История семьи Нахума Гинзбурга
Историю своей семьи Нахум начал издалека, со своего деда Залмана Гинзбурга.
Дед был вторым мужем бабушки. Имени своей бабушки Нахум не помнит, а фамилия у неё была Шубина, сохранившаяся от первого брака. От второго брака с Залманом у неё родились трое детей: старший сын Бэрл, дочь Эсфирь и младший сын Шмуэль 1874 г.р. (отец Нахума). Семья жила в белорусском местечке Петище (Могилёвской губернии). Как и большинство евреев вокруг, живших на территории Белоруссии после раздела Польши и присоединения этих земель с еврейским населением к России, семья была религиозной и жила по еврейским законам.
Группа евреев, к которой примкнул Залман, арендовала землю в местечке Светиловичи и занималась сельским хозяйством. Это было тяжёлое время для евреев. После убийства царя Алксандра 2-го в марте 1881 года в России прокатилась волна еврейских погромов. Прошлась она и по Залману Гинзбургу. В 1882 году в один из дней запряг он лошадь и поехал на базар продать урожай и купить необходимые товары для дома, для детей. Он был жестоко убит, лошадь привезла его домой мёртвого с разбитой головой.
Вскоре умерла бабушка, оставив трёх сирот. Шмуэлю было в ту пору 9 лет. По-разному сложились судьбы детей. Шмуэль попал в хорошие руки. Человек, воспитавший Шмуэля, был мастеровой и научил его многому, дал путёвку в жизнь. Шмуэль освоил профессию столяра, стал высоко квалифицированным краснодеревщиком. Будучи человеком талантливым, он выполнял сложнейшие работы по дереву, изготовлял инкрустированную мебель. К нему обращались с заказами помещики, дворяне, аристократы. Как правило, заказчик выделял ему флигель, давал рабочих, а также придавал женщину, которая готовила ему кошерную пищу. Шмуэль обустраивал заказанное помещение, изготовляя оригинальную красивую мебель. Он хорошо знал и чувствовал лес. На корню выбирал дерево твёрдой породы, которое рабочие срубали и распиливали вручную. Затем доски подвергались специальной обработке. У Шмуэля заранее рождался план использования данного дерева.
Одно из его изделий существует до сих пор и знакомо многим. Это ломберный столик в парке графа Паскевича в Гомеле. На нижней стороне столешницы можно увидеть его клеймо.
Нахум помнит рассказы Шмуэля о его встрече с графом Паскевичем. Граф увлекался толстовщиной и встретил Шмуэля босой, в свободной на выпуск рубахе. Граф показал Шмуэлю грот и могилу своей собаки Лорда, они долго беседовали, после чего он сделал свой заказ.
Шмуэль часто присутствовал на балах и приёмах своих заказчиков, где ему подавали отдельно кошерную пищу. Шмуэль был разносторонне одарённым человеком, хотя кроме хедера, нигде не учился. Ему приходилось выполнять разные работы - он делал древесный уголь, клал печи, валял валенки и др. Разбирался он и в механике, сконструировал станок для изготовления сапожных гвоздей, в совершенстве владел столярным и слесарным делом, обработкой дерева и металла. У него был девиз: если кто-то сумел изготовить, я смогу починить. По воспоминаниям Нахума из рассказов отца, Шмуэль бывал в Бахчbсарае, где участвовал в реставрационных работах.
Кроме того, Господь наградил его ещё одним талантом - прекрасным баритоном и абсолютным слухом. В семье из поколения в поколение передаётся история о том, как один меценат возил Шмуэля в Милан, где его прослушали и предложили остаться. Однако, Шмуэль отказался, т.к. считал себя обязанным выучить детей своих сводных сестёр и братьев, вывести их в люди. Это ему удалось. Все получили высшее образование. Среди них были врачи Кремлёвской больницы (проходили по "Делу врачей", позднее реабилитированы), был полпред в Китае, был заместитель наркома лёгкой промышленности, был сотрудник и соратник Орджоникидзе и другие ответственные работники.
В 1918 году Шмуэль женился, построил дом в Светиловичах Гомельской области, началась его семейная жизнь. Женой Шмуэля стала Фейга Гутман, образованная, активная, член еврейской партии "Бунд". Её старший брат был революционером и погиб в ссылке. Нахум помнит её рассказы о том, как во время революции в Белоруссию приезжал Лев Троцкий, и она ходила на его выступления. Фейга была из многодетной семьи. Её мать Эстер-Хана была религиозной женщиной, а отец Лейба не придерживался строгих еврейских правил и традиции соблюдал выборочно. Он дружил с попом отцом Александром, который прятал евреев от погромов. До революции отца Александра преследовали за это и убили его жену, а его самого привлекли к суду. В суде Лейба выступил в защиту отца Александра. Он также часто выступал защитником крестьян в различных ситуациях. После революции отца Александра преследовали за религию, и уже Лейба прятал его и украдкой носил ему еду.
Их взгляды и отношения характеризует короткий диалог
- Александр упрекает: Богохульник ты, Лейба!, а тот отвечает:Как же я могу хулить того, кого нет? Впоследствии евреям удалось отправить из страны отца Александра на пароходе.
Время было неспокойное, шла Гражданская война, и, как всегда, от банд разного толка больше всех страдали евреи. Во время очередного погрома бандиты сожгли дом Шмуэля, семья бежала в Мозырь. Там Шмуэль устроился на работу, а жить начали в съёмной квартире. Предприимчивый Шмуэль присмотрел двухэтажный помещичий дом из 16 комнат, просторный, с красивым входом, в хорошем состоянии и решил его приобрести. Он предложил двум нэпманам (Шапиро и Герберу) сложиться и на паях купить этот дом. Они оценили предложение и согласились на участие. Купленый дом разобрали по частям, сплавили по Припяти и построили заново дом в Мозыре по улице Ленина 17а, на пустыре возле сада. Ранее на этом месте стоял дом еврея Шустермана Давида. По-видимому, его дом был разрушен при погроме или во время гражданской войны. Власти дали разрешение на строительство с условием, что в новом доме поселится польская семья коммуниста Тозика. Выстроили дом из четырёх квартир по четыре комнаты. Каждой семье по квартире. Но семья Шмуэля разместилась в двух комнатах, а две другие комнаты своей квартиры сдавала семье Ботвинкиных с детьми подросткого возраста.
Из жизни в Мозыре Нахум помнит, что жили дружно, часто дети под руководством сестры Дины организовывали домашние вечера, концерты. Было интересно, много читали. У матери была большая библиотека, она знала польский, русский, белорусский языки, а также идиш и иврит.
В 1933 году по решению властей всех жильцов дома выселили и превратили его в Дом Красной Армии. Тозику, как партийному работнику, предоставили квартиру. Шапиро и Гербера арестовали и вскоре расстреляли. Семье Гинзбургов, которая уже состояла из пяти человек (Шмуэль, Фейга и дети Дина 1921 г.р., Залман 1923 г.р. и Нахум 1927 г.р.) предстояло устраиваться самостоятельно. А этот дом в 1938 году сгорел, ходили слухи, что его поджёг сын Гербера Юра.
Шмуэль устроился в Гомеле на работу в отдел технического контроля инструментально-деревообделочного завода, где ему предоставили комнату в общежитии. Шмуэль был строгим контролёром, относился к работе очень ответственно и не пропускал брак. Из-за этого возникали конфликты с некоторыми рабочими, имели место даже доносы. Однажды Шмуэлю пришлось откупиться от очередного доносчика скрипкой собственного изготовления. Здесь он также проявил предприимчивость, попросил у Котляра, директора завода, разрешение использовать отходы (опилки, толь, горбыли и др.) и организовал изготовление строительных щитов из отходов производства с последующей сборкой из них домов.
Дома строили для себя работники фабрики, будущие жильцы. Построил дом и Шмуэль для своей семьи, в котором они прожили до 1939 года. За время работы на Гомельском Инструментально-деревообделочном заводе Шмуэль разработал и внедрил более 10 рационализаторских предложений. Это подтверждается сохранившейся справкой, в которой перечислены приспособления и усовершенствования, предложенные Шмуэлем и давшие хороший эффект. Мастерил он в сарае, где оборудовал себе рабочее место. Там же он изготовил действующую модель льнотрепальной машины. Эта модель и снопы льна были установлены на полуторке, которая участвовала в демонстрации на 1 Мая. Дочь Шмуэля, Дина, одетая в белорусский национальный костюм, трепала лён, демонстрируя работу папиного детища. Шмуэль вычертил детали своей машины на фанере и отправил их в Москву в Наркомат легкой промышленности. Нахум помнит, как детали модели из фанеры упаковывали в контейнер для отправки. В наркомате рассмотрели проект, одобрили его, но не приняли к производству, т.к. уже был налажен выпуск другой конструкции. Однако, к Шмуэлю отнеслись очень тепло, ему выдали новый костюм и обувь, сводили в оперный театр, в котором он побывал впервые и прослушал оперу "Евгений Онегин". Домой он вернулся настоящим джельтменом и часто напевал арии из оперы.
Интересен один факт из жизни того периода. Партийные работники пропогандировали атеизм и пытались убедить Шмуэля отказаться от веры в Бога. Однажды приехали два человека, зашли в квартиру и велели Шмуэлю собираться и идти с ними. Он заподозрил худшее, очень испугался и стал прощаться с семьёй, а жена стала собирать вещи. Но всё оказалось иначе. Просто с ним провели эксперимент, подняв его на самолёте в небо, а затем задали вопрос, видел ли он на небе Бога. Так как он Бога в небе не видел, его зачислили в "безбожники номер 1".
В 1939 году Шмуэль вместе со старшим братом Бэрлом купили старый дом в Речице, заменили в нём сруб, сделали пристройку, подновили его и переселились. В пристройке Шмуэль оборудовал мастерскую, в которой изготавливал различные механизмы. Дети часто помогали ему, вручную крутили ручку привода, т.к. в доме не было электричества. В эти годы он сконструировал и изготовил станок для изготовления морских канатов, который так и остался в пристройке.
В этом же году дочь Дина закончила школу и поехала в Москву поступать в институт, остановилась у дяди, который работал на мосфильме. Дядя с семьёй жил в элитном доме на набережной реки Москвы, в котором жил Маршак, вдова Чкалова и семьи других знаменитых людей. Дина прожила в Москве несколько месяцев. У неё была возможность часто бывать на киностудии, наблюдать процессы киносъёмок. На съёмке фильма "Подкидыш" ей посчастливилось познакомиться с самой Фаиной Раевской.
В Москве жило много родственников, как со стороны отца, так и со стороны матери. Многие из них занимали ответственные посты. Один из них был дипломатом, полпредом в Китае, женатым на известной американской журналистке прокоммунистического толка, еврейке Анне-Луизе Стронг. Однажды он пригласил домой министра иностранных дел Литвинова, устроив в его честь приём, на котором присутствовала и Дина. Знакомство с такими людьми и дружба с их детьми оказали влияние на становление личности Дины. Однако, поступить в институт ей не удалось, и она вернулась к родителям в Речицу.
В следующем, 1940 году старшие дети, дочь Дина и сын Залман, покинули родительский дом. Дина поступила учиться в педагогический институт в Минске, а Залман был призван в ряды Красной Армии и зачислен в Гомельское автомобильное училище. Сохранились его письма домой в первое время обучения в училище.
С большой теплотой, уважением и любовью Нахум рассказывает о своих брате и сестре.
Залман был высоким, сильным, мужественным и гордым парнем с независимым характером и лидерскими качествами. В Речице он поступил в русскую школу, в которую накануне была преобразована еврейская школа. Еврейские учителя плохо владели русским языком, и на первом же уроке в знак протеста Залман выскочил из окна и увёл за собой весь класс. Конечно, не обошлось без разбирательств. Был случай, когда он подрался с одним антисемитом за его оскорбления, после чего был суд. В суде он признал свою вину, но попросил разрешения ещё раз ударить негодяя. Однажды Залман стоял в очереди в продуктовом магазине, за которой наблюдал милиционер. Вдруг милиционер начал выгонять Залмана из очереди, хотя люди подтверждали, что он здесь стоял. Милиционер начал силой вытаскивать Залмана, и тогда Залман оттолкнул его, да так, что милиционер покатился по ступенькам. Этого Залману не простили, его три дня держали в участке и избивали. Отец на телеге привёз его домой еле живого, и мать долго выхаживала его. После этого случая Залман решил, что он должен стать офицером и начал добиваться зачисления в военное училище.
Дина в педагогическом институте активно занималась общественной работой, часто писала статьи и фельетоны, у неё проявились интерес и тяга к литературе, она была знакома со многими белорусскими поэтами и писателями.
На начало войны в семье оставался только Нахум, но и он после объявления войны сбежал из дома. Оставшись без детей и ничего о них не зная, Шмуэль и Фейга долго надеялись получить хоть какую-нибудь весть о них, но не дождавшись, сели на последнюю баржу, отбывающую из Речицы, и по Днепру доплыли до Киева. Оттуда поездом, в теплушке, добрались до Сталинградской области и обосновались в колхозе имени Сталина, село Селитренное Харабалинского района.
С началом военных действий училище, курсантом которого был Залман, вместе с частями Красной армии с боями отступало до Смоленска. Оттуда курсантов отправили в Горький в первое танковое училище. По окончании училища, Залману было присвоено звание лейтенанта, и он был отправлен на фронт командиром среднего танка. Но с ноября 1942 года след его потерялся, он пропал без вести. О боевом пути училища ничего не известно. Много раз родственники делали запросы о судьбе Залмана в различные инстанции, но отовсюду получали отрицательные ответы.
Дина к этому времени закончила первый курс минского пединститута, но уехать на каникулы домой помешала война. Она жила на квартире вдвоём с подругой на улице Немига. Из воспоминаний Виктора Яценко (сына Дины) о рассказах матери про эвакуацию, события происходили следующим образом.
В первые дни войны в Минске была паника и полная неразбериха, вражеские самолёты бомбили город, жители бежали, покидали город, кто как мог. Подруга Дины погибла. (Об обстоятельствах её гибели Нахум и Виктор не знают). Пединститут, как и большинство организаций, не был эвакуирован. Не застав никого в институте, Дина в полном замешательстве брела домой. В этот момент какой-то прохожий сказал ей: "Девочка, что ты тут делаешь? Немцы уже входят в город, беги на вокзал, может, успеешь попасть в последний эшелон". Это случилось на восьмой день войны, когда немцы вошли в западную часть города. Зайдя домой, она взяла документы, кое-что из вещей и побежала на вокзал. Там действительно стоял переполненный эшелон, в который Дина с трудом втиснулась. Поезд тронулся, но уже через несколько минут его настиг немецкий самолёт. Самолёт сравнял скорость с поездом и некоторое время летел над ним так низко, что пассажиры видели смеющегося лётчика. Он стал стрелять из пулемёта, а затем сбросил бомбу на паровоз. Люди стали выпрыгивать из вагонов, было много раненых и убитых, люди кричали, теряли друг друга. В этой суматохе Дина увидела плачущего маленького мальчика, который потерял маму. Она взяла его на руки и вместе с толпой пешком, стала пробираться на восток. Она хотела попасть в Москву, где жили родственники, но в Москву без прописки не пропускали, она смогла добраться только до Смоленска. (Сейчас Нахум и Виктор не могут рассказать о всех трудностях этого пути, о которых позже рассказывала им Дина. Запомнился только один факт о том, что неоднократно люди, бежавшие вместе с Диной, советовали ей избавиться от чужого ребёнка. Они опасались, что своим плачем он может всех выдать, когда немцы были поблизости.)
Переправившись через реку (Днепр или один из его притоков), она оказалась в воинской части. Солдаты были поражены её видом. Перед ними стояла истощённая молодая женщина, в оборванных одеждах с ребёнком на руках. Далее она попала в эвакопункт, где её накормили и приодели. Здесь, на эвакопункте, произошло одно из чудес из жизни Дины, нашлась мать ребёнка.
Эвакуированных отправляли поездами на восток. Дина оказалась в одном из колхозов Пензенской области. Повидимому, там расквартировывали эвакуированных. Дину приняла пожилая пара, у которой было большое хозяйство, и Дина пришлась им по сердцу. Она помогала по хозяйству, т.к. с детства была приучена ко всем видам работ. Хозяева даже хотели её удочерить.
А что же тринадцатилетний Нахум?
Будучи впечатлительным мальчиком, воспитанным на патриотических фильмах "Если завтра война", "Джульбарс", "Три танкиста" и др., много читавшим советскую литературу и впитавшим идеологию военного патриотизма, решил бежать на фронт, чтобы увидеть, как немцев будут бить. Назавтра после объявления войны, вдвоём с товарищем они сели в военный эшелон, на открытых платформах которого находились артиллерийские орудия, забрались под нары и никем не замеченные доехали до станции Птичь. При проверке ребят обнаружили и ссадили с поезда.
Мальчики остались в незнакомом месте и не знали, что делать. Случай помог Нахуму, на станции он встретил знакомого возницу (балагулу "дэр Мотл"), который взял его на подводу и отвёз в расположенное вблизи местечко Копаткевичи, где жила мамина сестра, тётя Лиза Цфасман, в девичестве Гутман. А друг его остался на станции, и только спустя много лет Нахум узнал, что он выжил.
У еврейского населения местечка встал вопрос, что делать, бежать или оставаться. Евреи решили как можно скорее покинуть эти места. Собрался обоз из 11 подвод, в том числе две подводы с семьями белорусских и польских партийных работников. Второго июля 1941г. обоз тронулся в путь, руководил обозом Мойше Цфасман. На одной из подвод выезжала семья тёти Лизы, взяв с собой Нахума. Муж тёти Лизы, Натан, уходя на фронт, поручил жене оставить Нахума в семье и относиться к нему, как к родным детям. Тётя с двумя малыми детьми и бабушка Эстер-Хана Загальская сидели на телеге, а рядом пешком шли Нахум и старшие дети тёти Лизы.
Недоезжая до Калинковичей, на лесной дороге обоз втретился с немецкой диверсионной группой (трое солдат и офицер), одетой в красноармейскую форму. Офицер хорошо говорил по-русски. Он говорил, что немцы очень гуманно относятся к населению, ничего плохого евреям не сделают, что Минск и Смоленск уже взят и советовал вернуться. Так Нахум впервые встретил немцев. Он считает, что, возможно, это был потомок бежавших на Запад белогвардейцев. Евреи ему не поверили и продолжали путь. Когда дошли до Брагина прошёл слух, что неподалеку под Мышанкой Красная армия разбила немцев. По приезду в Брагин, где жила тётя Фрума (другая мамина сестра) с семьёй, старший сын тёти Лизы, Иосиф, и ещё несколько человек поехали в разведку в Копаткевичи для проверки обстановки и прихватить кое-какие вещи. Нахуму поручили ночью пасти лошадей.
В одну из таких ночей Нахум второй раз столкнулся с немцами. Были сумерки, спокойно паслись стреноженные лошади. Вдруг послышался шум немецкого самолёта, и с него на парашютах спустились 16 немцев в полной амуниции, среди которых был фельдфебель и офицер. По команде фельдфебеля десантники выстроились в две шеренги спиной к лесу и лицом к офицеру и Нахуму. Нахум говорит, что он тогда не испытывал страха и находился в полной прострации. Фельдфебель заметил Нахума и сказал об этом офицеру. Когда тот повернулся, они встретились взглядом, но реакции не последовало. Немцы не стали собирать парашюты и ушли по дороге, забрав пулемёты, миномёты, автоматы. Они были хорошо вооружены. Вскоре проезжала в том же направлении машина красноармейцев. Вид их разительно отличался от немцев, они были плохо одеты и слабо вооружены. Больше Нахум их не видел.
Группа евреев, уехавшая в разведку, отсутствовала неделю. Когда они вернулись, беженцы срочно стали собираться в путь. Тётя Лиза хотела взять с собой сестру Фруму с семьёй. Однако, бабушка считала, что в обозе нет места для них. Кроме того, община Брагина была враждебно настроена против беженцев. Следует отметить, что в Брагине жило несколько семей ортодоксальных евреев и семья тёти Фрумы была глубоко верующей. Они считали, что не нужно никуда уезжать, а следует молиться Богу, и ничего плохого не произойдёт. А тех, кто уезжал, они проклинали, швырялись им вслед коровьими "лепёшками".
Участь их печальна. Фрума, её муж Лейба-Мордехай и дети погибли. При расстреле пуля попала в ребёнка, которого Фрума держала на руках, а Фруму не задело. Она лишилась рассудка, две недели носила на руках мёртвого ребёнка, бродила с ним по лесу, пока встретил её полицай и убил. Об этом Нахум написал и передал в Яд Вашем.
По броду перешли Днепр, оказались на территории Украины и выехали на дорогу, ведущую на Конотоп. Надо было пересечь речку - приток Десны. Украинцы указали брод, однако, там оказалось заболоченное место, лошади застряли. Украинцы были враждебны и агрессивны, смеялись над евреями и даже били беженцев, Нахум помнит, как кнут прошёлся по нему. В этом месте белорусские и польские партийные работники оторвались от обоза и исчезли.
В Конотопе царила полная анархия, стало известно, что из местного хлебозавода руководство разбежалось, и вся его продукция осталась бесхозной. Евреям удалось запастись хлебом. После тяжёлой переправы, немного отъехав, обоз остановился на отдых. Вдруг появились несколько конных красноармейцев и велели быстро уходить, т.к. здесь будет бой. Вскоре действительно завязался бой, а беженцы не успели уехать и оказались между воюющими сторонами. Обоз с трудом вырвался из опасного места и двинулся дальше на Курск.
Когда проезжали через Льгов, русские люди хорошо приняли беженцев, дали возможность помыться, накормили. Следует отметить, что на территории Российской федерации на всех станциях была подготовлена встреча беженцев, была организована кормёжка, санобработка, ночлег.
Весь путь до Курска в 600 км преодолели за три недели, и почти всю дорогу Нахум шёл пешком. Тётя Лиза ушла на станцию узнать насчет поезда, вернулась под утро. В соответствии с её сведениями все сели на поезд, идущий в Поволжье. Это был товарный состав, ехали в теплушке и прибыли на станцию Безымянную Саратовской области. Местное руководство организовало встречу беженцев, прибывающих на станцию ожидали на телегах. Здесь евреи встретили немцев Поволжья, которых переселяли в Сибирь, а освобождавшиеся населенные пункты заселяли беженцами. Нахум с родственниками оказался в селе Майн Гейм, колхоза имени второй пятилетки Лизандергеймского кантона.
Семья тёти Лизы разместилась в большом высоком доме. Тётю Лизу направили работать на птичник, а Нахуму поручили возить воду из колодца-журавля по фермам. Наступили холода, а Нахум был в порвавшейся летней одежде. По его просьбе ему выдали кордовый костюм. Сохранилось его заявление с резолюцией: "Бух. Выдать брюки и рубашку за наличный расчёт".
В зимнее время набирать воду из обледенелого колодца было трудно. В начале 1942 года Нахума перевели пастухом молодняка лошадей. Небольшой опыт по уходу за лошадьми у него уже был, но здесь всё было серьёзней. Нахум не смог уберечь весь табун, и часть лошадей убежала. Председатель колхоза дал два дня на поиски, Нахуму грозила тюрьма. Двое суток Нахум искал лошадей в степи. Помог случайно встретившийся казах, который указал, где пасётся табун лошадей. И хотя лошади оказались чужие, Нахум пригнал их в колхоз и был прощён.
Весной 1942 года пришло письмо из села Селитренное Сталинградской области. Оказывается, Дина разыскала родителей и приехала к ним. Через родственников они узнали место нахождения Нахума и все трое написали ему письмо, а вскоре они вместе приехали в Майн Гейм. Вот тогда Нахум узнал о том, как бежали и эвакуировались Дина и родители.
Гинзбурги не остались в Майн Гейме, забрали Нахума и поехали в Копентальскую МТС. Там Нахум пас коров местных казахских жителей, которые расплачивались с ним продуктами. Раз в неделю ему давали молоко. В этот период Нахум практически был кормильцем. Когда он проходил со своим стадом по полям, то подбирал колоски и прятал их в сумке. Дома отец их молол, и из них готовили пищу. В те годы это считалось преступлением, за которое можно было угодить в тюрьму. Однажды Нахума заметили объезчики на лошадях, которые ловили таких "преступников". Что есть силы Нахум побежал и спрятался на чердаке дома замполита, которого накануне арестовали. Переждав, когда погоня закончится, он обошёл пустой дом и к своей большой радости нашёл там кусочек сала.
Семья эдесь бедствовала и через пару месяцев разъехалась. Родители с Нахумом переехали в село Красный Яр Саратовской области. А Дина поехала в город Энгельс, т.к. там легче было найти работу.
В Красном Яру отец работал рабочим в МТС, а жили в красном уголке, приспособленном под жильё. Был огород и небольшое хозяйство, с которым управлялась мать. Нахум вспоминает, как он пешком нёс мешок картошки сестре Дине в Энгельс. Нахума определили к жестянщику Голубу, они изготавливали радиаторные трубки для тракторов. Там Нахум придумал приспособление для протяжки трубок, а отец помог его изготовить.
Весной 1943 года родители с Нахумом переехали в село Подстепное, в колхоз "Большевик". Шмуэль устроился столяром на подсобном хозяйстве военного завода. Зарабатывал он ещё и тем, что клал печи в домах местных жителей и устанавливал двойные рамы.
К сожалению, здесь семью подстерегала беда, Шмуэль заболел дизентерией. Организм был ослаблен, необходимых лекарств и условий не было. Его поместили в районную больницу, где он пролежал неделю и скончался. Дина успела застать его живым и попрощаться. Перед смертью он попросил приподнять его, чтобы увидеть солнце. Последние слова его были об Ерушалаиме.
Единственным кормильцем остался Нахум. Ему приходилось выпонять различные работы, он был и конюхом, и свинопасом, и возчиком, и посыльным. Председатель колхоза поручил Нахуму вырастить жеребёнка, которого родила кобыла командира. Нахум справился с этим, и жеребёнок привык к нему. По распоряжению руководства в Подстепном Нахум учился и закончил 7-ой класс.
Дина в Энгельсе нашла работу в детском саду, но жить было негде и до первой получки не на что. В очень тяжёлом душевном состоянии она сидела на улице и плакала от безысходности. И снова произошло чудо. Проходивший мимо мужчина заметил плачущую девушку и стал расспрашивать, что случилось. Выслушав Дину, этот благородный человек проявил участие и предложил ей пожить у него. Это оказался сотрудник института животноводства Украины, эвакуированного в Энгельс из Харькова, профессор Александр Ефимович Яценко. Так, по воле случая оказались вместе эти два прекрасных человека – юная Дина и умудрённый жизнью Александр, полюбившие друг друга и впоследствии создавшие семью.
В декабре 1943 года институт возвращался в освобождённый Харьков, вместе с институтом уехал А.Е. Яценко и увёз с собой Дину.
Приехав в Харьков, А.Е.Яценко оформил и отправил в село Подстепное вызов семье Дины. Председатель колхоза проявил участие, дал жеребёнка, выращенного Нахумом, сани и провожатого. Таким образом мама Фейга и Нахум смогли преодолеть 40 км и добраться до Энгельса, а оттуда по железной дороге до Харькова. В Харьков они прибыли в конце 1944 года. Сестра Дина устроила Нахума в артиллерийское подготовительное училище.
Нахум хорошо помнит День Победы. Он тогда жил у сестры. Около 4-х часов утра послышался шум, хлопки, выстрелы. Не одеваясь, встревоженная сестра выбежала на улицу в одной сорочке, за ней Нахум. Улица была полна народу, многие выскочили из домов в одном нижнем белье. Царило ликование, люди обнимались, целовались, город безумел от счастья, от долгожданной Победы.
Дальнейшая их судьба сложилась следующим образом. Дина посвятила свою жизнь мужу, большому учёному, генетику в области животноводства. Она фактически стала его секретарём, вела его переписку и архив, редактировала и готовила к публикации его научные труды. Она вообще была разносторонне одарённой личностью, увлекалась античной культурой и учениями древних философов, окончила школу модельеров и прекрасно шила. Кроме того, Дина унаследовала от отца музыкальность, у неё был от природы поставленный голос мецо-сопрано, она окончила музыкальное училище и один курс консерватории. Будучи в Москве на получении Сталинской премии, присуждённой мужу, она прослушивалась у известной певицы Максаковой и получила приглашение остаться. Но также, как и отец, музыкальную карьеру она принесла в жертву семье. Тем не менее она работала в Харьковской филармонии и часто выступала с классическим репертуаром на различных сценах.
В 1993 году Дина репатриировалась в Израиль и после тяжёлой болезни скончалась в больнице в 2008 году. В последний свой осознанный день она попросила санитара, выходца из Италии, вывезти её в коридор. Они останавливались перед открытыми дверьми каждой палаты и вместе исполняли популярные арии из опер, чем доставляли удовольствие больным. Так Дина последний раз послужила людям, после чего впала в кому и больше не приходила в сознание. Её похоронили в Иерусалиме. Её единственный сын Виктор живёт в Израиле.
Послевоенная жизнь Нахума началась с окончания Харьковского подготовительного, а затем Сумского артиллерийского училища. После семи лет военной службы Нахум демобилизовался и с отличием окончил Харьковский инженерно-строительный институт. В качестве строителя Нахум работал на различных инженерных и руководящих должностях в Белоруссии, Сибири, Дальнем Востоке, а также в Монгольской народной республике, где ему было присвоено звание "Почётный строитель Монголии". В период работы на Дальнем Востоке был внештатным корреспондентом газеты "Б А М". Имеет правительственные награды: медаль "30 лет Советской Армии и Флота", медаль "50 лет Вооружённых сил СССР", медаль "За строительство Байкало-Амурской магистрали".
В 1990 году вышел на пенсию, в 1992 году репатриировался в Израиль. Живёт в Ашдоде, является членом ашдодского литературного объединения, пишет стихи. Часто печатается в ашдодском литературном альманахе "Паруса". Имеет двух дочерей и двух сыновей (двое от первой жены, двое от второй, с которой Нахум живёт около 50-и лет) и девять внуков. Все живут в Израиле.
