Борис Ентин
Голоса евреев, поддержавших Октябрьскую революцию в России и принявших в ней активное участие, всегда были гораздо слышнее, чем голоса ее противников. Среди первых – наркомы и руководители советских учреждений, ученые и артисты, писатели и поэты. Среди вторых – отдельные лица, "не принявшие революцию".
Многие из них, оказавшись в эмиграции после большевистского переворота, вообще не высказывались по поводу происходящего в России. Не писали свои "Окаянные дни", как Бунин, и не метали "Дюжину ножей в спину революции", как Аверченко. Они сознательно отошли от происходящего в оставленной ими стране, сказав: это не наше, не еврейское дело, мы занимаемся развитием своей культуры, собственных политических институтов.
В Эрец-Исраэль евреи, сочувственно относившиеся к большевикам, тоже заявляли об этом в полный голос. Именно они заложили основу коммунистического движения в подмандатной Палестине. Среди тех, кто с симпатией вспоминал о революционной Москве, были поэты и писатели, артисты и художники. Достаточно вспомнить, например, переводчика Маяковского, поэта Александра Пэна или почитать мемуары некоторых артистов "Габимы", покинувших Советский Союз в 1926 году.
И вот совсем недавно в тель-авивском архиве Союза писателей было обнаружено написанное по-русски "Открытое письмо группы еврейских писателей о России". К нему прилагался еще один текст, написанный той же рукой – "Беседа с группой еврейских писателей, прибывших из Одессы".
Эту находку смело можно назвать сенсацией. И не только потому, что письмо, подписанное, среди прочих, Хаимом-Нахманом Бяликом, не было ранее известно никому – в том числе, литературоведам, изучившим творчество Бялика до последней запятой. В обнаруженных документах еврейские писатели, покинувшие Советскую Россию 21 июня 1921 года, дают беспрецедентно жесткую и ясно выраженную оценку происходящим в стране событиям. При этом они стремятся быть объективными, и не обвиняют большевиков во всех смертных грехах, отмечая в их действиях определенные благие намерения (bona fide). Но от этого никак не смягчается их позиция по отношению к тому, что они считают постигшей Россию катастрофой.
Это письмо, названное "открытым", никогда нигде не публиковалось. Причина этого проста – его авторы опасались за судьбу своих товарищей, еврейских писателей, вынужденных остаться в России. Например, Шауль Черняховский не смог воспользоваться полученным разрешением на выезд из-за возникших в последний момент семейных проблем. А советские власти, выдавая заветные визы, заставили отъезжающих подписать обязательство не заниматься за границей антисоветской пропагандой.
Вырваться из Советской России еврейским писателям было очень непросто. Их торный путь к заветной визе подробно описан Хамуталь Бар-Йосеф в статье "Жизнь Хаима-Нахмана Бялика в период русских революций и его отношение к революционной идее". Для того, чтобы еврейские писатели и члены их семей смогли выехать за рубеж, потребовалось ходатайство Максима Горького и вмешательство самого Ленина. Свое решение им пришлось отстаивать в трудной беседе с наркомом иностранных дел Георгием Чичериным. Этот процесс растянулся на долгие месяцы тревожного ожидания, когда каждый день надежда сменялась отчаянием и наоборот. Наконец, 20 июня 1921 года еврейский писатели покинули Одессу и отправились в Константинополь.
Там на какое-то мгновение они почувствовали, что не могут молчать, и написали открытое письмо – по-русски, предназначая его, по всей видимости, для эмигрантской прессы. Но тут же одумались и решили не рисковать. 98 лет этот документ пролежал в архиве одного из его авторов – Цви Воиславского – вдали от посторонних глаз.
Свои подписи под письмом поставили Хаим-Нахман Бялик, Алтер Друянов, Моше Клейнман, Йеошуа-Хоне Равницкий, Арье-Лейб Семятицкий, Аарон Рабинович (Литаи), Цви Воиславский, Эфраим Иерусалимский (Иерушалми), Бенцион Динабург (Динур). Еще двое писателей, Авигдор Хамеири и Авигдор Виленский, находившиеся в той же группе, письмо не подписали. Хамеири, видимо, не считал для себя возможным рассуждать на российские темы: будучи офицером австро-венгерской армии, Хамеири попал в русский плен, провел полтора года в лагере военнопленных в Сибири, и после Февральской революции осел в Одессе, где в то время кипела еврейская культурная жизнь. По каким причинам письмо не подписал Виленский, можно только гадать.
Некоторые строки обнаруженных документов звучат, как грозное пророчество. Они проникнуты предощущением еще большей беды. Например, авторы письма с горечью констатируют: "С легкой руки антисемитов всех рангов и красок мысль о полной идентичности большевиков и евреев так глубоко засела в умах европейцев, что испытываешь даже неловкость этот вопрос затронуть". В дальнейшем эта "глубоко засевшая мысль" сыграла роковую роль в еврейской истории. Вот что пишет историк и исследователь Катастрофы Лев Симкин в книге "Его повесили на площади Победы", вышедшей в свет почти век спустя:
"Если сопоставить два факта – отсутствие массовых убийств до 22 июня 1941 года и присутствие после, остается вопрос: что же послужило поводом для их начала? Возможно, потому, что именно тогда соединились две ненависти – к евреям и коммунистам. Все нацистское руководство было убеждено: советским евреям имманентно присущ коммунизм, а основу сталинского господства составляет "еврейско-большевистская интеллигенция". […] Стало быть, евреев надо убивать потому, что они - большевики. Иными словами, выражу парадоксальную мысль – за то, что они совершили революцию в России. Получается, их постигла расплата за октябрь 1917-го. Та самая расплата, о необходимости которой столько было сказано российскими шовинистами-антисемитами. Гитлер сделал их мечту былью. Не случайно именно на территории СССР было невиданное количество коллаборационистов, участвовавших в расправах над евреями, тут они с нацистами нашли друг друга. Нашли повсеместно – в Киеве местные полицаи конвоировали колонны смертников в Бабий Яр, в Риге – в Румбулу, в Ростове – в Змиевскую балку. Эта мысль пока никем не отрефлексирована, а надо бы". Поводом для рефлексии по этому поводу может послужить неизвестная доселе "Беседа с еврейскими писателями", пролежавшая почти сто лет в тель-авивском архиве.
Или взять заключительную часть открытого письма: "Будет ли найден Россией путь к возрождению? – спрашивают его авторы. – Мы, сыны русского еврейства, всей душой желаем этого. Но одно нам ясно. Этот путь будет найден ни Деникиными и Григорьевыми, ни Петлюрами и Буденными, ни Шульгиными и Сувориными, ни Лениными и Троцкими, за каждым шагом которых тянется длинный кровавый след".
Ленина, Троцкого и Буденного еврейские писатели ставят в один ряд с Петлюрой, Деникиным и Шульгиным. Им в равной мере отвратительны и большевики, и воинствующие националисты всех мастей. Спустя полтора десятилетия, уже после того, как к власти в Германии пришел Гитлер, австрийская праведница народов мира Ирене Харанд писала: "Это умелое отравление умов, выгодное коричневым или красным большевикам, когда нам непрестанно повторяют: "Или свастика, или серп и молот". Ни чума, ни холера не дадут больному исцеления, ему нужно третье – здоровый образ жизни, свежий воздух и хорошее питание". По сути дела, эту же мысль выразили еще в 1921 году и еврейские писатели.
Авторы "Открытого письма" полагали, что России будет полезно выслушать их. Возможно, это не поздно сделать и 98 лет спустя. Многое из сказанного еврейскими писателями может оказаться актуальным и сегодня. Это первая публикация "Открытого письма" и "Беседы" на русском языке.
Семь лет страшной войны и еще более страшных революционных потрясений, повергших Россию в бездну, безжалостно положили железные оковы на русское еврейство, осудило на молчание этот шестимиллионный коллектив, тонущий вместе со всей Россией в потоках крови и море страданий. Ныне, вырвавшись из России, где всякое правдивое и свободное слово заранее обречено быть погребенным на дне души, мы, группа еврейских писателей, считаем своим долгом высказать, как мы понимаем и воспринимаем катастрофу, постигшую Россию. Полагаем, что России будет полезно выслушать нас, поскольку мы заранее отбрасываем всякую партийную и политическую предвзятость, а повинуемся исключительно тому непосредственному чувству, которое вырастили в нас долгие годы мук и страданий и за русское еврейство, и за Россию.
В катастрофе, постигшей Россию, мы усматриваем неизбежное следствие если не всей предыдущей, то, по крайней
Оригинал письма |
мере, последней многолетней истории русской государственной действительности. Недаром Россия была сокрушена в пережитой ею великой войне. Грозные дни войны несут всегда расплату грехам воюющих сторон. И неумолим суд войны над страной, которая и в такой грозный час не осилит грехов своего прошлого, не очистится от них в настоящем. Россия не устояла, не могла устоять. Не потому что ее сокрушила внешняя сила, а потому что одичание народное, произвол грубых инстинктов, отчужденность верхов от народных масс и тлетворная болезнь ненависти и злобы к населяющим великую страну народностям, веками подтачивали ее внутреннюю силу. Тот смрад, который стоит ныне в России, есть плод векового разложения и опустошения народного духа.
Грянула беспричинная война и казалось: оживет все лучшее и здоровое, замрет все больное и зараженное в народном духе. На деле же случилось обратное. И в этот грозный час Россия не только не вступила на путь очищения от грехов своего прошлого, но продолжила творить их с удесятеренным усердием. Сразу же был дан широкий простор самому гибельному больному грубому садизму, руководимому изысканным человеконенавистничеством. Будущая нелицеприятная история расскажет миру, на что была направлена в дни войны особая энергия русских генералов и сатрапов – не на борьбу с внешним врагом, а на уничтожение и всяческое унижение русских же граждан, беззащитных и безоружных народностей земли Русской, объявленных врагами внутренними. И весь мир содрогнется, когда узнает, что пережила в России в дни войны наша народность, боль которой наиболее ощутима нами – русское еврейство объявлено главным врагом внутренним. Туда, на боле брани, мы, русские евреи послали не менее 500 000 молодых жизней, а тут в самой стране русский народ, в лице своего правительства, своего воинства, большого числа своих общественных и литературных деятелей с остервенением издевался и надругался над беззащитной шестимиллионной еврейской массой.
Никому и ничему не было пощады; еврейство изгонялось из своих насиженных мест, местечки и селения предавались пожару и разорению, имущество расхищалось, стар и млад, мужчины и женщины отдавались в руки палачей и озверевших полчищ, умывавшихся кровью и честью своих невинных жертв. Там, на поле брани, полмиллиона еврейских жизней гибли под градом вражеских стрел, а тут, в самой стране шестимиллионная еврейская масса тонула в пучине ненависти и злобы, веками привитых русскому народу.
Неумолимый суд войны вынес свой приговор России: она была сокрушена, и вместе с ней был сокрушен и ее политический строй. Наступили дни революционных испытаний, еще более грозные, чем дни военных испытаний. Было ясно, что обессилевшая, исстрадавшаяся, но все еще великая страна может возродиться к новой жизни лишь изнутри себя самой, освободившись внутренним, искренним покаянием от тяжести бремени своего греховного прошлого. Но, к несчастью, не хватило здоровой народной воли на это великое духовное напряжение. И вместо очищения насупило еще худшее загрязнение души народной.
И нет ничего удивительного в том, что вместо твердого обязывающего призыва к новому строительству в жизни русский народ, давно подготовленный к этому, принял разнузданное всеразрушающее слово демагогии. И снова ненависть и злоба, скопившиеся в народной душе, клокочущим грязным потоком захлестнули всю страну, приблизив ее к краю погибели. И опять, как в фокусе, зараженность духа России всецело выявилась на русском еврействе. Если в первые, еще полу-светлые, дни революции русская общественность и государственная мысль как будто осознали хотя бы в очень малой степени свой вековой грех перед еврейством, то уже в ближайшие последующие дни революционных потрясений Россия не замедлила превратиться в ад для шестимиллионного своего еврейства. Все, что было и есть зараженного и звериного в больной России, ринулось с жестокостью буйного безумия на уже истерзанное войною русское еврейство в надежде окончательно стереть его с лица земли русской.
За все время революционных потрясений не было ни одной власти – каковым бы ни было ее политическое кредо – которая бы не приняла своего крещения на еврейской крови. Мало того: русские люди, мнящие себя спасителями России и творцами ее лучшего будущего, а в действительности преступные натуры, для которых отрезан путь к нравственному очищению и духовному возрождению, доходят в своей злобе до того, что угрожают нам, русским евреям, "пыткой страха", призывают нас же к искуплению каких-то грехов перед Россией. Их устами говорит больная – мы боимся сказать – неизлечимо больная Россия. Боясь осознать весь ужас своего позора, всю зараженность своего духа, боясь возненавидеть самое себя, больная Россия не только вымещает свою злобу на других, но делает ее же невинных жертв ответственными за ее тяжкий недуг, грозящий ей гибелью.
Мы говорим о муках русского еврейства, ибо мы сыны его и в первую очередь нам страшно и больно за него. Но нам страшно и больно не только за него, но и за другие народности России, которым приходится изведать клокочущей вокруг них ненависти и злобы, нам страшно и больно за всю Россию, в тяжелом отчаянии своем свернувшую с пути жизни.
Будет ли найден Россией путь к возрождению? Мы, сыны русского еврейства, всей душой желаем этого. Но одно нам ясно. Этот путь будет найден ни Деникиными и Григорьевыми, ни Петлюрами и Буденными, ни Шульгиными и Сувориными, ни Лениными и Троцкими, за каждым шагом которых тянется длинный кровавый след. Чем больше объявится подобных "спасителей" России, тем вернее и неминуемее ее гибель. Всем им и идущим вслед за ними, какие бы клички они не приняли, нечего делать в России, ибо их всех родила и рождает больная и зараженная Россия. Дело вовсе не в том, чтобы на русскую почву пересаживать те или другие, хотя бы сами по себе здоровые зерна; на больной гиблой почве никакие зерна здоровых плодов давать не могут. Все дело в том, чтобы честной и искренней и сильной верой оздоровить самую почву России. Все дело в том, чтобы Россия великим и сильным внутренним духовным напряжением очистилась от тяжких грехов своего прошлого и еще более тяжелых грехов своего настоящего.
- Как вы выбрались из России?
- Это действительно и нам самим представляется чудом, хотя это, несомненно, имеет свою логику. Дело в том, что еврейский (библейский) язык, на котором мы пишем, так тесно связанный с национальным возрождением еврейского народа и с Палестиной, естественно не может быть терпим еврейскими коммунистами, и против него ведется энергичная кампания со стороны т.н. еврейской секции коммунистической партии: эта секция оспаривает у национальной партии право влияния на еврейские массы. Для этого она не находит других средств, как преследовать национальный язык, воспрещает его преподавание в школе и даже вне школы. Закрыты все газеты и журналы, все издательства и книжная торговля, изымаются из обращения даже учебники и грамматика этого языка. Мы несколько раз протестовали, но влияние еврейской секции на большевистскую власть, конечно, оказалось более сильным.
Тогда мы нашли возможность потребовать от центральной власти освободить нас от необходимости прозябать в этой стране, где мы были обречены на безделье и погибель. Наш вопль был услышан, не обошлось, конечно, без энергичных и долгих хлопот, причем дружественная и сердечная поддержка была нам оказана некоторыми коллегами из русского литературного мира. Насколько нелегко было это дело, можно видеть из того, что для этого потребовалась специальная поездка в Москву и целых 4 месяца времени. Очень рискованной оказалась наша поездка морем из Одессы в Константинополь. Нам еще в Москве советовали отправиться на эстонскую границу, где в силу договорных отношений мы не встретили бы препятствий к въезду в Эстонию или Литву. Мы выбрали морской путь на Константинополь, потому что он ближе и естественнее для нашей конечной цели – Палестины. Но мы тут действительно подвергались огромной опасности, о которой мы раньше не подозревали: мы могли быть возвращены в Россию совершенно разоренными и даже без всякой надежды когда-либо выбраться. Мы потому преисполнены глубокой благодарности к английскому правительству, представители которого взяли нас под свою защиту и дали нам возможность, после трех дней томительного ожидания на рейде, наконец, сойти на берег в Константинополе.
- Каково общее положение в России?
Конечно, оно крайне тяжелое, в экономическом отношении почти безнадежное. Советская власть прилагает все усилия к санации экономической жизни в стране и готово для этого, по крайней мере, в лице наиболее авторитетного Ленина и примыкающей к нему группы, пойти на значительные уступки в своей программе. Кое-что действительно уже делается в этом направлении, но это пока еще очень незначительно по своим размерам и встречает еще много противодействия со стороны провинциальных властей, которым трудно отучиться от усвоенных привычек в системе управления.
Очевидно, однако, что если даже будет преодолено это пассивное и активное противодействие противников реформы, ратующих за "чистый коммунизм", вряд ли может произойти действительное оздоровление страны. Современная экономика тесно переплетена с политикой и с системой международных отношений и было бы наивно думать, что в этой сложной машине достаточно предпринять кое-где частичные изменения, раз вся машина, вся ее система оказалась негодной.
Это, по-видимому, понимают наиболее ответственные руководители советской политики, но положение их до того трагично, что даже при желании они не могли бы произвести коренное изменение существующего строя. Впрочем, среди населения незаметно вовсе какое-либо доверие к т.н. новому курсу советского правительства.
- Каково положение евреев в современной России?
В государственном масштабе еврейский вопрос в России больше не существует. Евреи абсолютно уравнены в своих правах с остальным населением. Против проявления общественного антисемитизма и хулиганства советское правительство борется искренне и энергично. Может быть, во всем мире не было такой искренней борьбы против диких инстинктов массы и темных инстинктов погромщиков, какую проявляет советская власть.
Однако, нужно сказать и то, что это же правительство питает эти инстинкты своими бестактными действиями и выдвижением именно еврейских коммунистов туда, куда их выдвигать не следовало бы. Это делается, конечно, bona fide, ввиду принципиального безразличия между национальностями. Но вреда от этого не меньше. Ибо в массах эти явления воспринимаются совсем иначе, чем на верхах, в кругу правящих.
При всем том положение евреев в России стало катастрофическим. Дело не только в бандах, повстанческих или просто погромных, беспрерывно оперирующих в зоне евр. поселений и беспощадно разрушающих насиженные гнезда, уничтожающих на своем пути не только веками созданную цивилизацию, но и самую человеческую жизнь, и против которых власть хотя и борется энергично, но уничтожить их они бессильны – но главным образом в том, что самый советский режим основательно разрушил евр. хозяйство и превратил миллионы евреев в безнадежных lumpen-proletarien. Евреи заняты преимущественно в средней торговле и мелкой промышленности, в один день лишились всех источников своего существования, а система обмена между городом и деревней способствует тому, что последние остатки имущества евреев – белье, платье, мебель быстро переходит в руки крестьян – в обмен на насущный кусок хлеба. Здесь большевиками достигнуты такие результаты, о которых и мечтать не могли самые заядлые антисемиты старой России или проповедники бойкота и "выжидовления" в Польше… Еврейские массы в России ввергнуты в безнадежную нищету, окончательно подрезан единственный сук, на котором они сидели. Этим и объясняется массовый наплыв еврейского чиновного люда в советских учреждениях, который, однако, и там влачит жалкое, голодное существование.
Не менее велико разрушение, внесенное большевистским режимом и во внутреннюю духовную, национальную и культурную жизнь евреев. Демократические самоуправляющиеся общины упразднены. Все общественные организации, благотворительные, просветительские, социальной помощи и устройства закрыты, и всякая деятельность в этой области не допускается, так по советскому строю все это является исключительной прерогативой государства. Национальная школа также уничтожена и даже частное изучение еврейского языка и еврейских знаний всячески затрудняется, как проявление якобы контрреволюционных и буржуазных тенденций.
Еврейство России оказалось, таким образом, окончательно дезорганизованным, распыленным, до крайности обескровленным и обессиленным – у него нет больше никаких позиций для борьбы за свое существование. То, что делается в этой области героически сохраняющей свою целость и организованность сионистской организации, протекает по необходимости, в условиях крайне тяжелых, подпольно, под настоящей угрозой репрессий со стороны властей.
- Каково теперь положение сионистской организации в России?
Ответ в общих чертах уже дан в предыдущем. Сионистская организация объявлена Urbi et orbi "контрреволюционной". Она не только буржуазна, реакционна и импеарилистична, но, что является ее страшным смертельным грехом – она дружественна "Антанте", чуть ли не ее тайный агент в советской России. Ясно поэтому, что ее нужно преследовать всеми мерами. И она, действительно, преследуется. Аресты активных деятелей, разгоны собраний, воспрещение всякой печатной и устной пропаганды – все еще в порядке дня, как в годы самой тяжелой царской реакции.
Тем не менее, сионистская организация существует. В самых тяжелых условиях она продолжает свою организационную и культурно-просветительную деятельность и представляет собой единственный еще живой элемент в российском еврействе. Популярность сионистской организации возрастает изо дня в день и можно сказать, что нет больше ни одного принципиального ей противника. И если бы в один день было снято ярмо, давящее на политическую жизнь в России, то еврейский мир явился бы свидетелем небывалого сионистского движения среди русских еврейских масс в России, которые своим энтузиазмом и глубоким проникновенным национальным сознанием придавало бы Всемирной организации, а может быть, и всему мировому еврейству новый подъем энергии и активности.
- Какова роль еврейства в большевистской партии и что представляет собой "еврейская секция"?
С легкой руки антисемитов всех рангов и красок мысль о полной идентичности большевиков и евреев так глубоко засела в умах европейцев, что испытываешь даже неловкость этот вопрос затронуть. Пусть говорят цифры: среди 14 членов центрального правительства имеются всего три еврея – число, какое часто бывает и среди министров любой европейской державы. В Украинском правительстве всего один еврей. Среди 50000 зарегистрированных в Москве членов коммунистической партии всего одна тысяча евреев. Во всей России не более 20000 партийных коммунистов евреев – это на 5 миллионов русского еврейства. К этому надо прибавить, что в своем подавляющем большинстве эти евреи-коммунисты представляют собой элемент, от еврейства давно и окончательно отпавший. Это все люди, с ранней молодости оставившие родной очаг и внедрившиеся в русскую среду или же питомцы русских социалистических кружков за границей. En masse большевистская волна [еврея] не захватила, напротив, он остался ей враждебным, так как она посягает на его благосостояние. Лишь в последнее время к большевикам примкнули некоторые вожди еврейских рабочих партий ("Бунд" и "объединенные") и они-то образуют "еврейскую секцию" (кстати сказать: эта "секция" рассматривается евреями-коммунистами и отчасти русскими коммунистами как "националистическая" и "шовинистическая").
Рабочая масса за этими вождями определенно не пошла. Но еврейские рабочие, как и русские, лишены возможности проявлять свою подлинную волю. Это-то "секционности", пользуясь властью, навязывают свою волю рабочим, совершают разгром национальных общественных организаций, преследуют национальное движение, захватывают в свои руки все учреждения, терроризируют еврейские общины, закрывают синагоги, изгоняют еврейский язык из школы, уничтожают еврейскую книгу – все это называется на их языке "борьбой с реакцией в еврействе", "провозглашением диктатуры пролетариата на еврейской улице".
Мы имеем, таким образом, двоякого рода еврейских большевиков: тех, кто делает общегосударственное дело и о еврействе не знает ничего и знать не хотят, и тех, кто делают будто еврейское дело и являются наихудшими угнетателями еврейства. Те и другие представляют собой ничтожный обломок еврейского народа, ему чуждый и непримиримо враждебный.