Где заканчивается реальность и начинается мистика? Диалог через океан: Чем глубже мы проникаем в глубины истории еврейского народа, тем более отчетливо начинаем понимать, что разгадать все тайны, которые то и дело эта история подбрасывает исследователям, никогда не удастся. И не только потому, что нам не доступны все необходимые для этого источники информации, а еще и потому, что далеко не всё, даже из того, что уже известно, мы в состоянии логически объяснить. Одну из таких загадок нам подбросила история ХХ века. Мы располагаем огромным объемом информации в этой области. У нас в руках свидетельства очевидцев и участников происшедшего. Мы еще даже успели записать и опубликовать личные воспоминания главного героя этих событий – они освещены в нескольких книгах и ряде журнальных статей. Но при всем при этом существует еще множество вопросов, ответов на которые мы пока получить не в состоянии. Речь идет об истории побега узников лагеря смерти в еврейском местечке Мир в 110 км от Минска и о судьбе их спасителя – польского еврея Освальда Руфайзена, волею случая ставшего переводчиком немецкой полиции в ранге унтер-офицера. Наибольшую известность в русскоязычной аудитории получил роман прозаика Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик», созданный по следам этих событий и вышедший в 2006 г. История жизни Освальда Руфайзена за последние два десятилетия в мировой литературе, как говорится, достаточно «раскручена», и ничего, вроде, не предвещало нового взлета общественного интереса к ней. Появился документальный фильм племянника Освальда – Шалома Руфайзена – «Брат Даниэль. Последний еврей», в котором «визуально» зафиксированы рассказы тех, кто лично знал Освальда Руфайзена, дружил и сотрудничал с ним, принимал участие в его судьбе. Но вот в сетевом журнале «Заметки по еврейской истории» Евгения Берковича вновь возникла эта тема. И не в одной, а в ряде публикаций. C июля 2011 г. по октябрь 2012 г. в «Заметках» появились шесть статей двух журналистов - Сэма Ружанского из США и Леонида Комиссаренко из ФРГ. Замысел авторов был заложен в первой же из них: рассказать правду об Освальде Руфайзене. Слово это – правда - заставляло насторожиться: неужели авторы располагают новыми данными, позволяющими уточнить какие-то факты, приведенные в других публикациях? И неужели на это понадобилось целых шесть статей? Все это заставило меня обратиться к одному из авторов за разъяснением. Но вначале я решил уточнить, где и при каких обстоятельствах происходили события, которые и спустя 70 лет вызывают споры. С этого и начался мой разговор с Сэмом Ружанским. Корр.: Сэм, не могли бы Вы вкратце рассказать о еврейском местечке Мир и его обитателях? Местечко Мир не требует особого представления. Мирская иешива получила в свое время всемирную известность. В ней учились молодые люди едва ли не со всех стран Европы и Америки. Местечко оказалось на советской территории в сентябре 1939 г. в результате раздела Польши между Германией и СССР. К июню 1941 г. в Мире проживало более 2000 евреев. Немцы захватили поселок на пятый день войны. Уйти не удалось практически никому, и вскоре поселок превратился в одно большое гетто, в котором скопились евреи как из самого Мира, так и из близлежащих населенных пунктов. Много было и беженцев, пытавшихся уйти от захвативших осенью 1939 г. всю западную часть Польши нацистов. Как мы видим, нацисты настигли их и здесь. Гетто даже не пришлось окружать колючей проволокой: уходить евреям все равно было некуда, их окружала враждебная среда, настоянная на традиционном польском антисемитизме. И погромы не заставили себя ждать. Корр.: Что мы знаем о гибели евреев Мира? Нацисты любили проводить массовые «ликвидации» в советские или еврейские праздники. Первый погром произошел 9 ноября 1941 г. Погибло более полутора тысяч евреев. Основная часть жертв погрома была расстреляна в ложбине, под крепостной стеной огромного средневекового замка князей Радзивиллов, а часть – прямо на центральной площади городка, между православным и католическим храмами, и на улицах. Второй погром состоялся в Пурим 1942 г. – 2 марта. Оставшихся в живых разместили на территории замка. Всего их было около 800 человек. Но пришел и их срок лечь в ров под огонь немецких пулеметов. Случилось это 13 августа 1942 г. в лесу, в полутора километрах от поселка. Корр.: Однако, насколько нам известно, большой группе узников, в основном, юношам и девушкам, удалось накануне акции совершить побег. Да, это как раз и стало возможным, благодаря усилиям «доверенного» переводчика местной полиции Освальда Руфайзена. Это он предупредил томящихся в замке узников о предстоящей ликвидации гетто. Это он развел посты и указал беглецам, через какое окно выпрыгивать из замка. Он же и подсказал, в какую сторону надо уходить, чтобы попасть к партизанам. Он подкинул немцам ложную информацию, уведя тем самым немецкую жандармерию в противоположную от убегающих евреев сторону. Так получилось, что не все узники смогли уйти. На побег решились только молодые люди. Большинство же было повязано по рукам и ногам стариками и детьми, побег которых был практически невозможен. По некоторым данным бежало 167 человек (сам Руфайзен в своих воспоминаниях называет цифру 300). Но и их судьба была трагична. Их перехватывали немецкие патрули. Их выдавали немцам антисемитски настроенные местные жители. Тех, кто добрался до партизан, зачастую ждала далеко не дружелюбная атмосфера: некоторых пришельцев расстреляли, большинство выгнали из отрядов на верную гибель. В живых осталось от 30 до 40 человек. С «окончательным решением еврейского вопроса» история Мирского гетто заканчивается, как и вообще история евреев этого местечка. Корр.: А как же сложилась судьба организатора побега? Неужели гестапо его не разоблачило? К сожалению, по подсказке одного из узников гетто немцам не составило труда его распознать. Этот еврей наивно полагал, что своими показаниями спасет оставшихся в гетто евреев. Освальд был арестован. В момент ареста, по сути дела, исчезает из реальной жизни молодой галицийский еврей Шмуэль (Самуэль) Аарон (он же – «польский немец» Освальд Руфайзен) и возникает католический монах, оставшийся в истории под именем отца Даниэля. И с этого момента в его жизни начинается череда совершенно необъяснимых с точки зрения формальной логики случайностей и невероятных совпадений, которые и составили содержание всей последующей жизни Руфайзена. Реальность явно начинает уступать место мистике. Это – его побег из-под стражи и укрывательство в кармелитском монастыре. Это – его контакты с христианскими священниками и принятие католичества. Это – его уход к партизанам. Это – его пасторская деятельность после окончания войны. Наконец, это – репатриация в Израиль, включая борьбу за получение израильского гражданства на основе Закона о возвращении и отказ от возврата в иудаизм. Корр.: Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом человеке. Если он родом из Галиции, как и когда он оказался в Мире? Когда 1 сентября 1939 г. началась Вторая мировая война, Освальду было только 17 лет. Он получил традиционное еврейское воспитание, прошел бар-мицву, вступил вместе с братом, который был на два года младше его, в молодежную сионистскую организацию «Бней Акива». Но когда Восточная Польша оказалась в составе СССР, Освальд перебирается в Вильно, работает в сапожной мастерской, потом оказывается в небольшом городке Турец. В конце октября 1941 г. шеф белоруской вспомогательной полиции забирает его на службу в Мир в качестве своего переводчика. Дело в том, что Освальд получил прекрасное образование в государственной школе Йозефа Пилсудского, благодаря чему безукоризнено владел польским и немецким языками. Последнее качество, по совету добрых людей, позволило ему представиться сыном полячки и немца и таким образом скрыть свое еврейское происхождение. Как следствие, очень быстро идет его «продвижение по службе», и вот уже его идеальные способности переводчика привлекают внимание начальника немецкой жандармерии. Так появляется переводчик, унтер-офицер полиции Освальд Руфайзен. А ему только 19 лет! Корр.: Ну, что ж, групповой побег из гетто – случай редкий, но не уникальный, как и помощь узникам в его совершении сотрудниками оккупационных властей. Чем же все-таки привлекает к себе историков и литераторов этот человек – Шмуэль Аарон, он же Освальд Руфайзен, он же отец Даниэль? Разве можно одной фразой охарактеризовать личность человека, которому посвящены статьи и целые книги? Тем более, личности противоречивой, не укладывающейся в стандартные рамки. Могу только процитировать доктора Нехаму Тэк, выпустившую в 1990 г. книгу «В логове льва. Жизнь Освальда Руфайзена». Вот как она представляет Освальда: http://berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer7/Ruzhansky_002.jpg«Монах – герой Второй мировой войны. Еврей – христианин. Израильтянин, носивший нацистскую форму. Польский еврей, который, будучи офицером немецкого полицейского подразделения, организовал побег евреев из гетто. Беглец, который, скрываясь от своих бывших «нацистских коллег», находит убежище у польских монахинь и становится католиком. Пацифист – боец Сопротивления. Католический священник, настаивающий на своем еврейском происхождении. Сионист, который выбрал местом жительства Израиль и идентифицировал себя с ним. Спаситель евреев, посвятивший свою жизнь наведению мостов между иудаизмом и христианством». Корр.: Иррациональность всего того, что происходило во время Холокоста, до сих пор является предметом изучения и научных споров. Ей посвящены множество книг и целые энциклопедии. Чем, по Вашему мнению, в контексте этой проблемы особенно ценна история Освальда Руфайзена? Руфайзен рассказывает о « буднях» того времени и делает это не только с позиции гонимого еврея, что и так довольно хорошо освещено в литературе. Он как бы ведет свой аналитический репортаж, образно говоря, глядя из кабинета главного жандарма г. Мир. Того самого кабинета, где планируются акции по массовому уничтожению еврейского населения. Кабинета, в котором ощущается, как организован фашистский карательный аппарат, как научно обоснованно и с традиционной немецкой педантичностью реализуется «окончательное решение еврейского вопроса». Будучи доверенным лицом начальника жандармерии, Освальд имел уникальную возможность наблюдать за тем, как просто и спокойно, вполне буднично совершались массовые убийства ни в чем не повинных людей. Как по-деловому, без малейшей стеснительности каратели грабили будущие жертвы, иногда даже снимая понравившуюся одежду прямо с убитых. Об Освальде Руфайзене, известном после крещения как брат Даниэль, действительно написано несколько документальных повествований, но ни одного из них до последнего времени не было на русском языке. Нам хотелось изменить существующую ситуацию и привлечь к этой теме русскоязычного читателя, который до наших публикаций знал только о «существовании» литературного клона Освальда – Даниэля Штайна, героя одноименной книги Людмилы Улицкой, вышедшей в 2006 г тиражом более 200 тысяч экземпляров. Такой обвальный тираж привлек и мое внимание. Я приобрел книгу. И начал ее читать. Чем дальше я вчитывался в текст, тем больше у меня возникало непреодолимое желание пообщаться с автором. К сожалению, этого мне не удалось. А мне-то хотелось задать автору всего несколько вопросов. Из них я бы выделил два главных. Первый: что в книге – правда, а что – художественный вымысел? Второй: насколько христианские позиции героя, поменявшего религиозную ориентацию, соответствуют позициям реального человека – его прототипа Освальда Руфайзена? Справедливости ради замечу, что на первый вопрос я все же получил ответ, хотя и несколько уклончивый. В одном из интервью на Би-Би-Си Улицкая заявила: «И только отказавшись от документалистики, я смогла в романе говорить на острые темы. Поэтому в нем, в каком-то смысле, всё – правда и всё – вымысел». История побега из Мирского гетто и необычная судьба организатора этого акта увлекла меня, и я приступил к собственным поискам. Познакомившись с книгами Нехамы Тэк и Дитера Корбаха, я понял, где Л.Улицкая почерпнула сюжет для своего романа. Она и сама призналась, высказав признательность Тэк и Корбаху, «чьи материалы были чрезвычайно важны при подготовке и работе над книгой». Для меня это признание было более чем важным, ибо в числе авторов первого издания книги Корбаха первым был назван сам Освальд Руфайзен. Одним словом, Л. Улицкая, собирая материал для своей книги, сначала ознакомилась с книгами, уже изданными за границей. Отвечая же на вопрос, почему она предпочла выйти за рамки жанра документальной прозы, а не ограничиться уже начатым ею переводом книги Тэк, Л. Улицкая откровенно сказала: «Я с ним не справилась!». И тогда я вместе с присоединившимся ко мне Леонидом Комиссаренко начал поиски новых материалов на английском и немецком, а потом и на польском языке. Первым делом мы буквально проштудировали книги Тэк и Руфайзена-Корбаха. Нас сразу поразило то, что в книге Улицкой отдельные страницы представляют собой почти дословный перевод страниц, взятых из книг ее предшественников. И мы с Леонидом решили поделиться нашей «находкой» с читателями. Так возникла наша первая публикация «Опыт любительского исследования текстов книг Нехамы Тэк, Дитера Корбаха и Людмилы Улицкой». Появление ее в открытой печати вызвало множество откликов и интересную дискуссию. Нам стало ясно, что есть еще много читателей, которые хотели бы знать Правду об Освальде, и поэтому есть смысл продолжить изучение всех возможных источников. Корр.: Но ведь вы с коллегой уже изучили все доступные вам материалы. Какие источники вы могли еще разыскать? Мы начали с собственного интервью с профессором Нехамой Тэк. Та живо откликнулась на мой звонок. Наши встречи с ней были настолько интересны, а совместный анализ прошедших семи десятилетий назад событий был настолько продуктивен, что работа по этой теме составила основное содержание нашей жизни. Мы постоянно «прочесывали» Интернет, попутно овладели основами польского языка и получили в результате много дополнительной информации. В нашу копилку легли воспоминания игуменьи Эузебии Бартковяк, приютившей Освальда в монастыре и крестившей его. Но основной ценностью стало для нас обнаружение раритетного издания собственноручно написанной Освальдом на польском языке «Автобиорафии», изданной в 2001 г. (посмертно). Следующим этапом работы были интервью людей, которые были очень близки с Руфайзеном в Израиле. Среди них был Шалом Руфайзен, племянник нашего героя, один из авторов документального фильма «Brother Daniel, The Last Jew» («Брат Даниэль, Последний Еврей»). С согласия Шалома мы сделали синхронный перевод текстов этого фильма на русский язык. А затем заменили английские титры – на русские, и фильм стал доступен русскому зрителю. Он размещен в Интернете на youtube. После этого последовали еще два чрезвычано важных для нашей работы интервью: с Элишевой Хемкер, многолетней помощницей и другом Освальда, и с Ольгой Агур, поэтом и психотерапевтом, прихожанкой Брата Даниэля. Все эти источники до наших публикаций были практически неизвестны. Кончилось тем, что мы решили собрать «под одной крышей», которую мы для себя назвали «Антологией», все доселе неизвестные уникальные источники ценнейшей информации о действительно легендарной личности – Даниэле Освальде Руфайзене, который, кстати, в синагоге был записан как Шмуэль Аарон Руфайзен. Корр.: Вы сказали, что «Автобиографию» Руфайзена вы случайно «обнаружили». В каком смысле вы ее «обнаружили», если она уже была опубликована? Но я же сказал, что это издание является раритетным. А «обнаружение» его было следствием огромной и планомерной работы. «Просеивая» Интернет, мы наткнулись на одном из польских сайтов на информацию, что в 2001 г. краковское издательство «Wydawnictwo Karmelitow Bosch» опубликовало написанную Даниэлем Освальдом Руфайзеном «Автобиографию». Это было для нас полной неожиданностью. Никто из близких отцу Даниэлю людей, с которыми мы общались, не предполагал о существовании не только такой книги, но даже авторской рукописи. Оставался «пустяк» – найти эту книгу. Попытка приобрести «Автобиографию» через Интернет закончилась отрицательными ответами со всех торгующих книгами сайтов. Тогда мы решили обратиться непосредственно в издательство, надеясь что, возможно, в их архивах сохранился хоть один еще не реализованный экземпляр. Ответ был отрицательный. Начали обзванивать монастыри, и удача нам, наконец, улыбнулась. В г. Усолье-Сибирское, в Монастыре Босых Кармелиток, на звонок Леонида ответила сестра Ида. Через несколько дней она сообщила нам, что книга имеется, хоть и в единственном экземпляре, в Карагандинском монастыре. Звонок туда, и спустя пару недель сестра Мириам прислала нам ксерокопию этой книги. Очередной, рутиный выход в Интернет - и мы узнаем, что на аукционе в Варшаве эта книга выставлена на продажу! Я обратился за помощью в варшавский Институт еврейской истории. Там в это время проходила подготовку Анна Сусак из Львова, которая приобрела для нас эту книгу и выслала ее в США. Боюсь, что это – единственный в Америке экземпляр книги. Оставалось сделать книгу доступной читающей аудитории. Во-первых, нужно было получить разрешение на ее перевод и публикацию от держателя авторских прав. После переговоров, проведенных Леонидом с директором издательства отцом Анджеем Гбуром мы получили право на перевод книги на русский язык и ее издание. Во-вторых, предстояло найти бесплатного переводчика. Это тоже долго не удавалось, но потом перевод выполнил московский друг Леонида, к.т.н. Вилен Калиновский. Корр.: Наше сознание мифологизировано, и события прошлого чаще всего описываются нами не так, как это было в действительности, а так, как это мы видим сегодня. Насколько достоверны события, описанные Освальдом Руфайзеном? Вся ценность этой книги и заключается как раз в том, что она представляет подлинный текст его воспоминаний, первая часть которых написана им по просьбе главной его спасительницы – игуменьи Эузебии Бартовяк. Известно даже, когда это произошло: с 15 по 29 октября 1943 г. То есть за 14 дней. Он тогда скрывался в монастыре. Но о каких событиях своей жизни мог написать молодой человек, которому было всего 23 года? Почему на это ему понадобилось две недели? Оказывается, воспоминания наполнены размышлениями Освальда о судьбах еврейского народа. Молодой человек при этом проявляет не только огромные познания в истории и религии, но и выступает как опытный политолог, описывая и события Дела Дрейфуса, и трагедии еврейских погромов в России, и говоря об иллюзии по созданию еврейской автономии в Биробиджане, и многое другое. Спустя 10 лет, на этот раз по поручению о. Леонарда Ковалувки, магистра послушничества, он пишет вторую часть своих воспоминаний, вновь проявив себя опытным социологом и религиоведом. Корр.: Почему, по-вашему, наибольший интерес в истории жизни Освальда Руфайзена привлекает его отход от иудаизма и принятие католичества? Именно этим и привлекает. Слишком уж актуальным стал этот вопрос в наши дни. То, что обряд крещения проходят сегодня знаменитости вроде Кости Райкина, Валентина Гафта, Ларисы Долиной или даже Наума Каржавина, это по-своему удивляет и поражает. Но... они не были верующими иудеями. Они были обычными ассимилированными евреями, и поэтому мне кажется, что для них обряд крещения имел скорее социальный, а не сакральный смысл. То же, что произошло с Освальдом Руфайзеном, и почему он не вернулся в лоно своей религии, когда жизни его уже ничего не угрожало, это, как говорится, «вопрос вопросов». Как получилось, что насквозь пропитанный сионизмом двадцатилетний Освальд через неделю с хвостиком пребывания в монастыре принимает решение изменить свою религиозную ориентацию? Что повлияло или кто повлиял на его решение? Сколь сильным оказалось влияние игуменьи? Был ли этот шаг своего рода выражением благодарности монахиням за согласие дать ему приют и тем самым спасти ему жизнь? Как могла у него возникнуть мысль, что именно на него ложится миссия стать мостом между иудеями и христианами? Сколь сильно повлиял на его решение тот дикий стресс, который он испытывал, работая в гестапо, когда из-за любой промашки очередной день службы в этом львином логове мог стать последним днем его жизни? Но при этом, чем руководствовался Освальд, когда он, осознано рискуя своей жизнью, организовал, тщательно продуманный побег евреев из Мирского гетто? Именно эти и подобные им вопросы и вызывают наибольший интерес к истории отца Даниэля. Для нашего раздираемого противоречиями времени ответы на эти вопросы носят жизненный характер. Корр.: Известно, что история жизни Руфайзена наполнена большим количеством случайностей, редкими стечениями обстоятельств и совпадений, которые в здравый смысл укладываются с трудом. Есть ли нужда придавать всему этому мистический характер? Этот вопрос прямо связан с предыдущим. С одной стороны, детально изучая все нюансы жизни Освальда Руфайзена, мы не нашли никакого логического объяснения ни одному случаю его «чудесного» спасения от неминуемой гибели. С другой стороны, предложенная игуменьей Эузебией Бартковяк «формула», поясняющая каждый эпизод очередного спасения с религиозной точки зрения для тех, кому жизненно важно получить ответ на этот вопрос, по-своему заманчива. Она разом объясняет природу всех «чудесных» спасений Освальда. Правда, каждый раз игуменья называет Спасителя по разному: то «ангелом-хранителем», то «Божественным провидением», а то и вовсе «Божественным покровом». Но, в конце концов, подводя итог всем этим «чудесам», Эузебия говорит как заклинание: «...Бог спас Освальда, который при этом не только не ощутил любовь Бога, но даже не задумывался о том, что Бог имеет отношение к каждому созданию в отдельности». И тут неизбежно возникает другой вопрос: а чей именно Бог спасал Освальда с точки зрения христианской морали: иудейский или христианский? Ведь на момент спасения он был еще иудеем. А существует ли у представителей каждой конфессии свой Бог? Корр.: Боюсь, что такой ответ не устроит большинство читателей. Я согласен: объяснения Эузебии «привлекательны» лишь тем, что дают универсальный ответ на происхождение вообще всех «чудес». Ну, допустим, Бог действительно каждый раз, когда с Освальдом случались неприятности, подставлял руки и спасал его. Но почему он был так благосклонен именно к этому конкретному человеку? Где он был, когда нацисты уничтожали 6 миллионов евреев? Где было его милосердие? Как он вообще посмел допустить Холокост? Объяснение Эузебии не дают ответа на эти вопросы. Корр.: Тогда что же? Чудо? Мистика? Попробуем осуществить еще одно логическое построение. Известна такая сентенция: если что-то происходит впервые, – это случайность, если оно повторяется еще раз, – это совпадение, если же оно происходит в третий раз, – это закономерность. Так чаще всего говорят, когда хотят доказать, что однотипность поступков одного и того же человека не может быть случайной. Теперь давайте с этих позиций рассмотрим случай Освальда. Как известно, у него таких необъяснимых «чудес» спасения было более десяти. Он «случайно» выбрал, спасительную для него в сложной предвоенной обстановке специальность сапожника. Он «случайно» овладел почти шляхетской манерой верховой езды. Он «случайно» встретил на своем пути двух юдофилов: поляка-фермера и белоруса-ветеринара. Он совершенно «случайно» оказался в тот момент и в том месте, когда была возможность бежать из гестапо. За долгие месяцы службы в полиции ему «случайно» удалось ни разу не провалиться, хотя бы по причине обнаружения у него обрезания при коллективном посещении с сослуживцами бани. А история о том, при каких обстоятельствах его приютили сестры-кармелитки? Они пришли в костел за советом, как им поступить в отношении Освальда, а в тот день ксендз совершенно «случайно» в конце службы прочел притчу о добром самаритянине. Притча, как известно, кончается словами Иисуса: «Иди и поступай так же». Игуменья тогда сказала, что эта притча – знак Божий, и монахини 16 месяцев прятали Освальда. У меня нет объяснения той закономерности, с которой Освальд во всех этих ситуациях, образно говоря, «выходил сухим из воды». Корр.: Как все эти с точки зрения формальной логики случайности и совпадения повлияли на принятие решения Руфайзеном остаться в лоне христианской церкви даже тогда, когда его жизни уже ничего не угрожало и, более того, когда у него уже была возможность вернуться к иудаизму? Я не берусь конструировать модель поведения Освальда в тот момент, когда он принимал такое решение. Могу только сослаться на одну фразу, которую тот однажды сказал: если ему удастся спастись, он останется верен принятому крещению. Он остался верен своему слову. Более того, он стал известен как убежденный христианин и прекрасный проповедник. Освальд настолько хорошо проводил службы в польских костелах, что он, крещеный еврей, собирал на свои проповеди до 8000 прихожан, часть из которых слушала его на улице, ибо костелы не вмещали всех желающих. И при таком потрясающем успехе в Польше он, тем не менее, настойчиво стремился в Израиль. У него была цель: начать строить мост между иудейством и христианством путем возврата к церкви времен Христа. «Я не сожалею, что выбрал этот путь, – сказал он Нехаме однажды во время их встречи. – Был ли я объективно прав или нет, я не в силах решить». Корр.: Очередная мессианская попытка перестроить мир? Ему ли не знать, что в иудаизме любое отступничество – переход в иную конфессию – воспринимается крайне негативно. Он мог просто стать изгоем в «еврейском доме». Ну, в конечном счете, для Руфайзена тем и кончилось. Так сложилось исторически, что жестокие преследования заставили евреев считать отступничество – переходом из лагеря гонимых в лагерь гонителей. Проблема эта возникла вместе с возникновением христианства. Попытки иудеохристиан примирить еврейский Закон с христианскими догматами оказались тщетными, и уже во второй половине II в. эта идея была отвергнута как евреями, так и подавляющим большинством христиан. Пути иудаизма и христианства тогда окончательно разошлись, так что замысел Руфайзена, похоже, был изначально обречен. Корр.: Но ведь именно с точки зрения Закона еврей, даже совершивший грех, остается евреем. Отчего же тогда по приезде в Израиль Руфайзену было отказано в получении гражданства? Положение о том, что «еврей, даже совершивший грех, остается евреем», действительно зафиксировано в Талмуде. Великий талмудист XIII в. Нахманид даже считал, что переход еврея в другую религию вообще практически невозможен, ибо Завет между Богом и народом Израиля был заключен со всем народом, и ни один человек, рожденный евреем, не властен этот договор разорвать. Поэтому еврей, совершивший переход в другую религию, с точки зрения Закона, остается евреем, хотя сам переход рассматривается как один из страшных грехов. Корр.: Выходит, власти Израиля, отказав отцу Даниэлю в гражданстве, нарушили одно из установлений Галахи? Отнюдь. Просто мир не стоит на месте, он находится в постоянном развитии. Секуляризация западного общества, начавшаяся во второй половине XIX в., захватила и еврейские массы, в результате чего еврейское самоопределение из преимущественно религиозного переросло в национально-историческое. Проблема отступничества перестала быть остроконфликтной, так она уже не угрожала существованию самого еврейского народа. На первое место вышла проблема культурной и социальной ассимиляции, и с точки зрения еврейского секулярного самосознания отступничество стало актом, безоговорочно исключающим отступника из еврейского народа. Освальд Руфайзен ради спасения жизни принявший христианство невольно стал участником совсем другого исторического процесса. Дело в том, что создание еврейского государства было воспринято некоторыми христианскими течениями как преддверие второго пришествия, что побудило их развернуть активную миссионерскую деятельность среди евреев Израиля и в общинах рассеяния. Отец Даниэль был активным участником этого процесса. Отец Даниэль – еврей, поменявший свою религиозную ориентацию, – утратил право официально называться евреем. Корр.: Как сложилась жизнь Руфайзена после бегства из Мира? Бежав из гестапо, Руфайзен нашел приют чуть ли не под носом у ищущих его гестаповцев, здесь же в Мире, в монастыре Сестер Воскресения. Там он впервые начал читать Новый Завет и уверовал в мессианскую сущность Иисуса из Назарета. Он принял крещение, но в 1943 г. ему всё же пришлось покинуть монастырь и уйти к партизанам. После освобождения Белоруссии от нацистов он вернулся в Мир. Воспользовавшись тем, что он не принял после присоединения Западной Белоруссии к СССР советского гражданства, Освальд репатриировался в Польшу и поступил в монастырь кармелитов. В 1946 г. он принял постриг под именем брата Даниэля. В 1956 г. Освальд решил совершить алию. Кстати, это была его давняя, еще с юношеских лет, мечта. Он был лишен польского гражданства, а попав в Израиль, не смог получить израильского, поскольку согласно Закону о возвращении человек, принявший христианство или любую другую веру, кроме иудаизма, не считается евреем, и на него не распрстаняется «Закон о возвращении». Он подал апелляцию в Верховный суд, но процесс проиграл. Гражданство он получил, только пройдя процесс натурализации. Так свершился еще один парадокс в жизни Руфайзена: герой войны, спасший жизнь сотням евреев, сам этнический еврей, в соответствии с законами Галахи был лишен права гражданства. До конца своих дней Освальд жил в кармелитском монастыре «Стелла Марис» в Хайфе, основал там общину евреев-христиан им. Святого Иакова и был пастырем в католическом храме св. Иосифа. Им было восстановлено христианское богослужение на иврите. В городе Нагария он создал приют для престарелых. Крестить же евреев Руфайзен все эти годы категорически отказывался, делая исключение лишь для тех, кто покидал Израиль и у кого один из супругов был христианином. |
назад на главную |