18 марта нас освободили

18 марта - важный день в моей жизни. Нет, не как день Парижской коммуны и не как день первой революции в Европе .Это день освобождения города Жмеринки от фашистского ига - 18 марта 1944 г. С гетто для евреев было покончено!

Да, той самой Жмеринки, где гетман Богдан Хмельницкий заключил перемирие с поляками, где самый знаменитый железнодорожный вокзал, где гуляли бойцы Котовского, где бывали Ильф и Петров и где стоит памятник Остапу Бендеру.
Весной 1944 года продолжалось успешное освобождение Украины от фашистов.

К жителям созданого немцами Жмеринского гетто для евреев, где за колючей проволокой старались выжить 4000 узников, доходили слухи о поражениях немцев, резко выросло число раненых врагов и прибавилось работы на железной дороге. Если раньше уборщиков вагонов на товарной станции совсем не охраняли, то с ростом потока раненых ужесточился и режим работы. Время бежало в томительном ожидании прихода наших освободителей.

А наши красноармейцы уже уверенно наступали . В конце1943 года уже не устраивался новогодний салют. Немцев, румын и полицаев поубавилось.

Было жутко холодно и пустынно.Так пролетел январь, а в феврале наступило полное безвластие. Узники еврейского гетто, боясь погрома, тоже рассосались, кто куда. Все, кто мог, покинули свои квартиры и спрятались. Моя мама взяла меня за руку и решительно повела через весь город к Кинолевским, бывшим соседям. Это были украинцы «польской веры»/.Приняли нас спокойно и хорошо. Эти верующие католики рисковали жизнью, чтобы спасти нас. И все соседи тоже знали, где мы находимся.
В квартире мы были до вечера. Потом Стася и Роман, сестра и брат жены хозяина проводили нас к сараю во дворе Стаси и спрятали в соломе. На следующую ночь нас перепрятали в бункер под свинарником, где на соломе мы прожили 8 суток. Еду - кипяток и хлеб с чем-то приносили раз в сутки. Потом нам предложили из ямы перебраться в квартиру т.к. стрельбы нет. В квартире мы омылись, отогрелись, поужинали и легли спать. И тут раздался стук в окна и двери и послышались немецкие команды.

Дверь открыли. Много, не менее двух десятков вооруженных бойцов мгновенно заняли всю квартиру, а нам всем вместе сказали - вон. Мы перебрались в сарай и там скоротали ночь, а утром - никаких следов от немцев. Переспали и ушли.

После уборки, попив чаю мы с мамой тоже, поблагодарив хозяев, двинулись к себе в гетто по пустым, морозным улицам. Везде валялись битое стекло, много мусора, брошенные вещи и бумаги. Не встретив живой души, мы дрожа от страха, пришли домой. Потом отправились искать отца, который должен был находиться в убежище под домом мадам Витавер.

Не зная и не имея других средств и способов борьбы за сохранение жизни, заключенные в гетто узники, подталкиваемые жаждой деятельности в этом важном направлении, стали строить различные наземные и подземные убежища, где предполагалось спрятаться при погроме. Скрыть эти объемные приготовления от соседей т.е. от своих было нельзя, поэтому обычно несколько семейств, чужих или связанных родственными узами, делали эту работу вместе. Быстро нашлись умельцы-консультанты и во многих местах закипела работа. Главная угроза быть обнаруженными во время погрома исходила не от оккупантов, как ни странно, а от местных полицаев и сопутствующих грабителей: воров, алкоголиков и других отщепенцев. В поисках поживы они громили мебель, искали погреба и тайники. Поэтому секретные бункеры, чтобы спрятать людей, строились таким образом: в самом начале создавался легко обнаруживаемый погреб с непроницаемыми стенами, а ниже, или далее, находился умело скрытый лаз в сам бункер. Сам лаз тоже заканчивался тупиком со скрытой дверкой в бункер. В «секрете» под домом мадам Витавер могло поместиться до 30 человек. Там вдоль стен стояли скамейки-лежанки. Имелся запас воды и сухарей.К недостаткам этого сооружения следует отнести наличие только одного входа-выхода и отсутствие хорошей вентиляции. Здесь в этом бункере мы встретились с папой и находились в ночь на 18 марта 1944г., когда пришла Красная Армия.

Боже! Как мы её ожидали! Как люди просили: ничего не надо пусть только возвратится наша родная и любимая Красная Армия! Но об этом-дальше…

Красноармейцы вошли в город со стороны «большой» Жмеринки и с «пеньков» через базарную площадь. Был понедельник, утро, часов 10-1. Днём раньше, уйдя из дома, мы оказались в подвале под домом Витавер около водопроводной будки на Урицкого, напротив дома Рувина . Ближе к 12 часам все выбрались из укрытия и из окна и открытых дверей, бросились радостно наблюдать и комментировать происходящее.

Прекрасно помню смуглых черноглазых невысокого роста бойцов с лошадьми и оружием. Постреливали. Говорили, что на крыше кино прикован немецкий снайпер, Пару человек было ранено. А на вокзале засели ещё немцы и по путям метался их бронепоезд. Пути на Одессу и Винницу были взорваны и поезду некуда было деться. На второй день геройски погиб боец, подорвавший паровоз бронепоезда. На перроне вокзала был убит наш подполковник, фронт двинулся дальше на запад, а мы пошли по домам.

Погода была весенняя с лёгким морозцем.Через день пошел снег. Не просто снег, а СНЕГ. Мне уже было почти 10 лет, но за стеной снега я ничего не мог видеть. По расчищенным дорожкам мы двигались, как в окопах. Высота снега была больше метра и продержался он двое суток.

В эти дни я наблюдал своими глазами интереснейшее событие: проезд через город партизан. Их было много. Говорили около 7000 человек. И среди них отец моего товарища Сёмы. Тов. Великий: небольшой мужичек на санях и с ними доктор Безман, который лечил партизан. А ночью подул тёплый ветер. Потеплело. Потом всё поплыло. Начался потоп и очищение от скверны.
Ярко светило солнце при 15 градусах тепла. Жизнь возвратилась!

На железнодорожных путях обнаружился состав с продуктами, где имелись консервы и шоколад. Красноармейцы переносили фанерные ящики на склад, а оголодавшие люди выстроились по улице Горького вдоль их пути и приговаривали: солдатик,
урони ящик, пожалуйста, и ящик ронялся, и не один . От еды и ящика через пару минут следа не оставалось, а люди ждали следующего случая, чтобы добыть еду. Хлеба не было. Ели шоколад с эрзац-колбасой или сыром : кто что добыл.

Мы, пацаны, шастали по всем улицам и закоулкам. Все превратились в добытчиков.
Вместе со взрослыми целой ватагой мы выискивали с неприличным охотничьим азартом, что ещё можно утащить домой. Развивалась жажда накопительства.

Лично я свои находки сносил в дальний угол сарая. Здесь были разные части оружия, kакие- то альбомы, игральные карты и всякая мелочь. Карманы в старом зимнем пальто были умышленно прорваны и все находки через карман падали под подкладку и всё затем скапливалось в моём углу. Тогда же, неизвестно отчего, загорелось здание кафе в подвале которого хранились книги городской библиотеки и книги стали перетаскивать на руках в подвал под горсоветом по улице Графской. Нам, мальчишкам, за помощь обещали книжки и человек 20 включилось в работу. Вначале всё шло как надо, а через пару часов кто-то нас надоумил нести книги не в подвал, а прямо к себе домой. Так в моём углу сарая оказались и книги тоже. Правда воспользоваться всем этим личным богатством не пришлось. Всё сгорело вместе c сараем при бомбёжке 20 мая 1944г.

Кстати, о том, что Жмеринка общеизвестна, у меня имеется ещё одно свидетельство.
Выпускник Жмеринской школы отлично отвечал на экзамене в Ленинградский ВУЗ.
- Откуда ты такой умненький?- спросил преподаватель. Стесняясь, абитуриент назвал oбластной центр:
- Из Винницы. Немедленно последовало
- А где это? И окончательно запутавшись, ученик сказал
– Около Жмеринки, на что услышал:
- Ах, Жмеринку я знаю!

Сразу после освобождения для оформления документов мои родители сфотографировались и случайно эти фото сохранились. Где они оба жутко выглядят в результате прожитых в гетто лет.
Худые, болезненные, раздраженные. Когда мне давали поесть, я спрашивал поели ли они и получал утвердительный ответ. Через много лет я узнал, что кормили меня одного.

Остро стала проблема с жильём. При обмене жилплощадью при вселении в гетто в нашу квартиру заселилась украинская семья, а мы стали жить в их бывшей квартире. Всё шло к обратному размену, но при первой же бомбёжке нашу новую квартиру разбомбило и мы остались фактически на улице. Собрав остатки имущества и одежду, перебрались жить в село Потоки. Отец вскоре нашел работу в Жмеринке и ходил туда каждый день.

С тех пор прошло 70 лет!