Выживший

... Илья пригласил меня в свой кабинет, усадил в удобное кресло и я приготовился слушать удивительную, и очень грустную историю.

- Я понимаю, Исаак, как не терпится тебе узнать, что же произошло со мной за эти годы. Так вот: 18 марта 1950 года я был арестован. Меня взяли прямо из дома ночью. С мамой случился инфаркт, как потом мне рассказал папа. Она почти целый год болела и умерла. Следствие длилось 8 месяцев. На заводе Сталина было арестовано 50 человек из коих 48 - евреев. Потом мне стало ясно, что это была сталинская запланированная антисемитская акция. Арестовывались талантливые еврейские инженеры не только на ЗИСе, но и на других крупных заводах. Нас пытали страшно. Мне «повезло», меня пытал сам Абакумов – министр МГБ, сталинской опричнины. Это был высокий, сильный негодяй. Он требовал от меня признания в том, что мне давал указания по организации шпионской, вредительской и националистической деятельности помощник директора завода Эйдинов Арон Филипович.

Мои возражения в том, что Эйдинова не было на заводе, он руководил другими предприятиями, звучали как глас вопиющего в пустыне. Я категорически отрицал подобную чушь. Тогда Абакумов принялся при мне избивать бедного Эдинова резиновыми палками. Я не выдержал и кинулся на Абакумова, ударив его в челюсть. Но где мне было, ослабленному от пыток и голода, сражаться против этой мерзкой детины. Потеряв сознание, я очнулся в камере только на второй день. И тогда на допросе Абакумов спросил меня: - «ты, ведь скрипач? Да? Но ты, ведь учёный, кандидат наук, конструктор. Зачем тебе музыка? Я освобожу тебя от неё. А вдруг на суде тебя оправдают, а? И этот садист приказал бить меня резиновыми палками по кистям рук, превратив их в месиво. Через 8 месяцев меня и большую партию инженеров ЗИСа и других заводов приговорили к расстрелу. В ноябре месяце нас вывезли на пустырь какого-то монастыря. Партия невиновных жертв, подлежащих расстрелу была довольно большая. Нас выстроили в две шеренги. Среди нас был Арон Филиппович Эйдинов.

Он едва держался на ногах. Глаза его с грустью смотрели на небо. Вскоре подъехал грузовик. Из него выпрыгивали лающие остервенелые овчарки. »Бегите, мы отпускаем вас» - крикнул садист ГБ-шник. Кто мог, тот побежал. Эйдинов даже шага не сделал, у него не было сил и он упал. Я видел как на него кинулись сразу две овчарки и терзали его, одна впилась ему в горло. Я увидел это уже оглядываясь, на бегу. Не знаю откуда у меня взялись силы. Вдруг земля разверзлась подомной и я стал падать вниз. Яма была неглубокой, метра три. На дне ямы была вода и торчали сучья. В это время я услышал над собой жуткий лай и рычанье. Я поднял голову. Надо мной стояла здоровенная овчарка, желая прыгнуть в яму. Зелёные глаза её горели, из пасти капала слюна, она была голодна. Предчувствуя свой конец, я лёг на сучья и закрыл голову руками. Секунды отсчитывало моё сердце – одну за три удара. Пролетело примерно 10 секунд. И вдруг, о чудо. Зверь удрал. Зачем ему проблемы прыгать в яму, когда впереди ещё много жертв. Это спасло меня не только от зверя, но и от ГБшника. Видя стоявшего над ямой зверя, он бы обязательно подбежал и пристрелил бы меня. От волнения и большого напряжения я на какое-то мгновение потерял сознание. Очнувшись, я осторожно встал на толстые сучья, и не высовываясь, осмотрелся. Акция уже закончилась. Несчастных невинных жертв – талантливых инженеров и мастеров, загрызли до смерти специально натасканные овчарки.

Я нырнул под сучья и погрузил половину своего тела в ледяную воду. ГБшники погрузили овчарок в кузова грузовиков, взяли лопаты и стали рыть большую яму. Потом начали заполнять яму растерзанными труппами невинных советских специалистов. Я боялся, что меня обнаружат. Кроме того у меня зуб на зуб не попадал от холода. Ведь был конец октября.Но к счастью стало темнеть. Заполнив ямы землёй, ГБ-шники уехали. Земля пустыря – единственная свидетельница кровавого сталинского преступления должна была хранить эту тайну. И это в ХХ веке земной цивилизации, да в социалистическом государстве, на пустыре, принадлежащем известному Донскому монастырю. Иван Грозный испытывал подобное наслаждение 5 веков назад и у него была одна жертва. ГБш-ники наслаждались сразу несколькими десятками жертв и когда? В культурное время. Поставив большую палку поперёк ямы, я не сразу, с трудом, но выбрался из неё и пошел к огонькам деревни. Проходя мимо свежевырытой могилы, я остановился, постоял немного и, отвесив земной поклон погибшим, направился к светящимся огонькам деревни. Однако, не доходя до неё, я остановился и пошёл назад. Когда нас везли на пустырь перед казнью, я заметил церковь. Уже позднее я узнал её название – церковь «Сретение». В деревне, как я подумал, меня продадут обязательно, в церкви – маловероятно. Когда я подошёл к церкви, я буквально окоченел от холода. Ведь на мне всё было мокро и это на морозном воздухе. Дверь церкви была заперта. Кругом ни души. Я постучал. Никакого ответа. Стучу громче. Я стал отчаиваться. Стучу изо всех сил. Вокруг всё уже стемнело. Стояла холодная тишина. И вдруг дверь отворилась и из неё вышел служитель.

– Что случилось, сын мой? – Я падаю перед ним на колени.

– Помогите, батюшка. Погибаю. – Вряд ли он понял меня. У меня зуб назуб не попадал от дрожи.

Он ничего не ответил, но судя по выражению его глаз, я понял, что он всё знает. Оглянувшись, служитель кивком головы предложил мне пройти за ним. Мы долго спускались вниз, в подземелье, и, наконец пришли в совершенно тёмную келью, размером в 5 кв. м. Здесь было тепло. Служитель зажёг свечу, велел мне полностью раздеться и ушёл. Вскоре он пришёл, неся с собой монашескую одежду и чайник с горячей водой. Открыв дверь кладовки, служитель достал чистый матрас, тёплое одеяло и подушку. Сунув руку в карман, он извлёк оттуда сухарь белого хлеба и стакан.

– Ложись, сын мой и отдыхай. Дай Бог тебе не заболеть. Выпей кипятку весь чайник и согрейся. Съешь сухарь, больше тебе есть нельзя. Какого ты вероисповедания, сын мой?

– Я еврей, батюшка.

– Ну - и хорошо перед Богом все люди равны. Отдыхай.

Я постепенно стал приходить в себя. Ночью меня стало сильно знобить. Видимо я простудился. Утром пришёл служитель и принес немного манной каши и баночку мёда. Приложив руку к моему лбу, он, покачав головой произнёс:

- Да, видимо простуда не прошла мимо. Кашля не было? – спросил он.

– Нет, не было.

– Ну дай, Бог. – И, тем не менее, я болел недели две. Служитель каждый раз на ночь натирал мне спину какой-то мазью и укрывал ещё одним одеялом. Вскоре я стал потеть ночью и почувствовал себя лучше. Молодой тренированный организм брал своё. Меня стали очень беспокоить мысли о моих родителях. Как они? Что им ответили в МГБ? Наверняка папа к ним обращался. Как мама всё это перенесла? Если я в начале не очень верил служителю церкви, то теперь я поверил ему полностью. Иначе зачем было ему со мной возиться? Взял бы и сдал палачам. И я решил попросить служителя послать какого-нибудь верного человека подать весточку родителям. Когда я поведал ему о моей просьбе, он очень рассердился и отказал мне категорически.

- Ни в коем случае, если не хотите погубить себя, своих родителей и возможно меня. Потерпи, сын мой, я придумаю что-нибудь получше. Однажды вечером служитель сел около меня на ящик и произнёс:

- Слушай меня внимательно, сын мой. Ты волей счастливого случая избежал, в отличие от своих товарищей, лютой смерти и возвратил себе самое дорогое – жизнь. Так береги её, будь внимательнее к своему поведению. Каждый раз думай и анализируй своё положение. Палачи твои сейчас знают, что ты мёртв, тебя нет. Это даёт тебе большой шанс в твоей дальнейшей жизни. Так используй его с умом. Вот тебе письмо к моему брату. Он живёт в большом селе под Свердловском и является настоятелем маленькой церкви. Здесь его адрес. Вот тебе новые документы на имя Петрова Валентина Савельевича. Отныне тебя теперь будут так величать. Привыкай. Здесь билет на поезд Москва – Свердловск. Отправление завтра в 8 часов вечера с Ярославского вокзала, а здесь деньги на необходимые расходы. Когда устроишься, вернёшь деньги брату. Пятую графу «национальность» не удалось изменить. У тебя еврейская внешность. Это вызовет подозрение. Начнут проверять. Это опасно. Брат поможет тебе устроиться механиком в большую МТС, находившуюся в том же селе. Завтра в 5 часов я тебя выпровожу из церкви и дам тебе небольшой чемодан, в котором будут лежать телогрейка, тёплые брюки и ещё кое что. В магазине купи себе немного простой еды на дорогу. Завтра я дам тебе старое пальто, свитер, брюки и шапку. В дороге старайся поменьше разговаривать. Упреждаю твой вопрос. Я делаю это как благотворительность, т.е. помощь человеку, очутившемуся в беде. И ещё раз предупреждаю. Не старайся подать весточку родителям. Твои палачи наверняка следят за вашим домом. У них везде стукачи. Помни это. Только через год, не раньше, когда обживёшься, сам будешь соображать как это сделать. Смотри, сын мой, жизнь дороже.

Итак, я оказался в большом уральском селе под названием «Горенки»....

Илья прекратил свой рассказ. Он закрыл глаза руками. «Извини» - тихо произнёс он. Плечи его тряслись. Я не стал его успокаивать, да и в этом не было необходимости. Через 10 минут рассказ Ильи возобновился:



- Эту ночь мы с папой не спали. Повесив на дверь тёплое одеяло, чтобы любопытные соседи не слышали ни звука, я подробно рассказывал папе что произошло со мной с момента ареста. Слушая мой ужасно трагичный рассказ папа часто, закрыв лицо руками, покачивался из стороны в сторону, читая молитвы, которые знал. Один раз, как-то взяв меня за руку, он увидел мои искалеченные запястья. Ужасный крик вырвался из его груди:

- Что это? Что с этими дорогими руками, ведь эти руки ещё недавно воспроизводили прекрасную музыку. Как же ты теперь будешь играть на скрипке? Я обнял его и ответил:

- Папочка не волнуйся. Так я не буду играть на скрипке. Но ведь за то я жив и рядом с тобой. А руки – это творчество бандита – министра МГБ Абакумова. Но ему ещё зачтутся его кровавые дела. Он ещё пожнёт ужасную смерть, которую заслужил.

- Умейн», - произнёс папа, в заключение моего предсказания.

Не мог я тогда предположить, что моё пожелание окажется пророчеством и Абакумов после пыток будет расстрелян, но уже при Хрущёве. Когда я кончил, весь свой рассказ о себе, папа обнял меня и произнёс:

- Мамочка, часто молилась за тебя, а когда тебя арестовали, не переставала этого делать. Это она тебя вымолила, упросив Бога, вытащить тебя из могилы и сохранить на земле. Это великое счастье -, и он горячо обнял меня. В ответ я сказал ему:

- Теперь, папа, слушай меня внимательно. Я хорошо устроен под Свердловском. У меня хорошая квартира, прекрасная работа, достаточная зарплата. Я больше ни на секунду не оставлю тебя в этом антисемитском клоповнике. Собирай вещи, но только самые ценные для тебя. Всё необходимое мы купим в Приуральске и в Свердловске и сегодня же поедем со мной на Урал. - Папа задумался и произнёс:

- Нет, сынок, я не оставлю маму. Кто будет её навещать? Нет, не поеду. Будем ехать друг к другу в гости.

- Нет, папа, как хочешь, но я не оставлю тебя здесь. Я обещаю тебе, что через два – три года мы обязательно вернёмся в Москву. А ты знаешь, когда я что-то обещаю, то выполняю обязательно.

Большого труда стоило мне уговорить папу.

- А как же моя пенсия? – спросил он. –

- Кому нужны эти копейки. Нам хватит денег. Собираемся. Значит так, после того, как ты соберёшь ценные для тебя вещи, запрёшь комнату и ключ заберёшь с собой. Я вынесу вещи и буду ждать тебя на углу дома. Там возьмём такси. Ты же скажешь соседям, что уезжаешь на Украину к брату. А потом ты не приедешь. Мало ли что может случиться. Квартиру твою вскроют не раньше чем через четыре - пять месяцев. Искать уже тебя никто не будет. Они вообще никого не ищут, даже сбежавших из колоний. У них бездонная бочка рабов, где они черпают их в любом количестве. Конечно, всё это мы говорили очень тихо, почти на ухо. И хоть я говорил папе собрать только ценные и памятные вещи, папа насобирал вещей очень много и мне нужно было выносить вещи по нескольку раз и оставлять папу дежурить на углу дома. В коттедже мне удалось договориться за дополнительную плату, что папа проживет со мной несколько дней. Я решил папу представлять везде как своего дядю. Через три дня мы добрались до Предуральска. И с этого дня мы с папой стали жить вдвоём.


После всех моих и папиных минувших переживаний, это были незабываемые дни. Зимой работы в МТС было немного и с ней прекрасно справлялись мои бригады.

Я рано приходил домой, где меня ожидала вкуснейшая еда. Папа прекрасно готовил и любил это занятие. Мы разговаривали, гуляли по живописному лесу, прилегающему к селу, смотрели телевизор. Постепенно я отходил от страшного пережитого. Папа тоже приходил в себя. Днём он читал книги, которые я ему приносил из городской библиотеки, гулял. Прошлое, как очень далёкое, стало отходить на второй план, за исключением одного. Это воспоминание о маме. Это даже не воспоминание. Мысли о мамочке никогда не покидали меня. Её образ всё время был передо мной. В эти мгновения глаза мои наполнялись слезами. «Милая мамочка, сколько горя я принёс тебе», часто произносил я вслух, но так, чтобы папа не слышал. А он тоже сильно тосковал по ней, только вида не показывал. Однажды я оказался случайным свидетелем того, как папа, уединившись в своей комнате, согнувшись, сидя на стуле, тихо рыдал по моей мамочке и, называя её по имени, часто повторял «милая, милая, как мне трудно без тебя». Я тихо покинул место, где стал случайным свидетем этой грустной сцены. В эти минуты папа вообще сторонился меня и переживал своё горе один.

В нашей квартире до моего ареста стоял большой чёрный диван с полкой наверху для небольших статуэток и зеркалом под этой полкой. Папа очень любил этот диван, часто садился на него с газетой в руках и клал руку на один из валиков дивана. Иногда он ложился на него и дрмал, укрывшись пледом. Однажды я был по делам в Свердловске и случайно зашёл в большой мебельный магазин. Первое, что бросилось мне в глаза, так это большой чёрный кожанный диван, удивительно похожий на тот, что был в нашей старой квартире, и который папа очень любил. Диван стоил очень дорого, но я его купил не задумываясь. Я долго искал грузовую машину и грузчика, согласного вместе с шофёром доставить диван к нам. Папы дома не было, он вышел погулять. Когда он пришёл, удивлению его не было предела.

- Ильюшенька, как тебе удалось раздобыть из Москвы наш диван? – Потом, вглядевшись внимательнее, он рассеянно произнёс: - да н - нет, это не наш диван, но как похож и какой удобный и красивый, какой большой!

- Успокойся, папочка, я купил его в Свердловске и теперь он твой. – Папа подошёл ко мне и долго целовал меня и благодарил. Радости его не было границ.


Не мог я тогда предположить, что моё пожелание окажется пророчеством и Абакумов после пыток будет расстрелян, но уже при Хрущёве. Когда я кончил, весь свой рассказ о себе, папа обнял меня и произнёс:

- Мамочка, часто молилась за тебя, а когда тебя арестовали, не переставала этого делать. Это она тебя вымолила, упросив Бога, вытащить тебя из могилы и сохранить на земле. Это великое счастье -, и он горячо обнял меня. В ответ я сказал ему:

- Теперь, папа, слушай меня внимательно. Я хорошо устроен под Свердловском. У меня хорошая квартира, прекрасная работа, достаточная зарплата. Я больше ни на секунду не оставлю тебя в этом антисемитском клоповнике. Собирай вещи, но только самые ценные для тебя. Всё необходимое мы купим в Приуральске и в Свердловске и сегодня же поедем со мной на Урал. - Папа задумался и произнёс:

- Нет, сынок, я не оставлю маму. Кто будет её навещать? Нет, не поеду. Будем ехать друг к другу в гости.

- Нет, папа, как хочешь, но я не оставлю тебя здесь. Я обещаю тебе, что через два – три года мы обязательно вернёмся в Москву. А ты знаешь, когда я что-то обещаю, то выполняю обязательно.

Большого труда стоило мне уговорить папу.

- А как же моя пенсия? – спросил он. –

- Кому нужны эти копейки. Нам хватит денег. Собираемся. Значит так, после того, как ты соберёшь ценные для тебя вещи, запрёшь комнату и ключ заберёшь с собой. Я вынесу вещи и буду ждать тебя на углу дома. Там возьмём такси. Ты же скажешь соседям, что уезжаешь на Украину к брату. А потом ты не приедешь. Мало ли что может случиться. Квартиру твою вскроют не раньше чем через четыре - пять месяцев. Искать уже тебя никто не будет. Они вообще никого не ищут, даже сбежавших из колоний. У них бездонная бочка рабов, где они черпают их в любом количестве. Конечно, всё это мы говорили очень тихо, почти на ухо. И хоть я говорил папе собрать только ценные и памятные вещи, папа насобирал вещей очень много и мне нужно было выносить вещи по нескольку раз и оставлять папу дежурить на углу дома. В коттедже мне удалось договориться за дополнительную плату, что папа проживет со мной несколько дней. Я решил папу представлять везде как своего дядю. Через три дня мы добрались до Предуральска. И с этого дня мы с папой стали жить вдвоём.

После всех моих и папиных минувших переживаний, это были незабываемые дни. Зимой работы в МТС было немного и с ней прекрасно справлялись мои бригады. Я рано приходил домой, где меня ожидала вкуснейшая еда. Папа прекрасно готовил и любил это занятие. Мы разговаривали, гуляли по живописному лесу, прилегающему к селу, смотрели телевизор. Постепенно я отходил от страшного пережитого. Папа тоже приходил в себя. Днём он читал книги, которые я ему приносил из городской библиотеки, гулял. Прошлое, как очень далёкое, стало отходить на второй план, за исключением одного. Это воспоминание о маме. Это даже не воспоминание. Мысли о мамочке никогда не покидали меня. Её образ всё время был передо мной. В эти мгновения глаза мои наполнялись слезами. «Милая мамочка, сколько горя я принёс тебе», часто произносил я вслух, но так, чтобы папа не слышал. А он тоже сильно тосковал по ней, только вида не показывал. Однажды я оказался случайным свидетелем того, как папа, уединившись в своей комнате, согнувшись, сидя на стуле, тихо рыдал по моей мамочке и, называя её по имени, часто повторял «милая, милая, как мне трудно без тебя». Я тихо покинул место, где стал случайным свидетем этой грустной сцены. В эти минуты папа вообще сторонился меня и переживал своё горе один.

В нашей квартире до моего ареста стоял большой чёрный диван с полкой наверху для небольших статуэток и зеркалом под этой полкой. Папа очень любил этот диван, часто садился на него с газетой в руках и клал руку на один из валиков дивана. Иногда он ложился на него и дрмал, укрывшись пледом. Однажды я был по делам в Свердловске и случайно зашёл в большой мебельный магазин. Первое, что бросилось мне в глаза, так это большой чёрный кожанный диван, удивительно похожий на тот, что был в нашей старой квартире, и который папа очень любил. Диван стоил очень дорого, но я его купил не задумываясь. Я долго искал грузовую машину и грузчика, согласного вместе с шофёром доставить диван к нам. Папы дома не было, он вышел погулять. Когда он пришёл, удивлению его не было предела.

- Ильюшенька, как тебе удалось раздобыть из Москвы наш диван? – Потом, вглядевшись внимательнее, он рассеянно произнёс: - да н - нет, это не наш диван, но как похож и какой удобный и красивый, какой большой!

- Успокойся, папочка, я купил его в Свердловске и теперь он твой. – Папа подошёл ко мне и долго целовал меня и благодарил. Радости его не было границ.



Это было незабываемое время. Долгими зимними вечерами мы сидели на этом диване тесно прижавшись дру к другу. С наружи выла снежная вьюга и метель запорашивала окна, ложась на стёкла толстым слоем снега. А у нас было тепло и уютно. Папочка иногда ложил свою голову мне на плечо и дремал, а я сидел неподвижно, боясь нарушить папин сон. Папа очень полюбил мой подарок. Часто он ложился на него клал голову на валик, укрывался маминым пледом и дремал.

Но однажды папа испугал меня не на шутку. У него стала болеть голова, он хрипло разговаривал, чихал и кашлял, а к вечеру у него поднялась температура 38 с половиной градусов. Я испугался не на шутку и вызвал неотложку. Врач – пожилая женщина, видно опытная, долго прослушивала его спину и заявила:

- В легких всё чисто, видно он перегулял и простыл. Я даже не буду ему выписывать таблетки. Давайте ему мёд с горячим молоком. Если будет ухудшение, вызовите снова. Было ещё рано, я помчался в магазин, купил всё что нужно. Через три дня папа выздоровел

В эти дни наш директор МТС Матвей Иванович Репин готовился к уходу на пенсию. Готовились и мы все к его почётным проводам. Матвея Ивановича любили и уважали. Отчитывая за дело провинившегося исполнителя, он никогда не повышал голоса и терпеливо объяснял его ошибку. Этим он как бы проводил воспитательную работу. С первых дней нашего знакомства, у нас установились с Матвеем Ивановичем тёплые отношения, особенно после всех удивившего моего ремонта «Форда», Он понял, что к нему по воле судьбы попал большой специалист, уважал мои знания и ни о чём не спрашивал. Карьера моя росла в основном по его настоянию. Как я узнал позже , 1-го декабря 1952 г. состоялось заседание Президиума ЦК. На нём выступил Сталин. Он заявил: “Любой еврей – националист, это агент американской разведки. Евреи считают, что их нацию спасла Америка… Они считают себя обязанными американцам. Среди врачей много евреев-националистов”. (Рассекреченные дневники бывшего министра В.А. Малышева. Б.Клейн. Е.М. №318. 1998).

Да! Вот так назначенный Лениным Первый Народный Комиссар по делам национальностей Советского многонационального государства соблюдал основы дружбы народов СССР. Мы с папой встретили Новый, 1953 год и наступило незабываемое 13 января – страшный день для еврейского населения страны. Такое произошло впервые в истории Советского государства. В этот день газета «Правда» опубликовала сообщение ТАСС «Об аресте группы врачей - вредителей». Там сообщалось, что арестована группа врачей, которые вредительским лечением умертвили товарищей Жданова и Щербакова. Врачи сознались также и в намерении убить маршалов Василевского, Говорова, Конева и других советских военачальников. Арестованные являлись агентами международной еврейской буржуазно-националистической организации «Джойнт». Арестованные получали задания от «Джойнта» через врача Шимелиовича и еврейского буржуазного националиста Михоэлса. ТАСС опубликовал списки арестованных врачей 6-и евреев и 3-х русских: М.Вовси, Б.Коган, М.Коган, Я.Этингер, А.Фельдман, А.Гринштейн, В.Виноградов, В.Василенко, Егоров. Такого откровенно направленного обвинения в Советской стране ещё не было. Оно являлось финалом антисемитских кампаний, проводимых КПСС через все СМИ в течение 4-х лет, направленных против еврейского населения Советской страны. После сообщения ТАСС, в стране началась изощрённая антисемитская вакханалия. Центральные газеты пестрели ужасными статьями и хулиганскими фельетонами. Каждый автор стремился превзойти другого, изощряясь в своих выдумках, лжи и, прямо говоря, хулиганстве. Тысячи людей отказывались лечиться у врачей-евреев, делать уколы у еврейских медсестёр и покупать лекарства у евреев в аптеках.

Маршал Конев, которого в 41-году Г.К. Жуков спас от расстрела, ходатайствуя за него перед Сталиным, истерически писал Сталину, что евреи собираются его отравить, и товарищ Сталин лишится самого преданного ему солдата. Всё напоминало сатанинские танцы помрачившихся умом людей. Вакханалия, как снежный ком, обрастала выдумками, людским страхом и ненавистью к евреям. Началось позорное дело врачей. Вообще антисемитизм, гулявший по стране, до нашего села особенно не доходил. Но часто бывая в Свердловске по делам я несколько раз почувствовал его. А в газетах и журналах типа «Крокодил», творилось невероятное. Итак, Сталин вплотную подошёл к организации второго Холокоста. Оставалось теперь осуществить его. По всей стране составлялись секретные списки евреев. “Уже в конце февраля по стране поползли слухи: евреев будут выселять в Сибирь. Слухи, нежелательные вождю, убирались немедленно. Эти слухи крепли.
Рассказывали, что в отдалённых районах Восточной Сибири и Дальнего Востока срочно строились неутеплённые бараки. Тысячи товарных вагонов загонялись на запасные пути узловых станций крупных городов. Доктора философии, крупные экономисты писали брошюры, в которых обосновывается необходимость депортации евреев из промышленных центров СССР.

Ну и, наконец, кульминация подготовки к Холокосту: заслуженные евреи – академики Исаак Минц и Марк Митин вместе с известным журналистом Яковом Хавинсоном (псевдоним Маринин), превращённые Сталиным в отвратительных советских лизоблюдов-упырей, давно утратившие всё человеческое, составляют обращение к товарищу Сталину еврейской интеллигенции. Читатель не поверит, но это было действительно так: «сами евреи всей страны в обращении просили товарища Сталина примерно наказать их и выслать «на освоение евреями просторов Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера”. (Отрывки из опубликованного чернового варианта. Профессор Я.Я. Этингер. “Это невозможно забыть”). Таким образом, невиновные люди сами признавали себя виновными. Многие евреи подписали это обращение. Их нельзя осуждать. Что было делать. Жестокие времена. Изощрённый ум преступника-людоеда знал, что делает.


Мы с папой готовились к худшему. Мы поняли откуда эта клика черпала подобное. Конечно от Сталина. Ведь Сталин читал газеты. Попробовали бы они писать что-то неугодное вождю. И вдруг меня вызвали в Приуральский горком партии. Подавая мне письмо, папа побледнел. «Кончилась сыночек наша тихая жизнь, теперь начнутся муки. Я то уже прожил жизнь, но ты … ты столько уже пережил и такое, которое другому на пять жизней хватит». – тихо сказал папа и заплакал… Как мог я успокаивал его, но сам предполагал худшее.

И произошло чудо. Меня принял секретарь горкома и произнёс следующее: -«Директор МТС Репин, уходя на пенсию, предложил возглавить МТС вам. Горком утвердил вашу кандидатуру. Поздравлю вас, Валентин Савельевич. Принимайтесь за дело. Желаю успехов». Я поспешил домой, чтобы обрадовать папу. Но он выслушал спокойно и без всякой радости заявил мне: « Я им всё равно не верю». Здесь я должен сказать, что власти, не смотря на мою русскую в паспорте фамилию, знали, что я по национальности еврей и хотя мой выговор был чистейшим русским, мой внешний вид немного выдавал мою национальность. Как-то 2-й секретарь горкома, пригласив меня в ресторан отметить свою прекрасно отремонтированную машину, выпив произнёс: «Ты ведь наш Валя, хоть и еврей. Но пусть тебя это не волнует. Пока ты нам помогаешь, тебе бояться нечего». Уж не знаю, что послужило причиной моего назначения, то ли то, что я не медработник, или то, что я успешно ремонтирую им личные и служебные автомобили. Но пережив свой страшный арест в 1950 году, я жил сегодняшним днём, папа тоже. Мне и папе было уютно, а о другом думать нам не хотелось.

А 5 марта в разгар дела врачей произошло новое чудо – умер вождь и диктатор СССР.

И, что характерно, так это то, что как по мановению волшебной палочки со страниц печати исчезли безобразные оскорбления евреев. Едучи по утрам на работу, я покупал все центральные газеты и дома внимательно просматривал их, опасаясь чего-то очень худшего. Наверное так делали многие евреи, но безобразной клеветы на евреев не было. А 4 апреля 1953 года выпустили всех арестованных медицинских светил, вернули им всем их заслуженные звания и награды и восстановили в должностях. После прохождения нескольких лет мы узнали, что такого диктатора, каким являлся Иосиф Сталин, не знала вся история человеческого общества ни до него, ни после. На его счету десятки миллионов загубленных жизней ни в чём не повинных советских людей и искарёженных судеб членов их семей. Ни один гражданин СССР не мог быть гарантирован от внезапного ареста, расстрела или превращения его в «лагерную пыль». Причём, характерно, что всё это происходило на фоне всеобщей любви советского народа и преданности его своему вождю - тирану. Сталин – зловещая фигура, стоящая у власти огромной страны СССР в течение почти трех десятилетий. С 1945 года его власть распространялась и на страны социалистического лагеря. Сталин – непомерное зло для народов не только советской страны, но и всего мира.

Сталин был злобным, коварным, наглым и циничным человеком. К тому же он был властолюбивым и мстительным, злопамятным и жестоким до патологической изощрённости. Сталин был Великим Инквизитором в истории, одним из величайших тиранов в жизни человечества. Он не был настоящим революционером, не мог им быть в силу своего преступного характера. Вполне возможно, и в это можно поверить, что Сталин был агентом царской охранки. Сталин не был и подлинным марксистом. Его теоретические работы по марксизму ему помогали писать вначале добрые марксисты, а когда он прочно стоял у власти, целый штат специально выделенных работников. Сталин также не был подлинным марксистским лидером партии, созданной Лениным. Той партии уже давно не было. Перекроенная Сталиным Ленинская партия, которой он же и руководил, была нужна ему для творения своих преступлений. Это была уже «сталинизированная» партия. Сталин растоптал моральные ценности человечества. Его жизненным кредо было могущество насилия в политике, что и порождало одно тяжёлое преступление перед народом за другим. По вине Сталина погибли миллионы лучших людей советской страны и других государств. Им была уничтожена старая русская интеллигенция – носительница передовой культуры и российских устоев. Он уничтожил лучший генофонд страны – видных партийных и государственных деятелей, учёных, военное руководство, деятелей культуры и искусства, лучших представителей рабочего класса и крестьянства. Он был палачом своего народа, жестоким тираном, на совести которого миллионы загубленных людей. Ко всем этим перечисленным страшным чертам «гениального вождя и учителя всех времён и народов», непревзойдённого в истории палача-людоеда, нужно прибавить и то, что Сталин был активнейшим, злобным антисемитом, люто ненавидящим еврейский народ «до мозга костей». Сталин также как и Гитлер, пользующийся своей безраздельной властью, активно ущемлял права советских евреев, довёл еврейское население страны до полного бесправия, а потом и вообще планировал «окончательное решение еврейского вопроса» в СССР и странах соцлагеря. Однако антисемитизм Сталина не наследственный. Как правило, грузины никогда не были антисемитами. Грузия, пожалуй, единственная страна, где отсутствовал традиционный антисемитизм. Антисемитизм Сталина - профессиональный.

Илья не надолго замолчал, и хотя из повествования Ильи о Сталине я уже кое-что знал, но я с большим удовольствием слушал обвинительную речь Ильи о Сталине. После небольшого перерыва Илья проложил:

- Итак, После захвата власти Хрущёвым в 1953-1954 г.г. начался процесс реабилитации. Во время этого процесса Хрущёв рекламировал себя поборником социалистической законности и справедливости. Но никуда не деться такому факту, что при Хрущёве, параллельно с процессом реабилитации, продолжался процесс репрессий. Уже при нём десятки тысяч людей были осуждены за “антисоветчину” по пресловутой статье «58». Совершенно замалчивался такой вопиющий факт, как преступный расстрел в Новочеркасске мирной демонстрации граждан, не согласных с повышением цен на мясо и молоко. И уж если говорить о соблюдении социалистической законности, поборником которой выступал Никита Сергеевич, то как можно объяснить дважды менявшийся по указанию Хрущёва приговор Верховного Суда СССР к валютчикам и торговым работникам?

После ареста Берии советские люди не задумывались, раз врагом был Берия, стало быть так оно и есть. И Берия должен понести наказание по всем советским законам. Было ясно, что МГБ перетрясли, негодяев выловили и что МГБ больше не будет государством в государстве, а будет подчиняться правительству страны. И, действительно, МГБ вскоре было переименовано в Комитет ГБ при правительстве СССР. Советские люди считали, что со всеми негодяями покончено раз и навсегда. Преступники схвачены и будут расстреляны. Однако советский народ ещё не знал всей правды. Советские люди ещё не знали как истинных размеров всех страшных репрессий, творимых над народом в советской стране, так и настоящего виновника этих страшных репрессий. Об этом они начнут узнавать после ХХ-го съезда партии и понемногу, и по чутьчуть, на протяжении 50-и лет, а то и больше, пока не будут раскрыты архивы государства. Но и в каждом этом «чуть-чуть» волосы вставали дыбом от ужасов преступлений сталинского режима. А пока на улицы городов и деревень страны опускалась «Хрущёвская Оттепель».

Во имя мира восстанавливались и развивались международные отношения с некоторыми государствами, порванные Сталиным. Были восстановлены дипломатические отношения с Израилем. Н.С. Хрущев имеет неоспоримые заслуги в развенчании «Культа личности Сталина», и это должно быть отмечено в истории. В начальный период его правления в стране Советов стало легче дышать. Повеяло свежим ветром перемен. Прогрессивным в его деятельности является и то, что он дал зелёный свет творчеству выдающихся ученых, развивающих многие области науки и особенно таких, как космонавтика и ракетостроение. Но постепенно он стал сам погрязать в создании собственного культа личности и собственного нарушения социалистической законности. Его преобразования в хозяйственной жизни страны содержали большие ошибки и наносили государству существенный вред. Роль Хрущёва в развенчании “культа личности” и предании гласности преступных действий сталинского режима, безусловно, должна быть отмечена в истории. Однако, в борьбе за власть Никита Сергеевич тоже преуспел. Об этом говорит его основательная чистка компрометирующих Хрущёва документов.

Будучи директором крупной МТС, я не сидел в своём кабинете. Как директору МТС мне была выделена служебная машина и шофёр. Я часто объезжал приуральские колхозы, сельскохозяйственные угодья, совхозы, присутствовал на собраниях колхозников, выяснял их нужды. Им нужна была сельхозтехника, новые тракторы и комбайны. Я постоянно ездил в приуральский горкком партии и требовал необходимые поставки сельхозтехники. Я не стеснялся и посещений обкома партии, участвовал в пленумах и часто выступал на партийно-хозяйственных активах. В результате производсво сельхозпродукции выросла в полтора раза.
Я не хочу приписывать себе эти заслуги, но моя лепта в этом большая.

В конце 1954 года я всерьёз задумался о своей реабилитации. Почему я должен скрываться и носить чужую фамилию?
Я был незаконно арестован и ликвидирован. Выжил только чудом. Я твёрдо решил заняться своей реабилитацией. Папа сильно возражал.

- Зачем это тебе, сыночек? Мы живём тихо, они никогда не узнают. Пусть так и идёт». Но я был не согласен. Единственное, что меня останавливало, так это то, что я скрыл что выжил. Но кто же добровольно полезет льву в пасть? После Двадцатого съезда КПСС, который состоялся в Москве 14–25 февраля 1956 года известным как осуждение идеологического наследия Сталина, его репрессий и его культа личности, а особенно после знаменитого выступления Хрущёва в конце съезда, я решил действовать. В то время советские люди знакомились с творчеством писателя Антонова-Овсеенко Антона Владимировича (1920-2013 И.Х.) – историка и публициста –сына известного революционера Антонова – Овсеенко, расстрелянного Сталиным. И я твёрдо решил с ним встретится. В одну из очередных командировок в Москву я позвонил из гостиницы Антону Владимировичу. Он сразу дал согласие встретится. Он принял меня в своей небольшой квартире. Я решил ему всё рассказать. Он слушал меня, раскрыв глаза от ужаса его охватившего, и когда я кончил долго не мог прийти в себя.

- Да, Валентин Савельевич, это ужасно. Вот под каким тираном мы жили. Могу ли я написать об этом?». Я ответил, что можно, но только с одним условием, обо мне ни слова.

- Очень жаль, но ваше слово для меня закон. Не беспокойтесь. А теперь могу вас обрадовать. Я изучал дело о сталинских репрессиях на ЗИСе. Все проходящие по этому делу реабилитированы ещё в 1954 году, в том числе и вы. Я помню вашу фамилию в деле. Может быть после этого сообщения вы снимите запрет?

- Нет, - сказал я, - я не уверен в стабильности новой власти. - Мы тепло расстались. Сообщением о моей реабилитации я был несказанно обрадован.



- Итак, я реабилитирован. Я могу раскрыть себя, попросить восстановление на работе и возвращение своих наград: Орден «Трудового Красного Знамени» и медали «за Трудовое отличие» и «За трудовую доблесть». Они считают меня мёртвым и поэтому не известили папу. По приезде домой, я всё рассказал папе, который слушал меня оень внимательно. Потом я обнял его, поднял на руки и стал с ним танцевать восклицая: - Я снова человек, советский человек и ненужно ничего скрывать. Я снова Илья Маркович, снова, снова. – Папа о чём-то меня просил, но я не слушал его и продолжал с ним танцевать. Я услышал его только тогда, когда увидел его бледным и испуганным. Он подумал, что я сошёл с ума. Я немедленно прекратил свои эмоции и усадил папу на диван. Папа не советовал мне раскрывать себя. «Нам ведь итак хорошо» - говорил он. И меня стали охватывать сомнения. Однажды по телевизору я увидел выступление нашего бывшего министра, а теперь с июня 1956 г. министра автомобильного транспорта и шоссейных дорог РСФСР тов. Лихачёва Ивана Алексеевича. Бывший «Красный Директор» Иван Алексеевич был большим другом Арона Филипповича Эйдинова. И меня он тоже знал хорошо. Как-то он пригласил нас двоих к себе на дачу. Ива́н Алексе́евич Лихачёв (1896—1956) — советский государственный деятель, один из организаторов советской автомобильной промышленности. Директор Московского автомобильного завода (ныне Завода имени И. А. Лихачёва). Член ЦИК СССР 7 созыва, депутат Верховного совета СССР 1—5 созывов. Член ЦК ... и т.д. 4 июня я твёрдо решил снова поехать в Москву.

Попасть на приём к Ивану Алексеевичу было не просто. Он был очень занят и, как министр он назначил мне приём только через пару дней. Пропуск мне был выписан естественно по моим документам, т.е. на Петрова Валентина Савельевича. Наконец я вошёл в его кабинет. Иван Алексеевич очень изменился – постарел, осунулся. Он встал из-за стола, пошёл мне навстречу и усадил в кресло. С каким то любопытством он разглядывал меня.

- Так вы директор уральской МТС? По каким же делам вас занесло ко мне, -произнёс он приветливо. - Фамилия ваша мне незнакома, а лицо напоминает мне кого-то … Где же я вас видел? – На минуту он задумался, что-то перебирая в памяти. И вдруг он приподнялся над свои столом. – И-илья? - удивлённо произнёс Иван Алексеевич. – Я качнул головой

- Так вы же….

- Вы правы, расстрелян. – Иван Алексеевич побледнел. – А Арон Филиппович?

- Погиб. – Иван Алексеевич закрыл лицо руками. - Мой бедный друг, мы столько лет были друзьями – прошептал он. Иван Алексеевич нажал кнопку. Вошла секретарь. – Мария Алексеевна, ни с кем меня не соединять,- приказал он ей и обратился ко мне:

- Рассказывайте Илья Маркович.

Мой подробный рассказ занял около 40 минут. Я всё описал с момента моего ареста. Он слушал с большим интересом. Иногда он доставал платок и промокал им глаза, иногда хватался за голову и выкрикивал: «сволочи», вот сволочи, садисты». Когда я кончил, Иван Алексеевич тихо встал из-за стола и, подойдя ко мне по-отечески обнял меня, приговаривая: «бедный, бедный мальчик, сколько же ты пережил». Сев за стол, он несколько минут молчал, постепенно приходя в себя. Потом произнёс:

- Ну, во-первых, вы все реабилитированы и ты в том числе. Твой истязатель Абакумов наказан. 12 июля 1951 года Абакумов был арестован, обвинён в государственной измене и сионистском заговоре в МГБ. После смерти Сталина обвинения против Абакумова были изменены; ему вменялось в вину «Ленинградское дело», сфабрикованное им же, согласно новой официальной версии. Предан закрытому суду в Ленинграде и 19 декабря 1954 года, уже после смерти Сталина, расстрелян в Левашово под Ленинградом. Но наверняка остались в КГБ негодяи, которые натравили на несчастных специалистов овчарок и те загрызли вас. Это уже не просто преступление. Это преступление против человечности и оно наказывается смертью через повешение. Они непременно будут наказаны. Во – вторых, я сегодня же напишу Никите Сергеевичу докладную, где опишу всё, что с тобой произошло. Я буду просить, чтобы тебя восстановили в должности - Главный Конструктор ЗИСа, – дали 6-комнатную квартиру в наших (сталинских) домах недалеко от завода, выдали тебе причитающееся пособие за перенесённые страдания и ещё – самое главное: у братской могилы невинных еврейских специалистов, расстрелянных сталинскими бандитами на пустыре Донского монастыря должен быть сооружён памятник.

- Спасибо, Иван Алексеевич, Но я совершил преступление. Я нанялся на работу по подложным документам.

- Ну нет, Ильюша. Это было вынужденное действие пострадавшего за преступление МГБ. По твоим документам тебя тут же арестовали бы и расстреляли. Это разные вещи.

Я не помнил как дошёл до метро Автозаводская, как сел в поезд. Очнулся я только в гостинице. На другой день я уехал в Приуральск. По-прежнему летели дни. Прошло три недели. И вдруг страшная весть чуть не свалила меня с ног. Закружилась голова. А с экрана телевизора неслось: «24 июня 1956 года скончался министр автомобильного транспорта и шоссейных дорог РСФСР тов. Лихачёв Иван Алексеевич. Он был награждён пятью орденами Ленина (в т.ч. 15.06.1956) орденом Отечественной войны I степени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, был лауреатом Сталинской премии второй степени (1949) — за разработку метода перевода поточного производства на выпуск новой модели автомашины без прекращения выпуска продукции. После смерти 24 июня 1956 года Иван Алексеевич был кремирован, прах помещён в урне в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве. После смерти Ивана Алексеевича в июне 1956 Московский автомобильный завод (бывший ЗИС) получил имя Лихачева - ЗИЛ.

Я очень переживал смерть Ивана Алексеевича. Я ни на секунду не верил в то, что Иван Алексеевич забыл о своём обещании. Видимо не успел. Смерть помешала ему. «Почему я такой не везучий»? Но тут же вспомнил убийство еврейских специалистов и стал по-настоящему корить себя. «Повезло, и ещё как повезло».

Прошёл год. Я уже был женат на замечательной девушке. Подрастала моя доченька. И мысли об её воспитании и образовании потянули меня в Москву. Денег у меня было достаточно и я решил купить кооперативную квартиру на окраине Москвы. Всё это я за год провернул и со второй половины 1959 года мы переехали в Москву. Тяжело было только прощаться с товарищами по работе и с партийным начальством. Они пытались отговорить и удержать меня как только могли. Но я твёрдо стоял на своём.

В Москве я устроился начальником конструкторской бригады в НИИ угольной промышленности. Я по прежнему соблюдал секретность своего положения. В стабильность хрущёвской власти я верил мало. Негодяев во властных структурах государства было немало. Я видел ошибки Хрущёва. Не малые действия оказывали на меня и папины советы. Он был пожилым человеком и я доверял его опыту. Наступил 1960 год. Вот тут ты и навестил меня по служебным делам. Извини меня, Исаак, но иначе я поступить не мог.

Шли дни и месяцы. Я хорошо помню тот день, когда папа с грустным видом вручил мне правительственную телеграмму. То, что я прочел, немало удивило и расстроило. Меня срочно вызывали в ЦК на Старую площадь. Я понял, что это результат хлопот Ивана Алексеевича. И, всё же я волновался. Меня принял один из секретарей ЦК КПСС.

«Тов. Краснокутский! От имени Совета Министров СССР примите мои извинения за незаконные действия правоохранительных органов в период сталинских репрессий, совершённых на пустыре Донского монастыря в ноябре 1950 года. Работники госбезопасности, совершившие эти незаконные действия сурово наказаны. 10 работников и министр МГБ Абакумов приговорены к высшей мере наказания расстрелу, остальные получили большие сроки заключения. Я обязан вам сообщить, что вы восстановлены в своей должности в Конструкторском бюро завода и с этого времени являетесь Главным Конструктором ЗИЛа. Вам возвращаются ваши награды. По ходатайству Свердловского обкома КПСС за образцовое руководство центральной МТС вы награждаетесь вторым орденом Трудового Красного Знамени. Вам и вашей семье предоставлена 6-комнатная квартира. Поздравляю вас, тов. Краснокутский»! Эта торжественная речь завершилась крепким рукопожатием. О памятнике жертвам сталинских репрессий по отношению к еврейским специалистам – ни слова.

Много раз я обращался в соответствующие институты власти о необходимости установить этот памятник, но воз и ныне там.

Илья встал и подошёл к окну. Он стоял и задумчиво смотрел во двор. Я, находясь под большим впечатлением рассказанного, не мог проронить ни слова. В кабинете воцарилось молчание. Через пару минут я встал, подошёл к моему другу и, положив руку на его плечо, произнёс :

- Спасибо тебе, Ильюша. – Он обернулся и с удивлением спросил:

- За что?

- За то, что ты есть.