Дзензелёвка: последние евреи
(Семейная сага)
Посвящается жертвам Катастрофы
Зинаида Тобияш,
апрель 2024 года, Израиль.
Много лет меня мучает чувство вины перед моей матерью. Умирая, она оставила мне духовное завещание – добиться справедливости. Чтобы убийцы ее матери и дедушки понесли, наконец, заслуженное наказание. Я разделяла справедливый гнев моей матери. В то же время, мне не давала покоя мысль о том, что останки моих родных, брошенных в яму, до сих пор по-человечески не погребены, и их память не увековечена. Я долго пыталась, но мои усилия по установке на месте их гибели Памятного знака не дали никаких результатов. Тогда я подумала, что лучшим памятником моим родным может стать Книга воспоминаний или документальный фильм о них.
Когда в ноябре 2020 года ко мне обратилась моя землячка профессор истории Ольга Коляструк с просьбой записать интервью для Проекта Благотворительной организации «Мемориал «Бабий Яр» на тему «Голоса. Память о трагедии Холокоста в Украине», я с благодарностью согласилась. Мы записали видеоинтервью, в котором я рассказала о трагической гибели моих родных – бабушки Бейлы и прадедушки Боруха Перель. Это произошло в селе Дзензелевка на Уманщине в годы фашистской оккупации. Взяв за основу распечатку интервью, я добавила фотографии и документы из личного архива, и так родился этот очерк – «Последние евреи Дзензелёвки».
P.S. Для удобства читателей в конце приводится Содержание и Список главных героев очерка.
О.К. – Ольга Коляструк, доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой истории и культуры Украины Винницкого государственного педагогического университета имени М. Коцюбинского.
З.Т. – Зинаида Тобияш, библиотекарь-библиограф, пенсионерка, Израиль.
О.К. Сегодня 4 ноября 2020 года. Мы записываем интервью с Зинаидой Тобияш в рамках проекта Благотворительной организации «Мемориал «Бабий Яр». Мы работаем по теме «Голоса. Память о трагедии Холокоста в Украине». Уважаемая Зина, представьтесь, пожалуйста.
З.Т. Добрый день всем. Меня зовут Тобияш Зинаида Зямовна. Я родилась в 1958 году в Виннице. Закончила с отличием Киевский институт культуры по специальности библиотекарь-библиограф. В настоящее время являюсь гражданкой Израиля, живу в г. Мигдаль а-эмек.
О.К. Вы сейчас уже не работаете?
З.Т. Нет, мое социальное положение - пенсионерка, национальность - еврейка.
О.К. Зина, Вы родились уже после войны, но в истории Вашей семьи война оставила страшный след. Мы бы хотели попросить Вас рассказать, что Ваши родители говорили Вам о войне, как вспоминали ее.
З.Т. Совершенно верно. Так как я родилась уже после войны, то не являюсь ни участником, ни свидетелем тех страшных событий. Но я сохранила в памяти воспоминания моих родителей. А когда приехала в Израиль, то в Музее Яд Вашем нашла соответствующие документы, подтверждающие их рассказы.
Принято считать, что в Холокосте погибли 6 миллионов евреев. Конечно, эта цифра приблизительная. Среди погибших было много членов и моей семьи, как по линии отца, так и по линии матери, мои близкие. Я хочу назвать имена моих родных, ставших жертвами Катастрофы – Шоа и посвятить это интервью их светлой памяти.
По линии матери:
- мой прадедушка Борух Пинкусович Перель, стекольщик, 1865 г.р.,
- моя бабушка Бейла Мошковна Перель, урожденная Стринковская, белошвейка, 1894 г.р. Они погибли весной 1942 г. в с. Дзензелёвка, Маньковского района, сегодня с.Дзензелевка Уманского района Черкасской области Украины. О них будет мой дальнейший рассказ.
По линии отца:
- мой дедушка Давид Григорьевич Тобияш, сапожник, 1891 г.р. погиб в 1942 г. на фронте,
- моя бабушка Геня Соломоновна Тобияш, урожденная Чернина,1900 г.р. Вместе с дочерьми Люсей и Зиной, они погибли в Краснодарском крае, в станице Джигинка.
Также было много родственников в Польше, которые погибли в концлагерях Освенцим и Треблинка. Были родственники из Даугавпилса, Латвия, которые погибли в Двинском гетто. Этот список насчитывает десятки человек, и их памяти я посвящаю это интервью.
Хочу подчеркнуть, что мое имя Зина – не случайно, а в память о папиной сестре Зине, которая погибла во время войны. Ей не исполнилось и 13 лет.
О.К. Дорогая Зина, мы очень признательны Вам за то, что вы согласились говорить на такую сложную, болезненную, тяжелую для Вас тему. Мы понимаем Ваше волнение и Вашу сердечную боль. Но мы очень просим Вас поделиться с нами воспоминаниями. Как я понимаю, сейчас это стало Вашей миссией. Вы стараетесь память об этой трагедии сохранить и передать последующим поколениям, чтобы это никогда больше не повторилось.
Что Ваша мама рассказывала Вам о войне? Пожалуйста, расскажите нам о маминой жизни до войны и о судьбе ее и ваших родных в военные годы.
З.Т. Семьи моего отца и моей матери были уничтожены во время оккупации, в то время, как мои родители, отец и мать, совсем юные, сражались с фашистами на фронте. Т.е., как это не парадоксально, они остались живы, хотя находились в огне сражений. А их родные на оккупированных территориях погибли.
Отец никогда не говорил о войне. Видно, ему было очень больно касаться этой темы. А мать была хорошей рассказчицей. От нее я услышала много историй, которые отложились в моей памяти. Историй о семье Перель, которым суждено было стать последними евреями Дзензелевки.
1. ДЕДУШКА ПИНХАС, ГЕОРГИЕВСКИЙ КАВАЛЕР.
О.К. Зина, позволите, я попрошу Вас уточнить один момент. Вы сказали, что Ваша бабушка, мамина мама, вместе со своим свекром (отцом мужа) погибла во время фашистской оккупации в селе Дзензелевка на Уманщине, Украина. Но вы ничего не сказали о Вашем дедушке, о мамином отце. Что произошло с ним?
З.Т. Пинхас Перель, так звали моего дедушку, был героем-артиллеристом еще на Первой мировой войне. Единственный еврей на батарее, награжденный Георгиевским крестом. Да, он не погиб в Холокосте. Но его уход так же был трагичным и характерным для той эпохи.
То было время, когда страну сотрясали войны, революции, еврейские погромы. Но в семью Перель беда пришла по-другому.
21 января 1924 года умер вождь мирового пролетариата В.И.Ленин. Похороны его состоялись 27 января 1924 года в Москве на Красной площади и сопровождались траурными митингами по всей стране. А январь в тот год был очень холодным, очень суровым. В одном из таких митингов участвовал Пинхас. Он сильно простудился, заболел и в марте 1924 г. скончался. Ему был 31 год.
Пинхаса похоронили на старом еврейском кладбище Умани. Так как он принадлежал к сословию «коэнов» - священнослужителей (статус, который у евреев передаётся по наследству от отца к сыну), то по еврейской традиции на надгробной плите (мацейве) были выбиты две ладони – знак благословения коэнов. Могила его не сохранилась.
В 90-е годы уманский бизнесмен Геннадий Грановский и его фирма «Шляхбуд» занялись строительством ограды на старом еврейском кладбище. У входа они установили памятную Доску, на которой перечислены имена людей, пожертвовавших деньги на строительство. Среди имен фамилии Стринковских, Маркман и Котлик – это родственники моей бабушки Бейлы Перель, урожденной Стринковской.
Именно Геннадий Грановский, после провозглашения Украиной независимости добился разрешения бреславским хасидам приобрести в Умани участок земли, на котором расположена могила праведника рабби Нахмана и регулярно посещать ее.
2. БАБУШКА БЕЙЛА. УМАНЬ. ГОЛОДОМОР.
Маме было всего 11 месяцев, когда умер ее отец. Она его даже и не помнила.
Ее мать Бейла осталась одна с тремя детьми на руках. Это была красивая молодая вдова. Но о повторном замужестве она и не помышляла. И когда Волько, младший брат ее покойного мужа сделал ей предложение, отказала ему.
Конечно, Бейле было очень тяжело. Она делала все, что могла - пошла работать на швейную фабрику, так как она была белошвейка. Дом, который они начали строить с мужем, остался недостроенным. Половину дома она сдала под круподерку (там лущили зерно и готовили крупы из пшеницы, овса, ячменя и др.,) а в другой половине жила с детьми и еще сдавала комнату квартирантке. Ее звали Катерина, она жила у них какое-то время, а потом познакомилась с солдатом и ушла.
Рядом с их домом был заезжий двор, который держала еврейка по имени Хейвед. «Заезжай на меня», - зазывала она клиентов на ломаном русском языке. Уже живя в Израиле, я узнала, что Хейвед – это Йохевед. Так звали мать пророка Моисея, который вывел евреев из Египетского рабства. На всю жизнь мама запомнила, как однажды Хейвед позвала ее, маленькую сиротку, к себе в дом и угостила вкусным еврейским борщом. Мама всегда заботилась о том, чтобы в нашем доме был хлеб, чтобы мы были сытыми. Наверное, от того, что в своей жизни ей часто приходилось голодать.
Голодомор.
У Бейлы были золотые украшения: обручальное кольцо, серьги и толстая длинная золотая цепь. Но все это она вынуждена была отнести в Торгсин и обменять на продукты, чтобы не умереть с голоду. Торгсин получил свою печальную известность в голод 1932—1933 годов, когда он использовался советскими властями для пополнения бюджета за счёт продажи продуктов питания советским гражданам исключительно за валюту и драгоценности по завышенным ценам. Мама рассказывала, что, когда они жили в Умани, то бабушка делила золотую цепь, по кусочку носила в Торгсин и меняла на крупу. Это дало семье возможность выжить в трудные времена.
Когда наступил голодный 1933 год, Катерина (их бывшая квартирантка) со своим дружком-солдатом под покровом ночи залезли в дом Бейлы. Они знали, что там нет мужчины, а только одинокая вдова с тремя детьми. Они залезли в дом и ограбили их. Забрали все, что могли. Бейла в одной ночной сорочке выскочила на улицу, стала кричать. Это было в Умани на улице Урицкого (сейчас Грушевского), «на выгоне», напротив тюрьмы, где ходил часовой. Но никто им не помог.
После этого ограбления уже невозможно было оставаться в городе. Бейла взяла троих детей, и они отправились пешком из Умани к родителям ее покойного мужа в село Дзензелевку. Им пришлось пройти пешком с пожитками более 30 километров. Мама вспоминала, что по дороге в лесу их остановили бандиты. У Жени в руках была тряпичная кукла, которую ей пошила мама. Увидев, что грабить нечего, бандиты отпустили несчастных.
О.К. И в этом селе Дзензелевка они жили до начала войны. То есть как ни горько об этом говорить, но в судьбе Ваших родных оставили страшный след оба тоталитарных режима: и советский, и нацистский, и Голодомор, и Шоа. Продолжайте.
3. ДЕТСТВО В ДЗЕНЗЕЛЁВКЕ.
З.Т. После того, как Бейла с тремя детьми пришли в Дзензелевку, они остановились у свекра и свекрухи. Их звали Перель Борух и Песя. Борух был стекольщиком.
Их фотографий не сохранилось. Но есть замечательный портрет еврея-стекольщика кисти художника Юделя Пена из Витебска, созданный в 1925 году.
Жили они очень бедно. Своего дома у них не было, они снимали хату у крестьянина Данилы Спиридоновича Байдалы, о чем я нашла запись во Всероссийской Переписи 1897 года.
В сельской школе.
З.Т. Мама вспоминала своих школьных учителей: красавца Бабского, которого внезапно не стало – ходили слухи, что его арестовали. Хоменко Панас Зосимович, учитель математики, все время повторял «припустимо, допустимо». В классе были два ученика по фамилии Перец. У одного с большой головой было прозвище «Пушкин». Когда учитель смотрел в журнал и вызывал к доске «Пере…. , Женя Перель замирала от страха.
Как-то мама прибежала к Жене в школу, заглянула в класс, увидела ее и от радости воскликнула «Женькеле тохтер!»(«тохтер» на идиш это дочка). После этого все стали так ее дразнить. А обычно называли Югина: Женя – Евгения - Югина по-украински.
Когда учительница в классе спросила о ее социальном положении, то мама сказала, что они «середняки». Ей стыдно было признаться, что они «бедняки» (тогда крестьяне делились на бедняков, середняков и зажиточных, или кулаков).
Мама рассказывала, что у нее даже не было обуви, она бегала в школу босиком по лужам, которые уже замерзали. В школе ей выдали ботиночки, пальто из «чертовой кожи» («чёртовой кожей» называли наиболее плотные сорта ткани «молескин»).
А летом в селе организовали пионерский лагерь, и сказали, что там будут давать завтраки. Так Женя сама пошла и записалась в этот лагерь, чтобы иметь возможность хоть что-то поесть… Однажды она несла кусочек хлеба на ладошке. Какой-то мальчишка пробегал мимо, выхватил у нее, и она осталась голодная. О жизни в лагере мама сочинила стишок:
«Дiти рано повставали,
Труси майки повдягали.
На зарядку як один
Перший вирушив загiн…
Далi iгри танцi спiви
I розваги для дiтей»….
А еще она придумала свой счет:
1 одинока 2 двока
3 трица 4 лица
5 пятно 6 ладно
7 сукно 8 дукно
9 дивер 10 дец.
Кто-то из односельчан со своебразным чувством юмора сочинил стишок о еврейских соседях:
«Ой, на рiчцi на Горданi
Зробив Борух Песi санi.
Песя сiла не до дiла,
Борух пер-нув, Песя з’iла.»
(Борух – это Борух Перель, мой прадедушка, а Песя – это моя прабабушка. Гордан – речка Иордан).
Бабушка Песя разучила с Женей несколько еврейских молитв. И не давала ей завтрак, пока она не скажет «Мойдиани». Спустя много десятилетий, когда я стала израильтянкой, то узнала две интересные вещи. Оказывается, эта молитва, которую произносят утром сразу после пробуждения, на иврите называется «Модэ ани», что значит «Я благодарю» (имеется ввиду благодарность Всевышнему). И еще, что с этой молитвой связана фамилия художника Амадео Модильяни.
Дедушка Борух был набожным, у него были толстые книги на непонятном Жене языке. А еще у него от старости не было зубов, он срезал корочку с хлеба и размачивал его в еде.
Как-то Женя с бабушкой Песей пошли на базар. На бабушке была надета широкая длинная юбка с карманом в боковом шве. Она все время его трогала, проверяя, на месте ли кошелек. Пока базарный воришка не вырезал карман вместе с кошельком. «Ой, вей», - закричала бабушка на весь базар, но, увы…
Бабушка Песя была крикливая и острая на язык. Роза, старшая мамина сестра, видно, пошла в нее, про нее говорили «Хай тебе Розка нападе!» Бабушка Бася Стринковская, которая как-то приехала к ним в гости из Монастырища, была более спокойной и уравновешенной.
Как-то Женя, которая никогда в жизни не видела поезда, спросила маму: «А как это ехать на поезде?» Бейла села на лавку, качнулась вперед, потом назад и сказала: «Вот так».
Запомнила мама одного помешанного, который бегал по селу и кричал: «П--да червона жидiвська! Сваволля! Сваволля! (можно перевести как своеволие)».
«…и забавы для детей».
Выбор развлечений для детей в селе был небольшой.
В Дзензелевке много озер – ставков. Зимой на ставке ставили фургало.
Мишка, Женькин брат, катался на «Снегурках» - это двухполозные коньки простой и доступной модели с толстым лезвием, обеспечивающим хорошую устойчивость на льду. Они были с загнутыми носами и крепились к обуви (чаще всего к валенкам) с помощью веревок, ремешков или зажимов.
Летом купались на ставке, воровали сливы на кладбище. Убегая от сторожа, Женя упала на ветку с колючками и сильно поранила ногу. Сторож поймал ее, но пожалел.
Еще у Мишки был фотоаппарат «ФЭД» («Феликс Эдмундович Дзержинский»).
Как-то Мишка простудился, а Жене кто-то подсказал, что надо вылить на больного холодной воды, и он поправится. Из самых лучших побуждений и желая помочь брату, Женя вылила на него ковш ледяной воды. Мишка только скривился и пригрозил ей: вот был бы я здоровый, я бы тебе дал!
Детство у Жени было очень тяжелое. Чтобы как-то выжить, она пасла чужих коров, нянчила чужих детей. Огород, который им выделили, был посредине поля, так что мешок с картошкой приходилось таскать на плечах до дороги, если была попутная подвода.
Уроки Женя вынуждена была готовить при самодельном каганце. Поэтому в ее Свидетельстве об окончании семилетки в 1939 г. все оценки «посередньо», и только две «добре» - это немецкий (он похож на идиш) и пение. Она собирала колоски, за что получила значок «Юний дозорець врожаю».
4. НАЧАЛО ВОЙНЫ.
З.Т. В1939 году моя мама Зельда Перель закончила семилетку в селе Дзензелевка и уехала к старшей сестре Розе сначала в Гайсин, а потом в Винницу. Устроилась на работу и радовалась жизни. Лето, молодость, первая любовь – молодой еврейский парень Гриша Фурман. Он ушел в армию и попросил Женю прислать ему фотокарточку на память.
В воскресный день 22 июня 1941 года Женя принарядилась и отправилась в фотоателье в центре города. По пути около кинотеатра им.Коцюбинского у столба с репродуктором увидела толпу людей. Так она услышала, что началась война.
Официально о начале войны и переводе страны с мирного на военное положение объявили по радио в полдень 22 июня 1941 года в обращении «К гражданам и гражданкам Советского Союза», с которым от имени правительства выступил народный комиссар иностранных дел В. Молотов.
Женя не сразу поняла, что это значит для неё и миллионов советских людей. Поэтому, когда началась эвакуация, она и не думала об отъезде. Даже когда старшая сестра Роза сказала ей, что пора собираться в дорогу, она ей ответила: «Как же я уеду, ведь я ещё не получила зарплату?». Тем не менее, сестра уговорила Женю, и она стала собираться. Впопыхах, бросила в сумку только одну туфлю, а вторая осталась дома. Чуть ли не с последним эшелоном 29 июня 1941 года им удалось эвакуироваться из Винницы.
А через несколько недель сапоги фашистских солдат уже топтали улицы родного города. В истории немецкой 49-го горнострелкового корпуса 4-й горнострелковой дивизии под командованием генерал-майора Карла Егльзеера записано, что "утром 20 июля 1941 года Винница перешла под контроль сил дивизии".
…Иногда сестры Роза и Женя ссорились. Тогда мама в сердцах говорила, что «когда она умрет, чтобы Розка не приходила на ее похороны.» Но до конца своих дней моя мама была благодарна старшей сестре Розе за то, что, убедив ее уехать, она фактически спасла ей жизнь.
В эвакуацию они отправились вчетвером: моя мама, ее старшая сестра Роза со своим грудным сынишкой Боречкой и свекровью. Проезжая железнодорожную станцию Поташ, они горько заплакали. Ведь неподалеку всего в 14 километрах в селе Дзензелевка оставались их мама Бейла и дедушка Борух. Мысль о том,что с ними может случиться что-то страшное, не давала им покоя.
О.К. Зина, Вы, не случайно упомянули станцию Поташ. Ведь недалеко от нее находится село, в котором прошло мамино детство, детство Розы. Можете нам рассказать об этом подробнее?
З.Т. Да, семья Перель была родом из Умани. Это было большое еврейское местечко. Но из-за тесноты и скученности евреям приходилось покидать Умань и искать заработки в окрестных селах. Таким образом моя пра-пра-бабушка Перель Рося оказалась в селе Дзензелевка. Она была вдова, торговала молочными продуктами. У нее был сын Борух, в будущем мой прадедушка. Там родился Пинхас, мой дедушка. Дзензелевка – это православное село, и примерно десять еврейских семей (10 - это необходимое количество мужчин для «миньяна», публичных молитв и проведения ряда религиозных обрядов в иудаизме) жили там годами, десятилетиями рядом с украинцами.
Когда началась война, бабушка Бейла, вдова, оставалась в селе со своим свекром Борухом,тоже вдовцом. Бросить его она не могла, и уехать они не имели возможности. Сын Бейлы Михаил Перель служил в армии. Она успела написать дочкам Розе и Жене в Винницу единственное письмо, полное тревоги о нем.
5. ЭВАКУАЦИЯ В КАЗАХСТАН.
О.К. Вернемся к рассказу о Ваших близких, о Вашей маме и тете, которые эвакуировались. Я хочу попросить Вас уточнить: их эвакуация была организованной или они собственными силами уезжали из Винницы?
З.Т. Да, давайте вернемся в Винницу в июне 1941 года. Приближаются немецкие войска, в городе царит паника, все, кто понимают, хотят уехать, но не все могут. Дело в том, что у старшей сестры моей мамы Розы была возможность эвакуироваться от ее работы. Ее муж Возовой Ефим в это время уже ушел на фронт. Роза взяла с собой самых близких - ребенка, сестру, свекровь, и 29 июня 1941 года чуть ли не с последним эшелоном они эвакуировались из Винницы на восток.
Ехали они очень долго. Маленький Боря,1940 г.р., Розин сынишка, очень болел в дороге, боялись, что он не выживет. «Добрые души» предлагали выкинуть его из вагона. На одной из станций Роза сошла за кипятком, а поезд тронулся, и она отстала. Побежала к начальнику станции, показала промокшую от грудного молока сорочку и рыдая, еле упросила его помочь ей догнать поезд.
После примерно месяца пути, после бомбежек в дороге, после лишений 30 июля 1941 г. поезд, наконец, остановился на станции Мартук Актюбинской области Казахстана. Всего к 25 августа 1941 года в Мартукский район прибыло 376 эвакуированных.
Основное население поселка Мартук составляли сосланные. Семью Розы поселили в доме Верниквасов, которые жили по улице Буденного,124. Это была семья раскулаченных козаков. У них рос сын Василий, примерно мамин ровесник. Мама ему очень понравилась, он даже думал о женитьбе. Но т.к. Женя была еврейкой, то его родители эту идею не одобряли. Командир связистов сержант Верниквас Василий Исакович,1925 г.р. геройски воевал на фронте и вернулся домой с победой. Но Женю, мою маму, там он уже не застал.
О.К. А что случилось с Вашей мамой?
З.Т. А мама добровольно ушла на фронт. В начале войны для медицинского обслуживания раненых и больных немецких, итальянских, румынских военнопленных специальных госпиталей не было. В 1942 году в тылу страны для их лечения было только два эвакогоспиталя, и один из них располагался именно на территории поселка Мартук.
Весной 1942 года в Мартуке разместили спецгоспиталь №1035, предназначенный для немецких военнопленных. Госпиталь был рассчитан на 300 коек, находился в здании школы. Территория была огорожена колючей проволокой, с наблюдательной вышкой.
Роза устроилась работать бухгалтером в соседний колхоз, а Женя пошла работать в эвакогоспиталь санитаркой.
Военнопленных привозили в ужасном состоянии: они были грязные, завшивленные, больные. Наши медсёстры и врачи оказывали им квалифицированный уход и кормили их самой лучшей едой. Главный врач госпиталя Гросс, поволжский немец, даже выпускал для пленных стенгазету на немецком языке, размещал новости с фронта. Впоследствии он заразился от них тифом и умер.
Мама некоторое время работала в госпитале, и натерпелась от этих наглых пленных. Они валялись голыми на койках, без стеснения пускали газы, звали ее «Швестер, швестер» («сестра»)!
По вечерам после работы в госпитале мама училась на курсах медсестер. После окончания курсов мама пошла в военкомат и заявила:
«Я комсомолка, не могу сидеть в тылу. Отправьте меня добровольцем на фронт бить фашистских гадов!». И ее просьба, ее заявление были удовлетворены, ей разрешили отправиться на фронт.
До начала войны женщины в Красной армии практически не служили. С началом боевых действий десятки тысяч девушек подали заявления, чтобы их взяли добровольцами на фронт. Однако в 1941 г. лишь 5.6 тыс. девушек мобилизовали в РККА. Потери начала войны в живой силе были огромны, и в 1942 г. призвали на службу свыше 230 тыс. женщин возрастом до 25 лет. В 1943 г. бить врага отправились еще 190 тыс. Всего женщин-военнослужащих было порядка 800 тыс. человек. Среди них были снайперы, летчицы, зенитчицы, санинструкторы, врачи, санитарки, партизанки, радистки, разведчицы, поварихи, почтальоны, переводчицы, телефонистки, связистки, артистки военных ансамлей, контролеры военной цензуры.
6.ФРОНТ.
О.К. Так, значит, девушка решила, что нужно идти воевать. И как складывалась ее судьба на фронте?
З.Т. Ну, во-первых, до фронта нужно было еще добраться. Мама рассказывала, что это была целая эпопея. У нее была подруга, с которой они вместе отправились на фронт. Это не то, чтобы было организованно. Это две девушки во время войны, своим ходом, с пересадками, на попутных поездах из Казахстана добирались на фронт. А фронт в это время был уже в Белоруссии. Шел 1943 год.
Женя взяла с собой в дорогу стеганое розовое одеяло, которое ей пошила мама и небольшой чемоданчик с припасами еды. В поезде «добрый человек» предложил ей забраться на верхнюю полку, чтобы поспать и отдохнуть. Подруга дремала внизу, крепко сжимая свой чемоданчик ногами. Когда Женя отдохнула и спустилась вниз, то обнаружила, что ни ее чемоданчика с припасами, ни маминого одеяла нет. То есть их обокрали. Что было делать, поплакали, да поехали дальше.
По дороге на фронт солдаты, которые сопровождали платформы с зенитками, пустили девушек, но с одним условием: если будет патруль, им придется спрыгнуть с поезда хоть в чистом поле.
После Оренбурга их попутчиками оказались чехи. Это были бойцы 1-го Чехословацкого пехотного батальона, сформированного в Бузулуке Оренбургской области.
В дороге у Жени образовался нарыв на колене, который приносил невыносимую боль и страдания. Ей повезло, что среди чешских бойцов оказался врач. Он смазал мамино колено специальной мазью, и это ее спасло. Мама всегда вспоминала этого чеха добрыми словами.
3 сентября 1943 г., преодолев более 2 тысяч километров, после долгих мытарств, перенесённых в дороге, моя мама прибыла на Белорусский фронт. Ей было 20 лет. Мама принимала участие в освобождении Гомеля.
26 ноября 1944 г. войска Белорусского фронта под командованием генерала армии К. Рокоссовского освободили первый областной центр Беларуси – Гомель. В Гомеле она оказалась сразу после освобождения, и на улицах города увидела страшные картины – виселицы с людьми, на груди которых висели таблички «Партизаны».
«У войны неженское лицо…»
Рассказывала мама и о том, как тяжело приходилось девушкам на войне, о приставаниях более высоких по званию мужчин-командиров. Например, на привале, когда они все лежали на земле вповалку, один из них капитан Завьялов пытался прилечь как можно ближе к маме.
О том, как сложно приходилось девушкам в “критические дни” - ведь они не имели никаких средств гигиены. С затертыми ногами им приходилось проходить в день километры пути. Как наяву вижу картину: мама и еще две девушки, обнявшись и поддерживая друг друга, еле-еле бредут по осенней распутице…
Женя была чуть ли не единственной еврейкой среди сослуживиц. Но она прекрасно ладила со всеми. Боевые подруги не бросали Женю, и когда ей приходилось ночью идти в наряд, c винтовкой охранять базу - шли вместе с ней.
Особенно мама сдружилась с одной девушкой. Однажды по дороге они увидели трофейный виллис. Вдруг машина остановилась, из нее вышел высокий седой генерал и направился к ним. ”Отец”, - закричала мамина подруга и бросилась к нему навстречу.
А потом наши войска освободили Киев, и маму перевели на работу туда. Там она заболела малярией.
О.К. Так фронт для мамы закончился, но ей предстояло еще победить малярию.
З.Т. Верно. «В зоне активных боевых действий», как говорят сейчас, или на фронте, как говорили тогда, она, 20-летняя девушка, находилась 4 долгих страшных месяца.
7. КИЕВ.
З.Т. 6 ноября 1943 Киев был освобожден от немецко-фашистских захватчиков.
До войны в Киеве жили около 846 тысяч человек. Около 200 тысяч мобилизовали и отправили на фронт. Еще 350 тысяч эвакуировались вместе с предприятиями и организациями столицы Украины. Около 100 тысяч немцы угнали в рабство в Германию. Многие погибли в самом городе от голода, холода, карательных акций и этнических чисток. Сотни тысяч людей, в основном евреи, были уничтожены в Бабьем Яру. Поэтому 6 ноября 1943-го освободителей встречали всего 180 тысяч киевлян.
По другим источникам, до войны в Киеве было 950 тысяч жителей, после освобождения — около 100 тысяч. После освобождения Киева 1 января 1944 г. маму перевели на работу в Киевское Управление УНКГБ отдел 31 контролером ВЦ.
О.К. А что такое «ВЦ»?
З.Т. ВЦ - это Военная Цензура. Все военные цензоры подчинялись вышестоящим начальникам во главе с Отделом военной цензуры Генерального штаба. По линии НКГБ военной цензурой и перлюстрацией занимался «отдел В».
Цензурная работа была объявлена секретной. Все цензоры обязаны были подписать документ «о неразглашении» своей деятельности сроком на 25 лет. Публичное упоминание о существовании цензуры в СССР было запрещено.
Письмо-треугольник стало одним из символов Отечественной войны. Причина была связана с военной цензурой. Открывать для прочтения и складывать обратно письма-треугольники было намного проще, чем обычные письма в конвертах, которые нужно было открывать над паром и потом снова заклеивать.
Свидетельством того, что коллеги уважали Женю, было то, что для проверки ей часто доставались именно треугольники, а не обычные конверты. Ведь для девушек-контролеров были установлены нормы выработки.
Существовали жесткие правила о том, что можно писать и чего писать нельзя Запрещенную информацию вымарывали. После проверки на всех письмах-треугольниках ставился штамп «Просмотрено военной Цензурой» с личным номером военного цензора.
Во многих письмах, даже «треугольниках», скрепленных мякишем хлеба, иногда пересылались крупные денежные купюры — по 30 или 50 рублей. Встречались недобросовестные цензоры, которые читали такие письма более внимательно и, если в них не было упоминания о пересылаемых деньгах, изымали их и клали в свой карман.
О.К. Вы говорили, что ваша мама заболела малярией. А как же ей удалось справиться с этим заболеванием?
З.Т. В Киеве мама жила на квартире по ул. Нижний вал, 17. Она очень болела, ее трясла малярия – это лихорадка, она очень трясет. Хозяйка квартиры сказала ей, что малярию надо чем-то накормить, и она уйдет. Она спросила: «Чего тебе хочется?». Мама сказала: «Мне очень хочется жареной картошки с медом». Хозяйка покормила ее, и после этого малярия ушла, оставила маму. Вот такая удивительная история.
Потом Женина старшая сестра Роза с сыном Борей вернулись из эвакуации в Винницу. Женя попросила дать ей перевод по собственному желанию, и 29 мая 1944 г. ее перевели в Винницу в отдел «В» контролером ВЦ. Сестры снова стали жить вместе на улице Хлебной (потом Карла Либкнехта), дом 21.
8.ОДНОСЕЛЬЧАНЕ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ.
О.К. А как ваша мама узнала о том,что произошло с ее родными во время оккупации?
З.Т. Из переписки с подругами-украинками, которые оставались в селе.
Когда мама училась в сельской школе, она сидела за одной партой с Таисой Зайчук. Зайчуки жили зажиточно, имели свою хату на две половины, огород. Как-то раз в тяжелые голодные времена Таиса позвала маму к себе домой и угостила ее запечёнными бурячками. Мама потом вспоминала это, как самое лучшее лакомство на свете.
Таису вместе с другими сельскими девушками во время войны угнали на работу в Германию. Когда Таиса вернулась из Германии, она выучилась на агронома и стала председателем колхоза в родном селе.
Как-то уже в 70-е годы, когда мы жили в трехкомнатной квартире на Вишенке, мама услышала рассказ о Таисе Зайчук по республиканскому радио.
Мама до такой степени была ей благодарна и помнила ее доброту, что разыскала Таису и пригласила ее к нам в гости. Это, можно сказать, был пример добросердечия и добрососедства.
А с другой стороны, мама никогда не могла забыть их соседа, подлого убийцу, полицая Петра Гусака, который уничтожил нашу семью, бабушку Бейлу, прадедушку Боруха. После войны мамин брат Михаил приехал в село и хотел расправиться с полицаем. Но друзья его остановили, справедливо заметив, что родных он этим не вернет, а сам может пострадать.
До последней минуты жизни мама стремилась добиться справедливости - чтобы убийца безвинных людей был наказан. Очень горько от бессилия, но Суд Божий еще никто не отменял. Он настигнет каждого убийцу…
9. ОККУПАЦИЯ.
О.К. Что же произошло с вашими родными во время оккупации?
З.Т. Когда началась война, Бейла со свекром Борухом остались в селе. Хотя другие евреи как-то ухитрились и уехали. А они и еще одна семья, два одиноких старика – муж и жена – остались. Сейчас в селе живет примерно полторы тысячи человек, а тогда было в два раза больше. И всего четверо евреев, которых односельчане не сумели спасти.
Во время оккупации, когда немцы пришли в село, они установили свою власть, назначили старосту и ушли. В принципе, они в селе не находились. Вся жизнедеятельность в селе осуществлялась под руководством назначенного немцами старосты и полицаев. И так прошел 1941 год, зима, и наступила весна 1942 года, которая оказалась трагичной для этих несчастных четырёх евреев.
Общеизвестный факт, что немцы платили деньги, или снабжали продуктами тех, кто выдавал евреев. Очевидно, полицай из Дзензелевки решил нажиться. И это привело к страшной трагедии.
Уже приехав в Израиль, в Музее Яд Вашем я обнаружила «Отчет Комиссии по расследованию зверств фашистов в Маньковском районе»:
153 Шмукляренко Андрий Дмитрович 1872 еврей пенсионер (70 лет)
154 “ Мария Дмитровна 1874 “ иждивенка (68 лет)
55 Перель Бейла Мотковна 1894 “ портная (48 лет)
156 Перель Борух Пинкосович 1865 “ стекольщик (77 лет) -
расстреляны жандармами на квартире 6 мая 1942 г.
По другим данным, это случилось 22 апреля – то ли ко дню рождения Ленина, то ли Гитлера.
Я не знала точно, что там произошло. Скажу честно, мне даже было страшно узнать подробности. Но, когда я обратилась в Администрацию села с просьбой установить памятник погибшим евреям, то получила такой ответ: «Очевидцы рассказывали, что весной 1942 года были казнены две еврейские семьи, супруги Шмукляренко Андрей и Мария и Перель Борух с невесткой Перель Бейлой. Они были расстреляны спецподразделением, - немецкие солдаты имели на груди железные бляхи, - в доме Шмукляренко. На другой день их тела подводой, возможно, местные полицейские вывезли в сад Кругляк, где во рву находилось конское кладбище, там их и похоронили. В настоящее время сад уже давно выкорчеван. Теперь там поле. Это место находится слева от дороги Дзензелёвка – Нестеровка».
О.К. Зина, спасибо Вам большое за рассказ. Мы понимаем, как тяжело Вам об этом говорить, потому что это Ваши бабушка и прадедушка, близкие Вам люди. И самое обидное, что к этому оказались причастны украинцы, с которыми несколько поколений они жили в мире и взаимопонимании. Что руководило теми недочеловеками – возможно, жажда легкой наживы, желание услужить немцам, ненависть к евреям?
Ваши близкие так трагично, так несправедливо погибли. Спасибо вам за воспоминание.
10. СЕМЬЯ ШМУКЛЕР.
З.Т. Я хочу объяснить, почему погибли Шмукляренко Андрей и Мария. Дело в том, что, это была еврейская семья Шмуклер, звали их Нухим и Хайка. На каком-то этапе они «выкрестились», т.е. приняли христианство и стали называться Шмукляренко Андрей и Мария. Но даже несмотря на то, что они выкрестились, полицаи выдали их немцам как евреев, и они погибли.
В Музее Яд Вашем я обнаружила документ, объявление в «Одесской газете» от 20 ноября 1941 года, в котором уточняется, кто, по мнению фашистов, относится к разряду лиц еврейского происхождения.
Мама рассказывала, что вместе с нашей семьей погибли их соседи - «одинокие бездетные старики Шмукляренко». Мне было очень жаль, что даже некому их вспомнить. Но, как мне удалось выяснить позднее, они не были бездетные, и они были не просто соседи. Но обо всем по порядку.
Лавочник Лейзор Шмуклер (примерно 1825 г.р.) сумел дать образование старшему сыну Волько (1861-1916). Волько (Владимир) работал в селе кассиром в Банке, который назывался «Ссудо-сберегательное товарищество». Волько был единственным евреем в селе, которому разрешали проходить по короткой дороге к Банку через церковный сад; всем остальным приходилось идти по улице налево, а затем поворачивать направо вокруг квартала. Волько умер в 1916 году от болезни, и был похоронен на кладбище к северу от школы. Там были отдельные участки для православных и для евреев. Кладбище было сровнено с землей коммунистами, а надгробные камни были использованы для мощения дорог. На том месте был посажен фруктовый сад. После смерти отца зажиточными семью Шмуклер трудно было назвать. Все ели из одной миски на столе, у каждого было по ложке. Но у вдовы Малки, безусловно, было отложено на побег. В феврале 1919 г. Малка Шмуклер с пятью детьми, спасаясь от погромов, покинули село и отправились пешком на юго-запад. Через Румынию и Триест они выехали в Канаду.
Младший сын Лейзора Шмуклера Нухим (1872-1942) унаследовал лавку отца и родительский дом. Он был хозяином одной из трех бакалейных лавок в селе, причем не самой богатой, где продавались товары первой необходимости. У него был сын Сруль 1894 г.р. Когда началась Первая мировая война, вместе с моим дедушкой Пинхасом Перель (1893-1924) он был призван на фронт. Но после революции их пути разошлись. В 1924 году, когда Пинхас Перель участвовал в траурном митинге по случаю смерти вождя пролетариата В.И.Ленина, что в конечном итоге стоило ему жизни, Срулю Шмуклеру удалось покинуть село и через Румынию-Триест выехать в Канаду.
Вот почему его родителей, оставшихся в селе, мама считала «бездетными».
11. ТА САМАЯ ХАТА.
В Переписи 1875 года указано, что в селе Дзензелёвка проживает Лейзер Шмуклер в своем собственном доме. А в документе 1871 года сказано, что он вместе еще с 4 евреями записан как «хозяин двора».
Злая ирония судьбы состояла в том, что последних евреев Дзензелевки убили в этой самой хате, принадлежащей Шмуклерам/Шмукляренко. Наверное, и в страшном сне Лейзору не могло присниться, что когда-то его сын и невестка будут расстреляны в их собственном доме.
Та самая хата. Надпись на обороте: «Угловой дом вашего деда. Идет строительство сошейной (так написано) дороги. Фото 1963.»
Фотографию дома, в котором расстреляли последних евреев Дзензелевки, заведующий музеем Григорий Дудник подарил профессору Брюсу Шору (Шмуклер) во время его приезда в село в 1990 г.
На этом аэроснимке села Дзензелевка профессор Брюс Шор сделал обозначения на основе воспоминаний его отца Давида Шмуклера, уроженца села.
1.Бывший дом Лейзора Шмуклера. Как видим, он находился в самом центре села, на перекрестке улиц Ленина и Кирова. После войны дом Шмуклеров долгие годы использовался как общественный объект, но потом был снесен. Сейчас там пустырь, рядом бар «Гараж».
Красным обозначен пустырь на месте, где стоял дом Шмуклеров.
2.Бывший парк Сталина (можно увидеть в документальном фильме о селе 1950 года) – сейчас Парк им.Прокопа Макаренка.
3.У пруда по ул.Кирова - дом создателя музея Григория Дудника.
4.Бывшее здание Банка «Ссудо-сберегательное товарищество», сейчас Клуб. Здесь работал Волько Шмуклер.
5.Бывшее кладбище, сейчас Яблоневый сад, который разбили в 1950-х (можно увидеть в документальном фильме о селе 1950 года).
За семь лет до начала Голодомора в Дзензелевке уничтожили кладбище. Об этом мне рассказывал человек, который в то время был пионером. Камень из разрушенных памятников свезли на строительство фермы, а металл — на переплавку", — рассказал краевед Григорий Дудник. В годы Голодомора на разрушенном кладбище продолжали хоронить людей. Юрий нашел места 5 братских могил. Всего за время Голодомора в Дзензелевке умерли 533 человека.
И уже через год, в 1934-м, это кладбище закрыли и запретили его посещать. Когда умерла моя прабабушка Песя Перель, ее повезли хоронить на кладбище в Соколивку (Юстинград). Бейла сама пошила для нее «тахрихин» - саван.
Сейчас на месте кладбища установлен каменный памятник жертвам Голодомора, по всей его площади растет Яблоневый сад, который разбили в 1950-х, местные жители пасут коз, и кое-где еще видны места, где раньше были могилы. А памятника жертвам фашизма в селе нет. (см. «Село, в котором памятника нет»).
6.Бывшая школа, сейчас краеведческий музей (можно увидеть в документальном фильме о селе 1950 года), созданный Дудником Г.
7.Бывшая Церковь Параскевская, деревянная, построена в 1764 г. Разрушена большевиками.
8. Фруктовый сад за домом священника и тропинка, по которой Волько Шмуклер шел от дома на работу в Банке.
Кадр из документального фильма о селе 1950 г.
«Солдаты с железными бляхами на груди», о которых рассказывали односельчане, свидетели трагедии – это полевая жандармерия (нем. Feldgendarmerie). Служащие полевой жандармерии получили прозвище «цепные псы» (нем. Kettenhunde) из-за носимых на металлической цепи горжетов с нанесённой эмблемой, под которой было написано чёрным «Feldgendarmerie», обе пуговицы по углам были лакированы люминофором. Впоследствии служащие полевой жандармерии СС получили дополнительное прозвище «Копфъягеры» (нем. Kopfjager, Охотники за головами).
И еще один момент: «На даний час садок вже давно викорчуваний. Тепер там поле». Страшно вдуматься, что четыре человека, божьих создания, были безжалостно убиты и брошены в яму с дохлой скотиной. И сейчас там поле, по которому бродят дикие звери… Страшно даже представить…
Много лет я пытаюсь добиться, чтобы на этом месте был установлен памятный знак «Здесь были убиты четыре человека только за то, что они были евреями». Чтобы овраг смерти стал оврагом Памяти. Но, увы…
О.К. Зина, спасибо Вам большое за рассказ. Спасибо Вам, потому что видно, как Вам тяжело это вспоминать. Я Вам очень благодарна за то, что Вы рассказали эту историю, она, конечно, никого не может оставить равнодушным, тут есть, о чем подумать. Судьба распоряжается так, чтобы ничто не было забыто. Это большой труд, большой труд сердца. Я Вам желаю здоровья, дорогая Зина, и чтобы те важные планы, которые Вы взяли на себя, реализовались. Спасибо. И я думаю, если Вы позволите, мы на этом остановимся.
З.Т. Я хочу сказать, со своей стороны, большое спасибо Вам, организаторам проекта «Голоси», потому что, я считаю, это очень важное дело. Я добиваюсь много лет установки Памятника в селе Дзензелёвка. Но памятник – это камень, камень не говорит, он немой, и сегодня он стоит, завтра пришли, его уничтожили, не дай Б-г. А вот такой Проект, мне кажется, это хорошая возможность для сохранения исторической памяти. Ведь человеческая память не совершенна. Мою маму к концу жизни очень угнетало то, что она стала забывать образ своей мамы. «Я не помню ее лицо», - часто повторяла она в растерянности. Большое спасибо Вам за предоставленную возможность рассказать о трагедии нашей семьи в годы войны.
Мне хочется верить, что видеоинтервью, которое мы с вами записали, сохранит на века память о последних евреях Дзензелёвки.
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
Как я сказала в интервью профессору Ольге Коляструк, вместе с моими родными в селе Дзензелёвка погибли и их соседи семья Шмуклер/Шмукляренко.
Интервью было записано 4 ноября 2020 года. В те же дни я написала в село и поинтересовалась, обращался ли к ним кто-то из потомков живших там евреев. Мне ответили, что да. В 1990 и в 2010 годах из далекой Канады в село приезжала семья правнуков Шмуклеров-Шмукляренко. Я очень удивилась, ведь по воспоминаниям мамы они были бездетные. И очень обрадовалась, что у них все таки остались потомки, которые хранят память о своих родных.
Мне удалось связаться с Брюсом Шор (Шмуклер), профессором университета Макгилла в Монреале, Канада. Я написала Брюсу:
«Есть много историй о том, как через 70 лет после войны встречаются братья. Но я не слышала ни одной истории о том, как после войны находят друг друга потомки убитых и брошенных в одну яму евреев. Это очень волнующе. Я не знаю, что чувствуете Вы. Но я все эти дни нахожусь под впечатлением от того, что я вас нашла, и что вы откликнулись на мое обращение. Так же я чувствую горечь упущенной возможности от того, что вы дважды приезжали в село, а я ни разу, хотя жила рядом».
Первый вопрос, который Брюс задал мне, «являются ли наши семьи родственниками?» Я ответила, что они братья по яме, в которую их кинули убийцы. Но тогда я еще не знала всей правды…
Профессор Брюс Шор оказался внуком не Нухима Шмуклера-Шмукляренко, замученного в селе, а его брата Волько Шмуклера, того, который работал в Банке и умер еще до войны.
Вместе с Брюсом нам удалось разыскать в Канаде потомков Нухима и Хайки Шмуклер/Шмукляренко – детей и внуков их сына Сруля.
Возможно, теперь совместными усилиями мы добьемся, чтобы в селе на месте гибели безвинно замученных людей установили памятник.
В этих контейнерах земля из села, в которой, возможно, останки моих родных.
Надпись на контейнере: «Брусу М. Священна дзензелiвська земля – колиска Вашого батька. Сiм’я Дудникiв». Подарок Григория Дудника профессору Брюсу Шору (Шмуклеру).1990 год.
У нас с Брюсом завязалась переписка, мы обменялись известной нам информацией, документами и фотографиями. А в дальнейшем произошло удивительное открытие. На основании сделанных мною и членами канадской семьи Шмуклеров тестов ДНК выяснилось, что мы являемся….. родственниками!!!
Закончить мне хочется на оптимистической ноте.
Сегодня потомки семьи Шмуклер живут в Канаде. Это большая и дружная семья.
Потомки семьи Боруха и Бейлы Перель сегодня живут в Израиле, Германии и Москве. Одна из них, внучка Розы, сегодня вернулась к еврейским корням, как говорят на иврите, «хазра бетшува». Другая, внучка Боречки, который чуть не умер по дороге в эвакуацию, совершила алию в Израиль как внучка еврея. Внучка Михаила Перель в Москве изменила свою фамилию и оформила паспорт на фамилию Перель.
Мой старший брат Борис Тобияш живет в Германии. Я с семьей с 1990 года живу в Израиле.
Мемориал, посвященный борцам с фашизмом в г.Мигдаль аэмек, Израиль. 4-е сверху – имя моей мамы.
АМ ИСРАЭЛЬ ХАЙ!!!
СОДЕРЖАНИЕ.
Предисловие……………………………………………….
Посвящается жертвам Катастрофы …………………….
Дедушка Пинхас – Георгиевский кавалер………………
Бабушка Бейла. Умань. Голодомор……………………..
Детство в Дзензелевке……………………………………
Начало войны…………….………………………………….
Эвакуация в Казахстан……………………………………..
Фронт……………………... ……………………………………
Киев. Военная цензура. ……………………………………..
Односельчане бывают разные……………………………
Оккупация……………………………………. ……………..
Семья Шмуклер…………………………………………… .
Та самая хата…………………………………………………
Послесловие…………………………………………………
Герои очерка «ПОСЛЕДНИЕ ЕВРЕИ ДЗЕНЗЕЛЕВКИ».
Семья Перель:
Борух Перель, стекольщик, жил в с.Дзензелевка, там и погиб.
Песя Перель, его жена, умерла в 30-е годы, похоронена в Соколивка-Юстинград.
Пинхас Перель, сын Боруха и Песи, Георгиевский кавалер, умер в 1924, похоронен в Умани.
Волько Перель, сын Боруха и Песи, младший брат Пинхаса.
2 брата, выживших из 8 детей.
Бейла Перель, урожденная Стринковская, жена Пинхаса Перель.Родилась в Монастырище, погибла в селе Дзензелевка.
Дети Бейлы и Пинхаса:
Роза,
Михаил,
Зельда (Женя).
Ефим Возовой, б. муж Розы.
Борис Возовой, сын Розы.
Борис и Зина Тобияш, дети Зельды (Жени).
Семья Шмуклер-Шмуклеренко.
Лейзор Шмуклер, лавочник, хозяин двора в Дзензелевке.
Волько Шмуклер, сын Лейзора. Работал в Банке, умер от болезни в 1916 г.
Малька Шмуклер, ур.Лозинская, жена Волько. Ей с детьми удалось уехать в Канаду.
Нухим Шмуклер, он же Андрей Шмуклеренко, сын Лейзора. Унаследовал лавку и дом.
Хайка Шмуклер, она же Мария Шмуклеренко, жена Нухима. Погибли в селе.
Сруль Шмуклер, сын Нухима и Хайки. Ему удалось уехать в Канаду.
Профессор Брюс Шор (Шмуклер), внук Волько Шмуклера.
Другие.
Данила Спиридонович Байдала, хозяин хаты, которую снимала семья Перель.
Таиса Зайчук, одноклассница Зельды Тобияш.
Григорий Дудник, краевед, создатель музея.
Семья Верниквас, в дом которых Розу и Женю поселили в эвакуации.
Катерина, злодейка, обокравшая семью в Умани.
Петро Гусак, полицай, выдавший 4-х евреев фашистам на гибель.
