Самое первое – июнь 1941 г. Война началась. Я у бабушки с дедушкой на хуторе в Янополе - 5 км от Резекне (родители отправили меня на хутор – там поспокойнее. Янополе - это бывшая усадьба крупного польского помещика, вокруг которой разбросаны хутора. Усадьба - внушительное здание с хозяйственными строениями и большим парком. У входа в парк рядом с дорогой в Резекне была небольшая лавочка, я думаю, единственная в данной местности), которую держал местный еврей. Туда ходили все хуторяне за всякими покупками – начиная с керосина и кончая селедкой. Хозяин лавочки пользовался уважением среди местных жителей.  И вдруг в одно утро (советская армия еще не отступила) сельчане, шедшие в магазин за покупками, обнаружили в канаве рядом с магазином зарезанный труп владельца магазина, сам магазин разгромлен, а в нем - труп его жены. Все население было в шоке и никак не могло понять, кто и зачем так жестоко расправился с этой семьей – ведь у них не было никаких недоброжелателей вокруг. Пошли разные разговоры, мол, это дело советских властей – зачем-то расправляются со всеми евреями перед отступлением; другие утверждали, что это простое ограбление, третьи, что это немецкие лазутчики. В военной суматохе никто официально этим делом не занимался, да и не до этого было – через пару дней Янаполе и Резекне заняли немецкие войска. Немецкая пропаганда подхватила идею, что это все зверства отступающих советских войск, публиковались снимки жестоко убитых евреев из разных мест Латвии.
Но ,по-моему, с этого начался Холокост в Латвии, и это было, к сожалению, сделано латышами – некоторые националистически настроенные личности в угоду немецкой расовой идеологии поспешно начали действовать еще до начала оккупации.

Второе воспоминание. Это уже январь – февраль 1942 года – Моя семья переехала жить в город Виляны, 30 км западнее Резекне. Недалеко от нашего дома лес и кладбище – там горки, куда ходили кататься на лыжах местные детишки. Но этой зимой родители запретили туда ходить, и нам самим было очень страшно туда идти, ведь оттуда регулярно слышалась стрельба, рано утром еще затемно туда ездили крытые грузовики, которые к обеду возвращались. Люди рассказывали друг другу то, что они случайно видели, да и секрета особого тут не было – по существу все знали, что туда отвозят и там расстреливают евреев. Нам, детям слушать это было очень жутко. Это длилось весь январь (а может и февраль), но в этот лес мы не ходили всю зиму.

Третье воспоминание. Летом 1942 года, я опять на лето отправлен к бабушке в Янополь. К бабушке приходят время от времени всякие странные личности – не местные, и приносят целые мешки с различной одеждой и бельем, предлагают купить, насколько помню, бабушка их выпроваживала и ничего не покупала, потому что ходили слухи (и это действительно было так), что вся эта одежда – имущество расстрелянных евреев.

Как продолжение этой темы. Осенью и зимой 1942 года в Вилянах на рыночной площади появился магазин, где буквально на вес продавались и обменивались на пустые бутылки (особенно бутылки нужны были – некоторые товары продавались только в обмен на бутылки - зачем, не могу сказать- коктейли Молотова немцы тоже делали, что-ли ?) различные дешевые украшения, кольца, броши, бусы, бижутерия, (в нашем тогдашнем, детском восприятии – очень красивая и яркая), а также всякая другая мелочь, хозяйственный, бытовой товар. все явно не новое. Мы, детишки, за бутылки выменивали украшения для рождественской и новогодней елочок. Слухи ходили, что все это тоже награбленное еврейское после расстрелов (да, собственно, так и было- это не блошиный рынок, где каждый продает что-то свое старое понемногу – здесь массово и на бутылки!).

Следующий эпизод. Это уже июнь – июль 1944 года. Советская Армия приближается. И в июне появляется над нашим лесом ядовитое, едкое, удушающее облако дыма – гарь и дым с тошнотворным запахом горящих трупов распространился по всему городу, и так продолжалось около месяца. Этим запахом пропитались все растения, трава на полянках, где мы обычно играли – там уже невозможно было находиться, я уходил за 5 км к своей бабушке по отцовской линии в деревню Мединки, благо, каникулы в школе. Это немцы пытались таким образом замести следы своих преступлений – откапывали и сжигали трупы убитых евреев. Глупо и бессмыссленно, конечно, – скрыть таким образом ничего, естественно, нельзя было, все это знали и видели. Но делали?! И мы, дети, это знали, понимали, что происходит (как не понимать, когда дышишь таким воздухом?) и прочувствовали гнусность всего этого на себе. Что мы делали – срывали со всех мест, где можно было, наклееные портреты Гитлера (а они были почти на каждом заборе) и не имея ничего лучшего, на их место наклеивали «портреты» Сталина – не портреты, конечно (где мы их могли достать?), а немецкие карикатуры на Сталина, которых было полно, но все-таки – Сталина. Вот такой детский протест организовали.

Следующий эпизод. Лето 1945 года. Естественно, с приходом Советской Армии место казни и захоронения евреев было

точно установлено – все очищено, выровнено и забыто – больше никто ничего не делал и никто не писал и не вспоминал об этих событиях и захоронениях. Кстати, в связи с этим вспоминается, как когда-то в 1967 или 1968 году, после прочтения повести Анатолия Кузнецова «Бабий Яр» в журнале «Юность» я пытался в  Киеве посетить это место. Оказалось, что это далеко не просто. Во-первых, узнать, где находится этот Бабий Яр, оказалось очень трудно – никто не знал где. Узнал я с трудом, опять же, как добраться – тоже не знают. На такси доехал и вижу – глухие заросли, завалы, бурьян – и ничего более. У нас хоть все- таки место было чистое, ровное, песчаное - лес чистый. Но мы знали это место и когда ходили в лес за грибами и ягодами, с ужасом обходили это место. И запомнилось, что именно на этом месте встречались какие- то ярко красные грибы – как пятна свежей крови на песке (узнал название – саркотсифа) (см.фото). Нам казалось, что это сама природа скорбит о безвинно убитых и помечает кровавой меткой это скорбное место.

До 1953 года, когда я окончил среднюю школу и поехал в Ленинград продолжать учебу, на этом месте ничего не изменилось – место было забыто. Так что процесс облагораживания этого места и установки памятников и мемориальных плит в память о жертвах Холокоста прооисходил уже в мое отсутствие- я свидетелем этих событий уже не был.