
друзья, соседи, мама, я.
Творили изверги бесчестье ‒
убита здесь моя семья.

Под грудой тел лежал прижатый,
но всё же выполз и сбежал.
Приоткрывались двери ада,
но, к счастью, в них я не попал.

Трубят убийцы: это враки,
про Бабий Яр и Яр Сухой.
Евреи сами шли в овраги...
Я не единственный, живой

свидетель буйного разгула,
когда вершила свора суд.
Успела мама ‒ в ров толкнула
в надежде, что меня спасут...

Не приходил сюда ни разу.
В живых немного нас, сирот.
По изуверскому приказу
здесь убивали мой народ.

---

--""--

Овчарок лай. Рыданья, крики.
Шуршат шаги по мостовой.
На казнь народ великой Книги
толпою гонит в ров конвой.

Дитя бредёт в пальтишке красном
не понимая, отчего
сегодня, в этот день прекрасный
из близких рядом – никого.

Зачем так много полицаев
у края рва стреляют в них,
а псы рычат и громким лаем
под пули гонят всех живых.

Пугая небо детским криком,
дитя прощалось с синевой…
Стекала кровь, как сок брусники,
на дно могилы групповой.

Её же красное пальтишко,
стрелявший прихвостень с братвой,
с огромной кучей барахлишка
после трудов понёс домой.