«ГОРОД АНТОНЕСКУ»

 

Яков Верховский,
Валентина Тырмос

 

Действие седьмое:

 Рождество Христово

«Вы слышали, что сказано древним: не убивай…».

«Новый Завет»,«От Матфея».
Нагорная проповедь Иисуса Христа – 21.

Транснистрия, 21 декабря 1941

Мы понимаем, конечно, как трудно вам читать эту книгу.
Но, поверьте, еще труднее писать ее.
Все пережитое, почти забытое и похороненное, казалось, навеки, вдруг оживает и зловещей чередой проходит перед нашими глазами.
Нет, нет, тогда, в ноябре 1941-го, мы не шли в том, гонимом из Дальника в Транснистрию, еврейском «конвое». Мальчику Янкале, как вы помните, после бойни на Дальнике, удалось бежать из того «конвоя». И теперь он около двух месяцев, до начала января 1942-го, будет прятаться в разграбленной квартире на Прохоровской, 11. А девочка Ролли, оставшаяся в живых после поджога школы на Новосельской и ужасов Тюрьмы на Люстдорфской дороге, теперь «надежно укрыта» на антресолях под потолком маленькой кухоньки в «несуществующей», якобы, квартире разрушенного бомбежкой дома на Софиевской, 17, и молодой отец ее Изя часами будет ей пересказывать романы Дюма и Джека Лондона.
Нет, нет, мы не шли тогда в том «конвое».
Случайно – не шли.
Но могли бы идти.
Как шли в таких же «конвоях» на Дальник, и в школу на Новосельской, и в тюрьму на Люстдорфской дороге.
И вот сегодня, спустя семьдесят лет, мы снова идем.
Идем в «конвое» в Транснистрию.
И видим вокруг наших сверстников – друзей, и родных, и соседей.
И слышим их плач. И чувствуем их боль, их страх.
И вынуждены, как и они тогда, пройти этот путь до конца…

Десятки тысяч евреев Одессы гонят из Дальника в Транснистрию. (1)

Они идут, тащатся, плетутся. Вязнут в смешенной с талым снегом грязи, отстают от «конвоя», спотыкаются, падают.
Жандармы пристреливают, добивают отставших, споткнувшихся, упавших.
А то и так просто, от скуки, для развлечения, начинают палить в толпу без разбора или бить прикладами - по спинам, по головам.
А что вы думаете, гнать день за днем жидовский «конвой» по этой, так ее пере так, «мама востра», Транснистрии – это что «лукру фрумоз» - приятная работа? Ни выспаться, ни пожрать, ни выпить, ни с бабой переспать по-человечески. Все на ногах, под дождем, под снегом. В лучшем случае, в грязной крестьянской избе. Поневоле «съедешь с катушек» и начнешь палить без разбора или махать прикладами по головам и спинам.
Первыми жертвами становятся дети. И потерявшие рассудок матери еще долго будут нести на руках эти окоченевшие тельца, пока не лишатся сил, пока не свалятся в липкую жижу дороги, пока сердобольная на сей раз пуля не избавит их от страданий.
Так прижимала к себе тело умершей маленькой Фирочки ее мама Гися Бейгельмахер, тщетно высматривая на обочине дороги место, где она могла бы оставить навеки свое дорогое дитя. Чтобы похоронить Фирочку (если это называется «похоронить»!), нужно было, хоть на минуту отстать от «конвоя». А Гися боялась отстать, боялась попасть под жандармскую пулю: при ней были еще двое живых детей, и она должна была их спасти, во что бы то ни стало. (2)
Евреи Одессы идут, тащатся, плетутся по дорогам Транснистрии.
День за днем, неделя за неделей…
И даже у нас, знающих эту черную правду, возникает вопрос: да как это было возможно?
Как было возможно прогнать по голой заснеженной степи 50 тысяч человек – женщин, детей, стариков - на расстояние в 150 километров?
Без пищи, без воды.
Без теплой одежды.
Под снегом, под дождем…
А в чем, собственно говоря, проблема?
Все это уже было.
Все это уже рутина: «конвой», маршрут, жандармы…
И все! И пошел. Первый пошел. Второй. Третий…
По тысячи, по полторы, по пять тысяч, по девять тысяч человек.
А дойдут? Да какое это имеет значение?
Дойдут, не дойдут…
Не дойдут, и прекрасно - меньше «работы» будет там, на месте.
Евреи Одессы идут, тащатся, плетутся по дорогам Транснистрии.
Едва передвигают ноги.
Сегодня мы уже знаем: их гонят к Южному Бугу. В уезд, который пока еще носит имя «Кривое Озеро», но скоро его назовут Голта, и это страшное слово «Голта», как и вся Транснистрия, станет символом смерти.
Евреев Одессы гонят к Бугу.
Вначале вдоль мертвой железнодорожной ветки «Одесса-Березовка» до Березовки, потом уже практически без дороги, через Веселиново, Мостовое и Доманевку - в Богдановку.
Богдановка…
Говорят, удивительно живописное место на берегу Южного Буга, да и имя под стать: «Бог-дановка» - «Данная Богом».
Сюда же, в Богдановку, еще месяц назад пригнали несколько тысяч евреев из Бессарабии и Буковины в надежде переправить их через Буг, в немецкую зону оккупации.


Люди-фишки в «веселой» игре со смертью

Эта «блестящая идея» отправки евреев к немцам давно занимала румын.
Вначале, в июле-августе 1941-го, речь шла не о Буге, а о Днестре. Как только немцы вошли в Заднестровье, румыны тут же решили перегнать евреев за Днестр. И перегнали – 25 тысяч душ.
Немцы были возмущены.
Надо же, «доннер ветер»! Возня-то какая…
Сколько-то, правда, они все-таки расстреляли – зачем же отказывать себе в удовольствии? А остальных потребовали забрать обратно.
В этот принципиальный спор вмешались даже высшие инстанции: кондукатор Ион Антонеску, с одной стороны, и командующий 11-й германской армией генерал фон Шоберт, с другой. Антонеску требовал «перегонять» и апеллировал к германскому послу в Бухаресте фон Киллингеру. А Шоберт, в ответ, издал приказ, запрещающий «принимать», ссылаясь на то, что еврейские «конвои» мешают передвижению германских войск и препятствуют проведению военных операций.
Румыны наплевали на этот приказ и 5 августа 1941-го попытались вновь «перегнать». На этот раз всего около трех тысяч. В Могилев.
«Репеде, репеде!», - кричали румынские жандармы и гнали евреев прикладами по мосту через Днестр. Несчастные буквально мчались по мосту, стремясь поскорее добраться до другого, спасительного, берега.
Но на «спасительном» берегу их уже ждали эсэсовцы из приданной 11-й германской армии Зондеркоммандо «SK-10b», и, «шнелль, шнелль!», гнали обратно. (3)
Такая у них была «веселая игра» со смертью, где роль деревянных фишек исполняли живые люди. После каждого кона игры фишек становилось все меньше, а трупов, плывущих по водам Днестра, все больше.
Немецким убийцам не впервой была такая игра. Они играли в нее еще в 1939-м. Только партнерами их были тогда, на удивление, не румыны, а русские. Вернее, советские.
Вспомним прошлое. В 1939 году у Сталина была реальная возможность спасти от смерти более миллиона евреев: 29 сентября между Советским Союзом и гитлеровской Германией был подписан известный «Договор о дружбе и границах». По этому договору территория Польши была рассечена надвое и, как следствие этого, часть еврейского населения, около 1.300.000 человек, оказались под властью Гитлера, а другая часть, где-то 1.800.000 - в «сфере влияния» Сталина.
Евреи, оказавшиеся в немецкой зоне оккупации, в страхе перед нацистами, естественно, пытались перебраться на советскую сторону. И вначале это было возможно. Но после подписания «Договора о дружбе», границу закрыли. Как свидетельствует один из еврейских беженцев, переживший эти события в Белостоке, « советская сторона стреляла по тем, кто пытался перейти границу, немецкая сторона, в свою очередь, стреляла по тем, кто пытался вернуться…». (4)
Запрет перехода границы, как оказалось, касался только евреев, а люди других национальностей – немцы, украинцы, белорусы – могли это сделать вполне официально и беспрепятственно.
Дело заключалось в том, что к «Договору о дружбе» прилагалось три секретнейших протокола и один из них, носящий имя «Конфиденциальный», как раз касался «обмена населением между двумя зонами оккупации». В соответствии с этим протоколом, лица германского происхождения имели возможность при желании переселиться в зону германской оккупации, а украинцы и белорусы – в зону советской.
Лица еврейской национальности в протоколе не упоминались.
Вот он, этот роковой «Конфиденциальный протокол». (5)

ИЗ КОНФИДЕНЦИАЛЬНОГО ПРОТОКОЛА
Правительство СССР не будет создавать никаких препятствий на пути имперских граждан и других лиц германского происхождения, находящихся в сфере его влияния, если они пожелают переселиться в Германию или на территории, находящиеся в германской сфере влияния…
Аналогичные обязательства принимаются Правительством Германии в отношении лиц украинского или белорусского происхождения, проживающих на территориях, находящихся под его юрисдикцией.
Москва, 28 сентября 1939 г.
За Правительство Германии, И. Риббентроп
По уполномочию Правительства СССР, В. Молотов

Удивление вызывает не то, что евреи не были упомянуты в конфиденциальном протоколе, а то, что воспрепятствовала этому советская сторона. Немцы, как раз, были очень заинтересованы в том, чтобы «вытолкнуть этих жидов к Сталину». Широкую известность получил случай, когда в том же 1939-м они пригнали колонну евреев к мосту через Буг у Сокала и объявили, что все, кто за 20 минут не окажутся на советском берегу (вплавь или через мост, неважно!), будут расстреляны.
Буг в этом месте у своих истоков достаточно мелководен, и мост у Сокала был, видимо, небольшим. И все же, чтобы успеть пересечь его за 20 минут, евреи принялись бежать, а добежав, угодили в лапы советских солдат с винтовками наперевес.
Солдаты не проявили. Они построили евреев в колонну и под конвоем погнали их через мост обратно, к немцам.
Спустилась ночь. И начался новый кон «игры»: евреям теперь разрешили остаться на немецком берегу до 6 часов утра, после чего - расстрел.
Что произошло с несчастными дальше, неизвестно.
Говорят, что некоторые, несмотря на зимнее время, переплыли реку (?), и были арестованы советскими властями. Другим удалось как-то, скорее всего, временно, скрыться.
Но немцев, видимо, не на шутку разозлила эта история, и в дело вмешался сам начальник штаба Верховного Главнокомандования фельдмаршал Вильгельм Кейтль. Он позвонил в Имперское Министерство иностранных дел – статс-секретарю барону Эрнесту фон Вайцзеккеру и пожаловался на русских союзников: «Изгнание евреев на русскую территорию не протекает так гладко, как ожидалось, На практике, например, дело происходило так, что в каком-то спокойном месте в лесу 1.000 евреев перегонялось через русскую границу, но в километрах 15 оттуда они возвращались с русским командиром во главе, пытавшимся заставить германского офицера допустить их обратно…».
Кейтель, видимо, надеялся, что Вайцзеккер по своим дипломатическим каналам сможет повлиять на Сталина, и облегчит перегон евреев на советскую территорию.
Вайцзеккер «повлиял». И Сталин «отреагировал».
Но, отреагировал по-сталински.
Он не только не стал «принимать» перегоняемых немцами евреев на свою территорию, но еще постарался многих, бежавших самостоятельно, «толкнуть» обратно.
Удивительно, но в этой жуткой «игре» со смертью «игроки» постоянно менялись ролями и только «фишкам» была предназначена одна и та же роль.
Тогда, в 1939-м, на границе с оккупированной гитлеровцами Польшей, «толкающей» стороной вначале служили немцы, а затем в дело вмешался Сталин и уже так «толкнул»!
А в июле-августе 1941-го, не берегах Днестра «толкающей» стороной стали уже румыны, а немцы, как раз, были «принимающими».
Но, неужели…
Неужели же и на этот раз в игру вступит Сталин?
Неужели же снова окажется «толкающей» стороной?
Неужели «толкнет» евреев Одессы?
И именно это станет причиной нашей личной трагедии?
Причиной того, что Одесса превратится в мышеловку, что наши семьи не смогут эвакуироваться, и мы попадем в лапы «Красной собаки» Антонеску?

Прежде чем завершить нашу грустную повесть о «фишках», позвольте рассказать вам один курьезный инцидент, который, при всем своем ужасе, быть может, заставит вас улыбнуться.

Расписка, подтверждающая «расстрел»

 
Курьезный этот инцидент, произошел в Транснистрии, в октябре 1941-го.
Об нем поведал миру глубокоуважаемый губернатор Транснистрии профессор Георге Алексяну в 1946-м, на том самом процессе румынских военных преступников в Бухаресте, где он вместе со своими подельниками был приговорен к расстрелу.
Итак, инцидент.
Осенью 1941-го румыны, несмотря на все неудачи, постигшие их при попытках перегнать евреев к немцам, решили все-таки «попытать счастья» еще раз и «толкнуть этих жидов» за Буг.
Первый «конвой» бессарабских евреев в составе 1.000 человек пересек Южный Буг в начале октября 1941-го по мосту, ведущему из Кривого Озера в город Первомайск. Немцы, на удивление, на сей раз евреев «приняли», и, как следовало ожидать, тут же их и прикончили.
Ободренный неожиданным успехом, командир Пятого румынского жандармского батальона, ответственный за эту операцию подполковник Модест Исопеску, для закрепления этого триумфа, потребовал у немцев РАСПИСКУ, подтверждающую «прием и расстрел одной тысячи жидов».
А немцы (можете себе представить!) дать такую расписку отказались.(6)
Об этой «вопиющей наглости» Исопеску, конечно, сразу же доложил губернатору. Алексяну был возмущен. Особенно тем, что немцы, оказывается, вместо того, чтобы прикончить жидов своими руками, наняли для убийства украинцев.
Алексяну: «Когда я увидел, что немцы не дали расписку, я немедленно приказал приостановить отправку конвоев …».
И такое провозглашает не полуграмотный жандарм Исопеску, а доктор международного права, профессор Бухарестского университета!
Инцидент с распиской, каким бы абсурдным он не казался, имел два судьбоносных последствия.
Во-первых, отправка «конвоев» за Буг прекратилась и значительное число пригнанных в Транснистрию евреев из Бессарабии, Буковины и Одессы было сосредоточено в районе Кривого Озера, и, во-вторых, префектом этого уезда был назначен тот самый жандармский подполковник Модест Изопеску, который так во время доложил губернатору о «наглости немцев».
Подполковник Исопеску вошел в историю, как один из самых жестоких румынских убийц. На совести этого палача мучительная смерть около 170 тысяч евреев. (5)
Сам он отправится в Ад в 1948-м.
Палачи тоже смертны.


Некролог

Ушел от нас…
Нет, конечно, не так.
К счастью для человечества, нет сегодня среди живых человека по имени Модест Исопеску.
«Домнуле» лейтенант-колонель (а по-нашему, подполковник) Модест Е. Исопеску родился 46 лет назад в маленьком забытом Б-ом буковинском селе Фрескаучи. И были у него, конечно, и мама, и папа, и даже старенькая бабушка, которая пекла для босоного чернявого Модика сладкие плацинды с кабаком.
При взгляде на фотографию взрослого уже Исопеску трудно представить себе, что это убийца. Так, вполне обычный себе мужчина, даже, скажут некоторые, чем-то привлекательный.
 

Учиться Модике, как будто бы особенно не пришлось, но в жандармерии, куда по протекции дядьки ему удалось пристроится, он «пошел далеко», а с началом войны даже получил чин подполковника и назначение командиром Пятого жандармского батальона.
Во главе этого Пятого жандармского (сотня профессиональных убийц на грузовиках) Исопеску вслед за солдатами 3-й румынской армии вошел в Кишинев. И именно он занимался организацией Кишиневского гетто, где, по словам военного коменданта города, жандармского полковника Думитру Тудосе, проявил и характер, и инициативу. Тот же полковник Тудосе, кстати, в дальнейшем рекомендовал присвоить Исопеску чин полковника.
Можно только гадать, почему это ходатайство не было удовлетворено, и Исопеску, несмотря на все свои «подвиги», до самого конца войны так и остался подполковником. Впрочем, если вы помните, его коллега Адольф Эйхман, тоже весьма «инициативный» товарищ, как и Исопеску, не был повышен в чине и до самого конца войны оставался оберштурмбаннфюрером.
В средине августа 1941-го Исопеску вместе со своим батальоном перешел Днестр на территорию, которая вскоре получит имя «Транснистрия». Вначале он зверствовал в уезде Балта, а затем был послан в Кривое Озеро, где, как мы уже знаем, курировал перегон за Буг того самого «конвоя» бессарабских евреев и пытался выудить у немцев расписку, подтверждающую их убийство.
Губернатор Транснистрии Алексяну оценил «деловые качества» командира жандармов и 7 октября 1941-го назначил этого полуграмотного и жестокого человека префектом уезда Кривое Озеро.
Исопеску оставался на этом посту до марта 1944-го, а затем был арестован новым румынским правительством и, как военный преступник, осужден Народным судом к смертной казни (Дело № 221/945, Бухарест, 10 мая 1948).
Но «сердобольный» король Михай Первый (и последний) в этом, как и во многих подобных случаях, заменил смертную казнь на «пожизненное»…
Исопеску действительно «прожил» в заключении до самой своей смерти, только…
Только случилась она, эта смерть, как то слишком скоро и неожиданно…
Исопеску умер в тюрьме «Aiud», по болезни, 17 октября 1948 года.
 

Убийца умер.
«По болезни», или по другой причине, какая разница.
Только, на наш взгляд, даже эта его безвременная смерть, слишком незначительная плата за те три года «счастья», которое он испытал на посту префекта.

 

«Счастье» по Исопеску

Все эти чудовищные три года префект Модест Исопеску был единоличным правителем уезда, фактически, богом, во власти которого была жизнь и смерть. Он мучил, насиловал, убивал и получал от этого огромное садистское удовольствие.
И можно только удивляться человеческой природе: этот серийный убийца и сексуальный маньяк был преданным мужем и искренне любил свою жену Летицию. Получив пост префекта, он, прежде всего, просит разрешения у губернатора привезти в Транснистрию Литицию. Она, бедняжка, пишет он Алексяну, ютится в Черновцах в одной маленькой съемной комнатке, поскольку их собственная шикарная квартира, принадлежала в прошлом каким-то жидам и, как таковая, была конфискована государством.
Алексяну разрешил.
И вот 4 ноября 1941 года домна Литиция Исопеску со всей помпой прибыла в столицу уезда, Кривое Озеро, и поселилась в их новом красивом доме, который, случайно, в прошлом, тоже принадлежал «каким-то жидам».
Дом Литиции понравился, а вот название столицы…
Ну, как написать друзьям и знакомым в Бухарест: « Я живу в Кривом Озере». Да ведь засмеют!
И уже через день после приезда Литиции, 6 ноября 1941-го, Исопеску снова пишет губернатору и предлагает переименовать столицу.
Пусть она называется «Голта».
Так, как называлась когда-то, в царские времена.
Итак, Голта.
«Царством смерти» окрестит ее известный израильский исследователь Катастрофы Жан Анчел.
Первая леди «Царства смерти», домна Литиция Исопеску, расположилась с комфортом. Она устраивала «светские» приемы для многочисленных гостей. Посещала местный кинотеатр, где начала выступать группа каких-то актеров. Часто бывала в срочно отремонтированной церкви, где на румынском языке вел службу присланный из Бухареста батюшка Ион Серву. И даже занималась благотворительностью: раздавала беднякам одежду, несколько, правда, подпорченную дырками от пуль и пятнами крови.
Всю домашнюю работу за нее выполняли пригнанные для этой цели в Голту жиды: поломойки, стряпухи, прачки, четыре портнихи – две для пошива исподнего белья и две мастерицы элегантной верхней одежды, один меховщик, один сапожник и много других, необходимых в хозяйстве людишек. Всех их оторвали от семей и поселили в одном, окрашенном почему-то красной краской, доме, получившем название гетто.
И потекла жизнь, благополучная, сытая, можно сказать, даже радостная.
А параллельно с этой радостной жизнью, в нескольких километрах от нее, пересекаясь и не пересекаясь с ней, текла другая…
Нет, нет, не жизнь…
В нескольких километрах от этой радостной жизни царствовала… смерть.

Царство смерти

К средине ноября 1941-го из Бессарабии и Северной Буковины в Транснистрию перегнали порядка 175 тысяч евреев. (7)
Последний «конвой» пересек Днестр 17 ноября 1941-го, а 9 декабря Антонеску доложили, что «очистка освобожденных территорий» практически закончена.
Часть из этих евреев попала в Голту, но большинство остались на Севере, в лагерях и гетто трех уездов: Могилев, Тигина и Балта.
Условия жизни в этих так называемых гетто были чудовищными. Холод, голод, отсутствие денег, одежды, медикаментов…
Слухи об этом ужасе доходили до Бухареста, и лидеры еврейской общины, надо отдать им должное, делали все возможное для того, чтобы помочь своим братьям. И главный раввин Румынии Шафран, и председатель федерации Фильдерман вновь «звонили во все колокола», обращаясь с письмами, со слезами и с … деньгами, и к королеве-матери Елене, и к папскому нунцию Кассуло, и даже напрямик к Антонеску. (8)
Видимо, их усилия достигли цели: 17 декабря 1941 года, поздней ночью, в метель, адъютант королевы-матери принес, наконец, Шафрану официальное разрешение на отправку помощи. И немедленно в гетто Транснистрии - в Балту и Бершадь, в Могилев и Копайгород, в Джурин и Шаргород - потекли деньги, продукты питания, теплая одежда, медикаменты и даже уголь для отопления и инструмент для ремесленников.
Общая стоимость помощи, как говорят, составила по тем временам огромную сумму - около 400 тысяч долларов. Большую часть этих денег собрала еврейская община «Регата», которая, к счастью, и в эти страшные времена имела такую возможность. Около 50 тысяч долларов прислали американские евреи. И даже Папа Пий XII расщедрился и передал через Кассуло для погибающих евреев аж 2,5 (две с половиной!) тысячи долларов.
Если брать за основу данные, приведенные Жаном Анчелом, а это, несомненно, наиболее достоверные цифры, полученные из рапортов самих румынских убийц, то общее число евреев (местных и депортированных), скопившихся осенью и зимой 1941-1942 годов на территории Транснистрии, составляло около 440 тысяч человек.
Из них уничтожено было 73,5%.
В живых осталось примерно 120 тысяч, в основном на севере Транснистрии. И немалую роль в спасении жизни этих людей сыграла помощь, которую они получили из Бухареста. Эта помощь дала им возможность создать больницы, общественные кухни, приюты для оставшихся сиротами детей…
Только …
Только удивительно, что вся эта суета, и письма, и слезы, и деньги, и королева, и папский нунций - все это касалось только евреев Бессарабии и Северной Буковины.
А о евреях Одессы никто и не вспомнил.
Мы, евреи Одессы, мы, дети Одессы, как будто и не существовали.
Не мерзли, не голодали, не умирали.
Нас не вешали на Александровском проспекте, не сжигали живыми в школе на Новосельской, не расстреливали на Дальнике, не гнали, как скот, на муки и смерть в Богдановку.
И речь здесь не о деньгах, не о продуктах питания или медикаментах.
Речь идет только о голосе, одном единственном голосе, поданном в нашу защиту. О каком-нибудь письме, что ли. Типа посланного одесским префектом Пыньтей в Бухарест.
Но, нет…
О евреях Одессы никто не вспомнил.
Гетто Богдановки в списках получателей помощи еврейской общины Румынии не значилось…
Первый «конвой» одесских евреев из Дальника – 9.000 человек - пригнали в Богдановку в начале ноября.
Людей разместили не в селе Богдановка, как можно было предположить, а на лишенной жилых строений территории свиносовхоза. Удобство этой территории заключалось в том, что на ней стояло два десятка свинарников, вполне пригодных, с точки зрения румын, для содержания евреев, и вся она была ограждена забором из колючей проволоки с охранной будкой у единственных, тоже проволочных, ворот.
Ну чем не гетто?
К приходу одесситов здесь уже находились 28 тысяч евреев, пригнанных из Бессарабии и Буковины. Правда около 10 тысяч из них уже успели умереть, и все они, живые и мертвые вместе, заполняли свинарники.
Вряд ли вы представляете себе, что собой представлял богдановский свинарник: грязный полуразрушенный барак, разделенный чем-то наподобие узкого коридора, с двух сторон которого фанерные перегородки, создавали небольшие загоны для свиней. Бетонный пол устлан прелой давно нечищеной от навоза соломой, а через весь коридор – канава для стока нечистот.
Все свиные загоны, и канава тоже, теперь были забиты людьми, лежащими на соломе вперемежку с трупами, и почти не отличались от них. Туда же втиснулись и евреи, пригнанные из Дальника.
Говорят, что за место в свинарнике дрались не на шутку. Доходило до смертоубийства. И те, кто не смог попасть в свинарник, оставались умирать на морозе – в каких-то летних шалашах для свиней, или просто под открытым небом. Пищи не было никакой, и слабые попытки добыть качан капусты у местных жителей, подходивших иногда к забору, оканчивались обычно расстрелом. Многие гибли от голода, другие замерзали, третьи умирали от тифа или дизентерии.
Жандармы, охранявшие гетто, боялись прикасаться к трупам и отказывались зарывать их, а сами евреи были слишком слабы, чтобы хоронить своих близких. И только обезумевшие матери вгрызались окровавленными ногтями в мерзлую землю, чтобы хоть горсткой этой земли укрыть своих уснувших навек малышей.
Префект Модест Исопеску был не робкой души человек. Но даже он, посетив свиносовхоз, пришел в ужас.
Что делать со всей этой массой?
А тут, как стало ему известно, в Богдановку гонят еще 40 тысяч (!) жидов из Одессы. Со дня на день они будут здесь!
Пылая злобой, Исопеску пишет письмо Алексяну:

ИЗ ПИСЬМА ИСОПЕСКУ
Губернатору Транснистрии
Тирасполь, 13 ноября 1941
Имею честь доложить.
При вступлении в должность, я нашел здесь большое скопление жидов, согнанных их окрестных сел и пригнанных из-за Днестра…
В Вазовке около 15.000, в Кривом Озере и в Богдановке примерно по 1.500.
В Вазовке был тиф, и уже умерли примерно 8.000 вместе с теми, которые умерли от голода. Жидов из Вазовки и из Кривого Озера мы перегнали в Богдановку и расположили в свинарниках местного свиносовхоза.
Но еще до прибытия этих жидов, сюда пригнали 9.000 жидов из Одессы. [Здесь и далее выделено нами. Авт.]
Так что, на сегодняшний день, в Богдановке находятся 18.000 жидов, запертых в свинарниках, где едва умещались 7.000 свиней.
Местный примарь и руководство свиносовхоза пришли в отчаянье, так как им стало известно, что в дороге еще 40.000 жидов из Одессы.
Свинарники не могут вместить всех жидов, и те, которые наруже, убивают тех, которые внутри, чтобы занять их место. Полицейские и жандармы не успевают закапывать трупы, и, поскольку воды Буга используются для питья, очень скоро по всей округе может распространиться эпидемия. Большинство жидов здесь больны туберкулезом и страдают от тифа и дизентерии.
Для того, чтоб зараза не распространилась, я прошу вас срочно дать указание не присылать сюда больше жидов.
Тех, которые уже здесь, я надеюсь в скором времени переслать за Буг, так что у нас будет чистый воздух. Но, чтобы его не загадили вновь, убедительно прошу не присылать новые конвои.
Префект, лт. кол. Исоп.
 

Хамское, надо сказать, послание.
Без обращения: «Господин профессор» и прочее…
Без выражения преданности в конце: «Искренне Ваш…», или что-либо подобное. Просто: «Префект» и закорючка, вместо имени отправителя.
И все же, это письмо, несмотря на его чудовищность, дает нам бесценный фактический материал и право утверждать, что после бойни на Дальнике в Транснистрию погнали около 50 тысяч евреев Одессы.
Не 12, и не 15, и даже не 25, как утверждают некоторые историки, а 50!
Исопеску, правда, называет цифру 49 - «вначале 9 тысяч жидов, а затем еще 40 тысяч». Но это те, кто прибыл в Богдановку после всех тягот 20-дневного пути, где многие, не выдержав его, погибли или были убиты, а, вместо них, в «конвои» влились другие – местные евреи. Так что, названная цифра, 50 тысяч человек, выглядит вполне убедительной, тем более, что ее не раз называл и Жан Анчел.
Алексяну на письмо не ответил и ничего, как видно, не предпринял, чтобы предотвратить прибытие евреев Одессы. К средине декабря все 40 тысяч притащились в Богдановку, и были загнаны за колючую проволоку Богдановского свиносовхоза.
О том, что произошло с ними дальше, есть много различных свидетельств, но самым достоверным, на наш взгляд, является докладная записка Одесского обкома партии, подписанная одним из влиятельнейших партийных функционеров города – Первым секретарем обкома партии товарищем Колыбановым.
Мы называем этот примечательный документ «Сказкой о мирных советских гражданах».

«Сказка о мирных советских гражданах»

Учитывая особую важность документа, приведем его «шапку» полностью:
«Докладная записка, сводный реестр и обобщенные данные областной комиссии в Чрезвычайную Государственную комиссию об ущербе и жертвах, причиненных фашистскими оккупантами не территории области в период Великой Отечественной войны (1941-1944 гг.)».
[Партийный архив Одесского обкома Компартии Украины. Фонд II, опись II. Дело 52, начато 1 сентября 1944 г., окончено 31 декабря 1944 г.]

Как следует из этой примечательной «шапки», докладная записка посвящена «жертвам фашистских оккупантов на территории области» и, следовательно, должна была бы вести речь о сотнях тысяч евреев, уничтоженных оккупантами.
Ан, нет!
О евреях в записке, как раз, нет ни слова.
И речь в ней идет только о … «мирных советских гражданах».
Но сначала несколько слов о человеке, подписавшем эту записку, о товарище Колыбанове.

 

С Колыбановым вы уже «познакомились».
Это тот самый Анатолий Колыбанов, достаточно молодой еще, 40-летний мужик, бывший чекист, не сумевший закончить даже рабфак, который во время осады города был, фактически, полным хозяином всей Одесской области – Первым секретарем обкома партии.
Именно он, Колыбанов (по заданию партии, конечно), превратил Одессу в мышеловку для евреев, «не подлежащих эвакуации».
И, как следствие этого, именно он несет личную ответственность за гибель евреев Одессы и, в частности, за уничтожение тех, кто после бойни на Дальнике был угнан в Богдановку.
Тогда, в октябре 1941-го, Колыбанов «драпанул» из города и всю войну «ковал победу» в глубоком тылу, в Казани, на посту (вы не поверите!) первого секретаря Татарского обкома партии.
Ну, что ж, как видно, первый секретарь - всегда первый секретарь!
Весной 1944-го он вернулся в освобожденную Одессу и снова занял свой пост (как вы догадались?) первого секретаря.
И, по совместительству, еще один стратегический пост: председателя Одесской областной комиссии по расследованию злодеяний и учету ущерба, нанесенного немецко-румынскими захватчиками.
В этом он повторил «цирковое сальто», которое по воле Сталина проделал Николай Шверник, превратившийся из председателя «Совета по эвакуации» в председателя «Комиссии по расследованию злодеяний».
Забавно, но факт пребывания Колыбанова на посту председателя комиссии по расследованию злодеяний нигде, ни в каких его «жизнеописаниях», не озвучен. Стыдился он этого, что ли?
Но мы разыскали в архивах его собственноручную подпись на актах, составленных этой комиссией, где также указан и его титул.

 

Заняв этот ответственный пост, хозяин области со всей своей возродившейся энергией занялся расследованием злодеяний. С этой целью в сентябре 1944-го он отправился на место «совершения злодеяний», в теперь уже бывшую Транснистрию во главе весьма авторитетной комиссии, включавшую следователей МГБ, судебно-медицинских экспертов, патологоанатомов, священнослужителей и даже специально прибывшего из Москвы члена ЧГК - военного юриста академика Ильи Трайнина.
Комиссия Колыбанова детально изучила все обстоятельства массового убийства евреев, совершенного в Богдановской Яме, разрыла захоронения, пересчитала трупы, опросила многочисленных свидетелей – жителей села Богдановка и, кроме этого, воспользовалась данными предварительного расследования, проведенного, так сказать, по горячим следам – в мае 1944-го группой профессиональных экспертов.
Результаты работы комиссии, в виде вышеуказанной «докладной», на 55 листах, были представлены 31 декабря 1944 года в ЧГК.
Трудно сказать, как повлияло на членов комиссии то, что пришлось лицезреть им в разрытой Богдановкой Яме. Но основные «претензии» их к оккупантам, на удивление, оказались связанны не со злодеяниями, которые они как бы призваны были расследовать, а с грабежом и с так называемой «руманизацией» Одессы и области.
Далее докладная в ярких красках рисует пытки, которым подвергались «мирные советские граждане», и, чтобы не было уж никаких сомнений в национальностях этих граждан, перечисляет их: русские, украинцы и молдаване.
Но вот, наконец, и раздел, касающийся собственно уничтожения.
Вот тут, наверняка, речь пойдет о евреях.
Но, нет, евреи и здесь не упоминаются.
Впрочем, так это было в те дни: во всех официальных документах, во всех газетных статьях и даже (на удивление!) в протоколах опросов свидетелей – полуграмотных сельских бабушек и дедов, - слово «евреи» заменялось затушевывающим его эвфимизмом - «мирные советские граждане». Случалось, что в тексте особо подчеркивалась нееврейская национальность этих «граждан», и даже приводились явно русские или украинские фамилии.
 

Так и в докладной Колыбанова приведены несколько имен и фамилий, якобы, опознанных трупов: рабочие одесского порта братья Петр и Михаил Емельяновы, рабочие государственной мельницы Колесниковы Григорий и Анна, студент 5-го Медицинского института Горячев Василий Дмитриевич, инженер-механик Сологуп Петр Степанович, Белоконь Елена, Федоренко Таисия и так далее, и так далее.
И ни одного еврейского имени.
Ни одной еврейской фамилии.
В числе 54 тысяч уничтоженных - ни одного еврея…
А вот в списке погибших в Богдановке, составленном Леонидом Дусманом, приведены совсем другие имена и другие фамилии. (9)
Особенно страшно звучат детские.
Вот одна из таких записей.
В Богдановской Яме погибли четверо детей по фамилии Пекер: 13-летний Мишка, 10-летний Семка, 8-летняя Ханци и 2-летний Моничка.
Рядом с этими детскими именами нет ни одного взрослого по фамилии Пекер, ни отца, ни матери, ни бабушки.
Как добрались они, эти четверо, до Богдановки?
Кто нес на руках всю дорогу двухлетнего Моничку?
Неужели, тринадцатилетний брат его, Мишка?
Да, наверное, Мишка.
Наверное, Мишка нес Моничку всю дорогу.
И донес до конца. Сохранил, не дал умереть, от голода, от болезни.
Уберег от приклада конвойного.
А дальше не смог.
И так, с маленьким Моничкой на руках, ведя за собою Семку и Ханци, пошел на смерть к Яме.
В списке Дусмана у имени Монички помета: «расстрелян».
Но, нет, вряд ли на Моничку убийцы потратили пулю.
Скорей всего, Мишка не выпустил брата из рук.
Скорей всего, вместе с ним стал на колени у края обрыва и, получив пулю в затылок, вместе с ним скатился в костер.
Мир праху твоему, Мишка…
Но почему, скажите на милость, убитых евреев нужно было называть «мирными советскими гражданами»?
Что в этом слове - «евреи» - такого крамольного?
Почему полуграмотные сельские бабушки и деды, для которых гораздо привычнее слово «еврэи» или «жиды», все, как один, в своих показаниях называют погибших «мирными советскими гражданами»?
Неужели на этот счет был дан особый приказ из самой высокой инстанции?..

Но если абстрагироваться от лицемерного эвфимизма - «мирные советские граждане», то докладная записка Одесского обкома партии производит довольно серьезное впечатление, и все, приведенные в ней, факты, видимо, подлинны.
Но мы в своей работе над книгой, кроме этой докладной, использовали еще несколько уникальнейших документов.
Это не свидетельства очевидцев трагедии.
Это свидетельства ее жертв - евреев, находившихся на дне Богдановской Ямы и оставшихся в живых.
Вы спросите, как это возможно?
Как могли они выжить?
Они выжили потому, что были «мортусами».

Мортусы, как свидетели обвинения

Мортусы…
Какое мрачное слово…
Мортусами издавна называли людей связанных с уборкой трупов.
Во время чумы в Европе по улицам городов разъезжали команды мортусов, поднимая крюками лежащие на земле трупы и укладывая их на повозки.
 

Прохожие предпочитали с мортусами не встречаться. Завернутые в черные просмоленные плащи, они вызывали мистический ужас и были действительно опасны. На эту роль назначали обычно приговоренных к смертной казни преступников, для которых совершить убийство практически ничего не стоило. Ну а, кроме того, прикасаясь к зараженным чумой трупам, они и сами становились источником смертельной заразы.
В Богдановке мортусами служили евреи.
Самые молодые и сильные: 127 мужчин, 49 женщин и одна 15-летняя девочка, по имени Эстер.
Мужчины, стоя по колено в крови на дне Богдановской Ямы, должны были стаскивать с обрыва застрявшие там трупы и сбрасывать их в костер. А женщинам была предназначена другая, еще более ужасная (если это возможно!), «работа».
Большую часть мортусов в конце концов расстреляли, но некоторые остались в живых и дали свидетельские показания.
В наших руках два таких свидетельства.
Одно из них принадлежит молодому мужчине, 32-летнему Филиппу Климову, другое – женщине, 34-летней Мане Фельдман.
Читая эти свидетельства, данные в мае 1944 года, когда пепел костра на дне Богдановской Ямы еще не совсем остыл, испытываешь такой ужас, как будто бы сам стоишь по колено в крови на этом дне, или же сам горишь на этом костре.
Мы постараемся оградить вас, друзья, от этого тягостного ощущения и рассказать о происходившем отстраненно, елико возможно, конечно.
Но прежде чем начать наш рассказ, мы хотим познакомить вас с еще одним свидетелем. Он не был мортусом в полном смысле этого слова, поскольку не принимал участия в сожжении трупов, но мы считаем его таковым, и вскоре вы узнаете, почему.
Имя этого 34-летнего ражего мужика, украинца по национальности - Карп Шевчук. Родился он и прожил всю свою пьяную жизнь в селе Богдановка, а во время оккупации занимал должность заведующего хозяйством свиносовхоза, заменяя бежавшего в тыл директора и являясь, de facto, «хозяином»… нет, не свиносовхоза, а чудовищного лагеря уничтожения, расположенного на территории свиносовхоза.
Это именно о нем, о Карпе, упоминал Исопеску в своем письме к Алексяну 13 ноября 1941-го: «Местный примарь и руководитель свиносовхоза пришли в отчаянье, так как им стало известно, что в дороге еще 40.000 жидов из Одессы…».
Будучи «руководителем» свиносовхоза, Карп сотрудничал с оккупантами и, несомненно, принимал участие в происходившем. И только немного странно, что после освобождения Транснистрии, этот самый Карп «пошел на повышение» и стал теперь уже de jure директором Богдановского свиносовхоза, запустив в свинарники, «очищенные» от евреев, как и положено, свиней.
Свидетельство Карпа поистине уникально.
Уж он то, Карп, доподлинно знал, «как это все там было».

«Gаrla Mare»

Итак, к средине декабря 1941 года еще 40 тысяч евреев Одессы, после полутора месяцев изнурительного пути, притащились в Богдановку, и были загнаны за колючую проволоку свиносовхоза.
Положение в лагере действительно стало критическим.
Говорят, что было там около 80 тысяч живых, умирающих и мертвых.
Но, кто считал?
Единственная надежда переправить все это месиво за Буг, к немцам, и пусть они «решают проблему». Ведь это они, фактически, заварили всю кашу.

ИЗ ПИСЬМА ГУБЕРНАТОРА ТРАНСНИСТРИИ
К МАРШАЛУ АНТОНЕСКУ
11 декабря 1941
Для решения еврейской проблемы в Транснистрии я в настоящее время веду переговоры с германскими властями относительно перегона их [евреев] за Буг. Нам в Транснистрии не будет покоя, пока соглашение «Хауффе-Тэтэряну» относительно перевода жидов за Буг не будет выполнено…

Надежда на немцев оказалась напрасной. Немцы в который раз принимать на свою территорию евреев отказались. Но, видимо, вместо этого, предложили союзникам помочь «решить проблему» на месте, то есть в Богдановке.
И вот 18 декабря 1941-го, в тот самый день, когда в Богдановку пришел последний конвой с Дальника, туда же прибыли немецкие «гости». По всей видимости, «специалисты по еврейскому вопросу» - один какой-то высокий чиновник и два эсэсовца. Это необычайное событие вызвало много пересудов в селе и даже споров: одни утверждали, что немцы прибыли на «легковушке», а другие клялись, что своими глазами видели маленький немецкий самолет. Хотя, какой самолет мог приземлиться в заснеженном селе Богдановка, не имеющем не только аэродрома, но даже железнодорожной станции?
«Гостей» со всем почетом сопровождала целая делегация: заместитель префекта Аристидо Пэдуре, начальник лагерного поста жандармов плутонер Николае Малинеску и (ну, как без него?) «руководитель» свиносовхоза Карп Шевчук.
Эсэсовцы провели осмотр территории, сделали несколько снимков и зарисовок, и на восточной окраине обнаружили огромное урочище, круто спускавшееся к Бугу.
Урочище звалось – Богдановской Ямой. (10)
Это по-русски, а на румынском еще круче: «Garla Mare»

 

Отличное место!
Ничуть не хуже, чем Бабий Яр в Киеве или Дробицкий в Харькове.
Прошел еще день, и в Богдановку на нескольких каруцах прибыл отряд убийц.
Товарищ Колыбанов в своей докладной указывает, что отряд состоял из шестидесяти немецких колонистов и командовал ими немец по фамилии или по кличке Гегель. То же самое утверждает и наш главный свидетель – «мортус» Карп Шевчук.
А вот Жан Анчел считает, что отряд состоял из местных украинцев и во главе их стоял тоже украинец по фамилии Андрющенко.
При всем нашем уважении к Анчелу, в данном случае мы все-таки склонны верить Колыбанову и, тем более, Шевчуку, который наверняка лично общался с командиром этого отряда, поскольку именно он должен был организовать для приезжих убийц и место жительства в селе, и жрачку, и выпивку, и баб.
Невольная ошибка Анчела, видимо, вызвана тем, что немецкие колонисты были, на самом-то деле, тоже «местными». Они родились и выросли в этих краях и мало чем отличались, во всяком случае, по внешнему виду, от местных украинцев.
На совести колонистов много жестоких убийств в Транснистрии, Они и после Богдановки продолжали убивать.
Об этом рассказ у нас впереди.
А пока, несколько слов о колонистах.

Приказ, не снабженный номером

Одесса и вся окружающая ее территория, вошедшая по соглашению «Хауффе-Тэтэряну» в августе 1941 года в Транснистрию, с давних времен было густо заселена, так называемыми, немцами-колонистами.
В городе их насчитывалось около 7,5 тысяч, а в поселениях вокруг Одессы более 150 тысяч. Первые немецкие поселения, Гросс и Кляйн Либенталь, возникли еще в 1804-1805 годах, во времена Дюка де Ришелье, на землях, купленных специально для этой цели, как мы однажды уже говорили, российской казной у графа Потоцкого. (11)
За сотню прожитых здесь лет немцы прижились, обрусели, но, вместе с тем, не потеряли своей национальной специфики, сохранили язык, культуру, религию. В городе у них был свой общинный дом, свои школы, свои детские сады и, самое главное, красавица - Кирха на той самой Дворянской улице, где когда-то в доме доктора Тырмоса родилась Ролли.
 

Немецкие села были богаты и славились своими добротными кирпичными домами под красными черепичными крышами, так выгодно отличавшимися от крытых пожухлой соломой украинских мазанок. Славились своей чистотой и особыми высококалорийными молочными продуктами.
В жаркие летние дни заботливые одесские мамочки имели обыкновение вывозить своих «вундеркиндов» - Моничек, Боричек, Олечек – «на поправку» в Гросс Либенталь, где полногрудые немецкие фрау сдавали им «циммеры» с полным пансионом, не проявляя при этом ни антисемитизма, ни явных антисоветских настроений.
Да и, вообще, о каких антисоветских настроениях могла идти речь – ведь многие из этих обрусевших немцев выросли при советской власти, были членами партии и занимали престижные партийные и советские должности.
Но вот грянула война с Германией, а с ней и первые невероятные победы Гитлера, и что-то вдруг изменилось, что-то проснулось, что ли…
Те самые немцы, которые еще вчера были членами партии и с пеной у рта славили Сталина, сегодня стреляли из окон по отступающей Красной Армии и встречали захватчиков хлебом-солью.
Недаром, видно, говорено: «Сколько волка не корми…».
Об этих прискорбных фактах уведомил Сталина командующий Южным фронтом генерал армии Иван Тюленев. (12)

Телеграмма командования Южного фронта
3 августа 1941
Совершенно секретно, штаб фронта Вознесенск
Боевое донесение, 3.8.41 21.55, карта 5000 000 и 2 000 000
Ставка Верховного командования
тов. СТАЛИНУ, главкому тов. БУДЕННОМУ
1. Военные действия на Днестре показали, что немецкое население стреляло из окон и огородов по отходящим нашим войскам. Установлено также, что вступающие немецко-фашистские войска в немецкой деревне 1.8.1941 встречались с хлебом-солью. На территории фронта имеется масса населенных пунктов с немецким населением.
2. Просим дать указания местным органам власти о немедленном выселении неблагонадежных элементов.
ТЮЛЕНЕВ, ЗАПОРОЖЕЦ, РОМАНОВ

Шифрограмма на бланке. Резолюция Сталина: «Товарищу Берия.
Надо выселить с треском. И. Ст. Помета: «Наркому доложено [подпись неразб.] 25.У111.41».

Генерал Тюленев настаивает на необходимости немедленной депортации немцев-колонистов.
Пристрастие Сталина к насильственным депортациям хорошо известно. Впервые он занялся этой захватывающей игрой в Господа Б-га в 1928-м, и за 25 лет, с 1928-го по 1953-й, провел более 100 депортаций, согнал с насиженных мест и перегнал с Юга на Север и с Севера на Юг около 14 миллионов человек!
Насильственные депортации стали символом абсолютной власти Сталина, можно сказать, государственной политикой Страны Советов.
В 1939-м, после начала Второй Мировой войны число депортаций увеличилось. Из Латвии, Эстонии и Литвы, из Бессарабии и Северной Буковины, из аннексированной Польши день за днем шли на Восток десятки-сотни так называемых «спецэшелонов», забитых «социально опасным элементом», в том числе и еврейскими беженцами, отнесенными к этому самому «элементу».
Так это будет продолжаться всю войну и после войны, до марта 1953-го. когда все еще всесильный вождь не решит, наконец, депортировать евреев, изрядно надоевших ему за эти годы. И он, несомненно, выполнил бы это свое решение, если бы еврейский Б-г в последнюю минуту не устроил ему маленький «Пурим-шпиль»…
Мы не будем здесь затрагивать больную тему правомерности сталинских депортаций, тем более, что правомерность каждой из них различна и требует особого исследования.
Нас в данном случае интересует только один вопрос: почему, несмотря на справедливое требование генерала Тюленева, из Одессы и сопредельных ей немецких колоний не была произведена депортация колонистов?
Вопрос интересный.
А вот и ответ.
Телеграмма командующего Южным фронтом попала к Сталину, как мы видим, 3 августа 1941-го. Была им, естественно, сразу прочитана и снабжена резолюцией:
«Товарищу Берия. Надо выселить с треском. И. Ст.».
Резолюция Сталина – это приказ!
Приказ, в полном смысле этого слова.
И не важно, что не снабжен он номером, не оформлен в виде какого-нибудь постановления ЦК Политбюро и не скреплен какими-нибудь подписями.
И если бы этот приказ был выполнен, судьба десятков тысяч евреев Одессы могла сложиться иначе. Возможно, что часть из них (хотя бы часть!) осталась в живых. Ведь вот же остались в живых в Транснистрии более 120 тысяч евреев, причем большинство на Севере, там, где, как раз, не было немецких колоний.
Но приказ Сталина не был выполнен.
Как могло это произойти?
Ведь мы привыкли считать, что все, абсолютно все, приказы Сталина, какими бы абсурдными на первый взгляд они не казались, выполнялись неукоснительно.
Так, что же произошло в этом случае?
Обратите внимание не помету:
«Наркому доложено [подпись неразб.] 25.VIII.41г.».
Приказ Сталина попал к Лаврентию Берия только 25 августа 1941-го!
Берия, конечно сразу же начал действовать: 31 августа 1941-го вышло постановление ЦК Политбюро «О немцах, проживающих на территории Украинской ССР», предписывающее немцев, состоящих на учете, как антисоветский элемент, арестовать, а остальную часть трудоспособного мужского населения мобилизовать в строительные батальоны и передать НКВД для использования в восточных областях СССР. Но еще до выхода этого постановления, с 26-27 августа из многих районов Украины уже началась поспешная депортация немецкого населения.
Но «наших» немцев-колонистов это уже не касалось.
Время было упущено.
За 20 дней, прошедших со дня отдачи сталинского приказа, многое, слишком многое, изменилось: все Заднестровье было в руках убийц.
Как, скажите на милость, могла произойти такая непростительная задержка?
Нигде, ни в каких архивах мы не нашли ни единого слова об этом.
Не нашли ничего и о человеке, посмевшем не выполнить приказ самого Сталина.
На бланке телеграммы генерала Тюленева, рядом с пометой о передаче приказа наркому, подпись, как будто намеренно, неразборчива.
Неужели, действительно, где-то, в секретариате Сталина скрывался предатель?

Зондеркоммандо «Rusland»

Приказ Сталина не был выполнен.
Немцы-колонисты не были «депортированы с треском», как требовал Сталин, а, совсем наоборот, продолжали здравствовать в своих богатых, почти не задетых бомбежками селах, и встретили «освободителей» с энтузиазмом.
Со своей стороны, вступивший на эту землю командующий 11-й германской армией генерал-полковник Ойген фон Шоберт сразу же объявил, что колонисты находятся под его личной опекой.
В этом даже не было ничего необычного: гитлеровская Германия все годы своего существования стремилась поддерживать связь с этническими немцами, живущими за ее пределами, так называемыми, «фольксдойче».
Кстати, как говорят, честь изобретения этого термина - «Volksdeutsche», принадлежала самому Адольфу Гитлеру.
Для решения проблем фольксдойче в феврале 1937-го в Берлине было создано специальное управление СС – «Фольксдойче Миттельштелле», сокращенно «VoMi», во главе которого был поставлен прославленный летчик Первой Мировой – обергруппенфюрер Вернер Лоренц.
«VoMi» проводило усиленную идеологическую обработку фольксдойче, поддерживало их материально и использовало в своих целях. Так было в Австрии, в Чехословакии, в Польше. И именно «VoMi» в 1939-м, после подписания германо-советского «Договора о дружбе и границах» занималось вопросами «обмена населением между двумя зонами оккупации» и в, соответствии с прилагаемым к договору Конфиденциальным протоколом, принимало «возвращавшихся на Родину» лиц германского происхождения, обеспечивая их всем необходимым и устраивая их в освободившихся еврейских домах.

 

Статус фольксдойче, проживающих на территории Транснистрии, обсуждался 20 августа 1941-го на совещании в Тигине, где генерал Хауффе требовал от румынских коллег предоставления этому контингенту особых привилегий.
А 11 сентября 1941-го в Транснистрию прибыла специальная моторизованная часть «VoMi» - Зондеркоммандо «SK-R» или, если хотите, Зондеркоммандо «Rusland». Во главе этой команды (160 убийц на мотоциклах и крытых брезентом грузовиках) стоял один из самых влиятельных сотрудников «Миттельштеоое», штандартенфюрер Хорст Хоффмайер.
Одна пикантная подробность из биографии этого преступника: осенью 1939-го герр Хоффмайер был представителем Германии в смешанной германо-советской комиссии по обмену населением и в этой ипостаси активно сотрудничал с одним из сопредседателей этой комиссии, небезызвестным товарищем Максимом Литвиновым, снятым Сталины с поста наркома иностранных дел. Оба они, и герр Хоффмайер, и товарищ Литвинов, делали одно и то же дело, и все бы хорошо, если бы не евреи. Евреи были для них обоих, как кость в горле. Герр Хоффмайер всеми силами старался переправить «этих жидов» а зону советской оккупации, а Литвинов, наоборот, всеми силами старался их туда не пустить, и, если они каким-то образом все же просачивались, толкнуть их обратно.
Так что в те давние дни в Варшаве «еврейский вопрос» доставлял Хоффмайеру немало забот. Но ничего, теперь в Транснистрии он сможет решить его кардинально.

 

Штаб Зондеркоммандо «SK-R» расположился в немецком поселении Ландау, и герр Хоффмайер, развернул бурную деятельность, нагло вмешиваясь в управление Транснистрией и решая за румын многие вопросы, в первую очередь касающиеся фольксдойче и, естественно, евреев.
Немецкие поселения юга Транснистрии разделили по германскому образцу на 18 районов – «беррайх» и во главе каждого поставили эсэсовца – «беррайхкоммандофюрера». Районы объединили в четыре региона с центрами в поселениях Ландау, Сельц, Гросс-Либенталь и Хоффнунсталь. Назначенных румынами префектов выгнали, и вместо них, поставили своих людей. Все население регионов переписали, и тех, кто был признан по всем параметрам фольксдойче, снабдили особыми охранными грамотами – «аусвайс» - и стали выдавать им пайки: сигареты, спички, водку, шоколад, соль, сахар.
И, наконец, все способные носить оружие фольксдойче, молодые и не очень, были объединены в нечто, названное отрядами самообороны – «селбстштутц». Таких «способных» набралось 5.000 человек!
Все они влились в Зондеркоммандо «Rusland», под начало Хоффмайера.
Зондеркоммандо «Rusland» была организована по типу известных Эйнзатц и Зондеркоммандо СС, с одним лишь отличием – она подчинялась «VoMi» и получала от «VoMi» и форму, и оружие, и «изуверскую идеологию».
Страстно желая «приблизиться» к своим старшим братьям, «настоящим немцам», фольксдойче тоже убивали. Убивали со страшной бессмысленной жестокостью, особенно удивительной тем, что она была направлена против хорошо знакомых им людей – многолетних соседей, может быть, товарищей по учебе или коллег по работе. Эта бессмысленная жестокость потрясала даже профессиональных немецких убийц.
Столкнувшись однажды с «художествами» фольксдойче, командир Эйнзатцкоммандо «ЕК-6», штурмбаннфюрер Роберт Мор, был так шокирован, что отправил по начальству специальный рапорт:
«Я и мои люди были в ужасе от жестокости, с которой немецкие колонисты относятся к своим соседям-евреям…». (13)
Убийство одесских евреев в Богдановской Яме было не первым убийством фольксдойче. До этого в своих родных селах они успели уже расправиться и с коммунистами, и с советскими служащими, и просто так с людьми, которые были им не по нраву. Потом была Богдановка.
А после Богдановки, еще пять страшных месяцев, до мая 1942-го, день за днем они продолжали убивать пригоняемых в Транснистрию евреев Одессы - в противотанковых рвах, в оврагах, в силосных ямах, да, где придется…
История Зондеркоммандо «Rusland» завершится весной 1944-го, когда Советская армия приблизится к границам Транснистрии.
В эти дни закончится и преступная жизнь ее командира, теперь уже бригаденфюрера, Хорста Хоффмайера. То лм сам он решился поставить точку, то ли преданные ему фольксдойчи из Зондеркоммандо «Rusland» постарались. Не известно и где это именно произошло: то ли в Транснистрии, то ли, как слухи ходили, в Крайове, в Румыннии, куда он успел сбежать…
Сами фольксдойче, спасая свои преступные шкуры, тоже сбежали.
С семьями и со всем награбленным барахлом. На специально организованных обозах. Вначале они попали в Польшу, где их, естественно, встретили весьма неприветливо. А затем двинулись дальше и осели в Германии.
Те, что оказались в Восточной зоне оккупации, были «возвращены» Советам, и судьбе их не позавидуешь.
А те, что попали на Запад, растворились в своем народе, родили детей, внуков и правнуков, которые и не знают, что деды их и прадеды, были когда-то не «настоящими немцами», а только фольксдойче в далекой, давно исчезнувшей стране, носившей странное имя «Транснистрия».
И уж конечно не знают, ни внуки, ни правнуки, что где-то, в этой Транснистрии, было когда-то, а, может быть, есть и сегодня, такое село – Богдановка, на окраине которого в глубокой Богдановской Яме покоится пепел десятков тысяч женщин и детей, зверски замученных их дедами и прадедами.

Праздник «Милосердия»

Убийство началось в воскресенье, 21 декабря 1941 года. (14)
Часто исследователи Катастрофы связывают это с днем рождения Сталина, совпадающего с этой датой, и называют это жестокое убийство – «подарком Сталину».
Но вряд ли это соответствует действительности.
Вряд ли организаторы преступления, домнуле Исопеску и герр Хоффмайер могли знать дату рождения Сталина и думать о ее символике. Да и сам Сталин вряд ли серьезно относился к этой дате, так как, по слухам, неоднократно менял в своих биографиях и год, и день рождения.
Нет, начало убийства в Богдановской Яме, с нашей точки зрения, никак не могло служить подарком Сталину. Скорее, подарком Гитлеру, или уж Антонеску.
Убийство началось в воскресенье, 21 декабря 1941 года, на рассвете.
Вначале преступники занялись свинарниками, в которых были заперты около 5 тысяч детей, стариков и инвалидов. Свинарники обложили снопами соломы, облили бензином и подожгли. Дикие крики сжигаемых заживо слышали родные и близкие и знали, что вскоре настанет и их черед.
Свинарники еще дымились, когда началось основное – массовое убийство.
Большими группами людей погнали на окраину свиносовхоза в лесопарк, расположенный неподалеку от Богдановской Ямы. Заставили раздеться догола и строго предупредили, что одежду следует складывать аккуратно.
И люди разделись.
И сложили одежду аккуратно…
Мороз достигал 20 градусов, шел густой снег, а они – мужчины, женщины, дети, стояли нагие, почти касаясь друг друга и…
И не чувствовали ничего.
Ни холода, ни своей наготы.
Они были уже по ту сторону черты. По ту сторону жизни.
Убийцы врезались в эту толпу и, орудуя штыками и прикладами, погнали первую десятку людей к обрыву.
«Шнелль, шнелль!».
Быстрее! Еще быстрее!
Ближе к обрыву. На край!
Всем стать на колени.
Не оборачиваться! Не обо-ра-чиваться!
Не вставать с колен!
Залп… и пуля в затылок каждому.
И люди, стоящие на коленях на самом краю обрыва, скатываются по его склону в горящий в глубине костер.

 

У нас нет фотографии расстрела в Богдановской Яме, но так было везде, на всей оккупированной территории – везде убийцы стреляли в затылок евреям, стоящим на коленях на краю заполненного трупами рва…

А убийцы уже бегут за следующей десяткой.
«Шнелль, шнелль!».
К обрыву! На колени! Не оборачиваться!
Сейчас прозвучит залп.
Но нет…
Что-то, кажется, произошло, что-то случилось, там, в посадке, где скучилась толпа ожидающих смерти людей. Толпа всколыхнулась.
И все вдруг увидели, что из нее выскочил абсолютно голый мужчина и, смешно перепрыгивая через сугробы, помчался в сторону села.
Убийцы бросились за ним…
Выстрел… Крик…
И вот уже на снегу скорчилось молодое красивое тело, и растекающееся алое пятно отделяет его безжизненную белизну от сверкающей белизны снега.
А убийцы уже возвращаются к Яме. Они спешат.
Каждый из них обязан за день убить около 160 человек, а все они вместе – около 10 тысяч. Вы, наверное, удивитесь, но в пяти гигантских крематориях Освенцима сжигали за сутки меньше - в среднем чуть более 9 тысяч.
К концу первого дня «наши» фолксдойче были измучены, казалось, не меньше своих жертв и стали проявлять явные признаки безумия.
Обеспокоенный Исопеску приказал подкатить к Яме бочонок с вином.
Упившиеся вдрызг убийцы вскоре перестали что-либо соображать и даже устроили между собой соц. соревнование: «кто больше…».
Убийство продолжалось три дня: 21. 22 и 23 декабря 1941 года.
За эти дни было уничтожено порядка 30 тысяч евреев.
Но на территории свиносовхоза оставалось еще столько же.
И вдруг бойня прекратилась…
Утром 24 декабря, люди, не спавшие всю эту долгую ночь в ожидании смерти, были приведены не в лесопарк, а к самой Яме, к тому месту, где урочище свертывается в гигантскую петлю. Там, в глубине, неподалеку от места убийства, их заставили строить земляной вал, нечто типа плотины, перекрывающей всю ширину Ямы - с тем, чтобы заполняющая ее кровь не стекала в Буг и, не дай Б-г, не разносила тифозную заразу.

 

За возведением плотины надзирал плутонер Малинеску со своими жандармами, поскольку убийцы-фольксдойче еще вчера вечером разъехались по своим селам.
И не мудрено – ведь сегодня Сочельник!
Канун великого праздника Рождества Христова!
Да, да, именно в честь Рождества Христова и было прекращено убийство.
Рождество – это особый праздник.
Праздник Милосердия.
И не важно, какую религию исповедует человек: православие, иудаизм, ислам или буддизм. Рождество – это символ общечеловеческой морали.
В Рождественские дни нельзя убивать невинных.
В Рождественские дни нельзя бросать живых младенцев в горящие костры.
А до Рождества?
А после?

ИЗ НАГОРНОЙ ПРОПОВЕДИ ИИСУСА ХРИСТА
«Новый Завет». От Матфея
21. Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду…

Мы не знаем, какую религию исповедовали убийцы из Зондеркоммандо «Rusland», но, видимо, и для них Рождество было свято.
В Сочельник фольксдойче покинули Богдановку.
Затихли выстрелы.
Затихли крики.
Вернулась особая, воспетая поэтами, рождественская тишина.
Завеял, закружил рождественский снег и, словно стыдясь содеянного людьми, прикрыл разверстую пасть Богдановской Ямы.
К полудню снегопад прекратился, и к Яме на розвальнях подкатил Исопеску. Он был в гражданском и, как обычно, «в подпитии». Дорогая доха доходила ему до пят, а мерлушковая качула съехала на самые брови. С трудом выбравшись из низких саней, подполковник подошел к обрыву и долго обозревал Яму, всматриваясь в присыпанные снегом трупы. А потом вынул из кармана новенькую «лейку» и сделал несколько снимков – будет, чем потешить друзей-приятелей, да и начальству показать не вредно - может это поможет, наконец, получить чин полковника.
Ну, все. Пора возвращаться.
«Домна» Литиция еще утром предупредила мужа не задерживаться сегодня на работе - к трем часам им нужно успеть в Храм, на Рождественскую службу. Слезы наворачиваются на глаза, когда батюшка Ион заводит: «Яко с нами Бог…». А потом они поедут домой, в их новый красивый дом, и когда загорится первая звезда, зажгут лампадку перед иконами и сядут за праздничный стол. Будет много гостей: герр Хорст Хоффмайер из Ландау приглашен и батюшка тоже. Литиция сама готовила угощение. Эти жидовки, что ей прислали из гетто, ни черта не умеют, ни поросенка зажарить, ни мак на кутью, как следует, растереть.
Праздничный ужин удался. И на следующий день они продолжали жрать и пить в честь Рождества Христова. И на второй день. И на третий…
В один из таких пьяных дней Исопеску прокатил на санях своих дорогих гостей до Богдановки и с гордостью показал им местную достопримечательность – яму, полную обнаженных трупов.
Четыре дня праздновали Рождество в Транснистрии.
В эти дни и в Одессе праздновали Рождество.
Впервые за двадцать лет – в советское время это было запрещено.
Румынские власти, казалось, сделали все возможное, чтобы это первое Рождество стало праздником.
По приказу префекта Пыньти в свободную продажу «выбросили» 129 тонн хлеба, 10 тонн макарон и вермишели, 2 тонны халвы! (15)
Да что там вермишель и халва, с 24 декабря 1941-го по хлебным карточкам (талон «А») стали выдавать…мясо. Жаль только, что «неизвестного происхождения»: то ли свинина, то ли конина, то ли нечто похуже.
Улицы города наполнились звоном колоколов, пугающим схоронившихся по своим конурам и щелям евреев. Этот звон напоминал им те, давние, начала века, погромы под такой же колокольный звон.
Но, нет, на сей раз речь не шла о погроме.
Ну, сколько жидов могла пришибить и зарезать «раззадоренная» толпа?
Сотню? Две сотни? Пять сотен?
К тому ж за советское время эта толпа еще и «квалификацию» растеряла…
Н-е-е-т, речь теперь шла о тысячах, о десятках тысяч.
Так что колокола не имели никакого касательства к погрому.
Колокольный звон действительно возвещал о празднике Рождества.
Больше вех Рождеству радовались дети. Веселыми стайками они сновали по улицам, стучались в дома к незнакомым добрым людям и тоненькими голосами пели спешно выученные «колядки»:
«Мир и радость, мир и радость,
Мир и радость ныне всем.
Мир и радость в каждом сердце,
В каждом сердце – Вифлеем».
И растроганные добрые люди одаривали детей конфетами-подушечками и коржиками из кукурузной муки.
А в здании городского муниципалитета префект Герман Пыньтя устроил настоящую елку, с Дедом Морозом и Снегурочкой. Вход разрешен был, конечно, только детям из «высшего общества», но и нескольких бедных и убогих пригласили.
Как же без бедных-то и убогих в праздник Милосердия?
Сама румынская принцесса Александрина Кантакузино, проявляя милосердие, раздавала им подарки.

 

Но самый широкий жест милосердия сделал губернатор Транснистрии профессор Алексяну, который как раз в эти дни перебрался из своей временной столицы - Тирасполя в «постоянную» - Одессу, и расположился в отремонтированном специально для него дворце графа Воронцова на Приморском бульваре.
В честь Рождества Христова Алексяну выпустил из тюрьмы 218 узников, отбывающих срок за воровство и убийство, с тем, чтобы они могли провести этот великий праздник в кругу семьи.

Четыре дня во всем мире длилось празднование Рождества Христова.
Четыре дня звенели хрустальные бокалы во дворце Воронцова, где новый хозяин Одессы праздновал к тому же еще и новоселье.
Четыре дня провели в кругу семей выпущенные из тюрьмы по случаю праздника воры и убийцы.
Четыре дня одесские дети, как в старые добрые времена, пели «колядки» и лакомились коржиками из кукурузной муки.
Четыре дня, ожидая погрома, дрожали по своим подвалам, развалкам и антресолям последние оставшиеся в живых одесские евреи.
А их братья в Богдановке все эти четыре дня в глубине Богдановской Ямы, утопая в буром от крови снегу, строили плотину.
Судьба подарила им еще четыре дня жизни с тем, чтобы они могли достроить эту плотину. С тем, чтобы завтра, когда, получив пулю в затылок, они скатятся по склону обрыва в горящий костер, их теплая, живая еще, кровь не стала стекать в Буг…
Но вот и закончились эти четыре дня.
Закончилось Рождество – праздник любви и милосердия.
Зондеркоммандо «Rusland» вернулась в Богдановку.

Остались только мортусы

Зондеркоммандо «Rusland» вернулась в Богдановку в воскресенье, 28 декабря 1941года.
И все началось снова.
«Шнелль, шнелль!».
К обрыву. Ближе. На самый край…
И, как планировалось, к 31 декабря вся «работа» была закончена.
Правда еще две недели, до 15 января уже нового 1942 года в Богдановской Яме были слышны одиночные выстрелы и крики, тоже одиночные.
А потом наступила тишина, и в Яме остались только мортусы.
Мортусы будут сжигать трупы.
Трупы своих матерей. Трупы своих детей.
Война – дело жестокое.
Но даже жестокость войны имеет свои законы.
В Богдановке законов не было.
Ни военных. Ни человеческих.
В Богдановке можно было ВСЕ,
Ограбить, замучить, изнасиловать, убить.
Прилюдно, безо всякого стыда и угрызений совести.
В Богдановке можно было продать «богатому» еврею грязный угол в свинарнике, убив перед этим лежащего в том углу другого, уже ограбленного, еврея.
И самое страшное, на наш взгляд, с каким бесчувствием говорят об этом оставшиеся в живых мортусы. (16)
Молодой человек, еврей, по профессии парикмахер: «23 декабря я попал вместе со своей семьей в группу, идущую на расстрел. Всех нас поставили у оврага на колени, в это время подошел ко мне полицай и, узнав, что я парикмахер, вытолкнул меня. Мать, жена, 5-летний ребенок остались стоять на коленях, и были расстреляны. Меня же заставили бросать их трупы в овраг, где горел костер…».
Молодая женщина, еврейка: «26 декабря к нам в помещение зашли два охранника и взяли нас четырех девушек в отдельную комнату, где изнасиловали. Больше меня лично не брали, а Раю, которая была очень красивая, часто брали. Потом она заболела и умерла. Труп ее бросили в колодец…».
Владимир Ланковский, ставший впоследствии в Израиле видным врачом, не был «мортусом», да и в Богдановке не был, угнанный из Черновцов, он вместе с отцом и братом попал в Транснистрию. Отец Владимира, на счастье, был портным, и это дало им возможность, работая на местных крестьян, перебираться из села в село, из гетто в гетто, и, в конце концов, остаться в живых. Везде, где они побывали, были заборы из колючей проволоки, как в Богдановке, были свинарники, или коровники, или конюшни. Какая разница? Окон и дверей в этих свинарниках или коровниках обычно не было, бетонные полы покрывала смешанная с испражнениями и кишащая паразитами солома, на которой валялись мертвецы и, рядом с ними, корчились в сыпном бреду живые.
Нет, нет, уже не живые, а только тени живых, единственным инстинктом которых, был инстинкт самосохранения, не пропускавший в их сознание страданье и смерть даже самых близких.
Такая медленная нравственная агония, низводящая человека до уровня животного, мучительнее расстрела, хуже сожжения, хуже любой насильственной смерти.
И все-таки мы позволим себе не согласиться с Ланковским.
Ведь был же в Богдановке одессит Мишка.
Не Мишка из песни.
А живой настоящий тринадцатилетний еврейский мальчишка, который пошел на смерть, прижимая к себе двухлетнего Моничку и ведя за собою сестренку и брата.
Без них он, наверное, мог бы стать мортусом и остаться в живых.

Мортусы будут сжигать трупы.
Трупы своих матерей.
Трупы своих детей, братьев своих и сестер.
Слоями, слоями…
Слой соломы, слой месива, которое только что было живыми людьми.
И опять слой соломы…
День и ночь горели костры.
Жители села Богдановка видели из своих окон багровое зарево и задыхались от смрада этого варева.
А самые предприимчивые светлыми лунными ночами пробирались к Богдановской Яме и, спустившись на ее дно, ворошили еще не остывший пепел, пытаясь найти в нем… золото.
Золотые зубные коронки, украшавшие зубы сожженных, или даже сохраненное чудом девичье колечко – подарок любимого.
И, говорят, находили.
Мародерство, оказывается, дело прибыльное.
Мортусы будут сжигать трупы.
Не все из них останутся жить. Те, кто останется, покинут это проклятое место, уедут в чужие края, попытаются забыть.
Но, нет, везде, до самой смерти их будет преследовать зловещая тень Богдановской Ямы. Такое не забывается…
А в сентябре 1944-го в Богдановку явится товарищ Колыбанов во главе организованной им Одесской областной комиссии по расследованию злодеяний.
С неоценимой помощью директора свиносовхоза Карпа Шевчука и жителей села Богдановка, комиссия найдет места захоронений уничтоженных, разроет их, пересчитает трупы и даже установит их имена и фамилии. Хотя, наверное, не все захоронения найдет, не все разроет, и вряд ли сможет пересчитать заполнившие их останки.
А тех, которых пересчитает, назовет «мирными советскими гражданами».

Гость из прошлого

Несколько лет назад мы провели несколько дней в Будапеште.
Целью этого визита был поиск следов нашего давнего «знакомца» штурмбанфюрера СС Вильгельма Хетлля. Вы, наверное, тоже помните, о ком речь, если случалось читать нашу книгу «Жизнь, поставленная на перфокарту».
В тот день мы долго петляли по лабиринту местного Музея Холокоста, приютившегося (у нас нет другого слова!) в перестроенной старой синагоге на улице Равва. День был солнечный и жаркий, красавец город буквально кипел туристами, а в музее было холодно и абсолютно пусто. Казалось, что, кроме нас двоих, здесь нет ни души.
Затемненные залы музея наводили на нас ужас знакомыми лицами убийц, вспыхивающими неоном на стенах.

 

Яков как раз был занят фотосъемкой этих отвратительных лиц, когда рядом с нами вдруг возник еще один посетитель. Как оказалось, он долго шел за нами по лабиринту, но мы, погруженные в свои детские воспоминания, просто его не заметили.
А он нас заметил.
И не только заметил, но и вслушался в разговор, который мы вели между собой по-русски. Он понял, что мы приехали из Израиля, но родились в Одессе и пережили там оккупацию.
Одесса! – вот, что поразило его и побудило к нам обратиться.
Этот возникший как будто бы ниоткуда, единственный посетитель оказался молодым человеком, лет 25-ти. Рыжеватый блондин, с мягким розовощеким лицом и круглыми голубыми глазами, он говорил на странном для нашего уха устаревшем русском с явным иностранным акцентом.
Нет, нет, ничего угрожающего не было в его облике, но мы все же почувствовали себя неуютно.
Согласитесь, - малоприятно, когда за вами следят и вас подслушивают!
Молодой человек попытался объясниться.
Дело, мол, в том, что его предки, в частности, дед и бабка, тоже родились в Одессе. Точнее, под Одессой, в одной из немецких колоний.
Сам-то он настоящий немец. Он родился в Германии и сейчас приехал из Берлина с группой немецкой молодежи, изучающей Холокост.
Вот те раз! Потомок «наших» фольксдойче, «настоящий немец», изучающий Холокост!
Но, где, где, конкретно, родились его дед и бабка?
В Гросс-Либенталь? В Ландау? Быть может в Люстдорфе?
Нет, нет, он не знает названия колонии. Дед только упоминал, что перед той, давней, войной была она расположена под Одессой.
И тут прозвучал наш вопрос: «А что рассказывал вам дед о той, давней, войне, об оккупации Одессы, о Транснистрии?».
Круглые голубые глаза потомка фольксдойче смотрели на нас доверчиво, и голос его не дрожал:
«О войне? Ничего.
Дед не участвовал в войне, хотя ему было тогда примерно столько же лет, сколько мне сейчас.
Дело в том, что немцы, войдя в их село в августе 41-го, сразу же депортировали всех фольксдойче в Германию.
Ух, это был «zeer shlechte» - ужасный путь! Они ехали много дней, целым обозом, на подводах, запряженных волами и нагруженных всем их имуществом. Шли дожди и дорогу развезло. В Польше их обокрали…».
И тут он не пожалел нескольких непечатных слов в адрес «этих поляков».
Скажем прямо, мы были поражены.
Ведь все сходится: и обоз, и имущество, и Польша…
Только…
Это не тот год!
Немцы не депортировали фолькдойче из Транснистрии в 1941-м!
Немцы, вообще, не депортировали фольксдойче!
«Вы не могли ошибиться?
Быть может, все это было не осенью 41-го, а весной 44-го?
Быть может, это была даже не депортация, а скорее, эвакуация?
В страхе перед наступающей русской армией?».
Мы уже начали нервничать.
А парень по-прежнему был абсолютно спокоен.
«Нет, нет! Все это было в 41-м.
Дедушка очень часто вспоминал эту историю.
И всегда особо подчеркивал год – 1941-й!
Тысяча девятьсот сорок первый! Сорок первый!».
Ну, что ж!
Мы не стали рассказывать изучающему Холокост потомку фольксдойче о Зондеркоммандо «Rusland», о свином совхозе Богдановки и о том, жутком, костре на дне Богдановской Ямы.
Да он бы нам, наверное, и не поверил.
Как в такое можно поверить?
Между тем впереди замаячил свет. Мы вышли из лабиринта и оказались в маленьком садике Музея.
Здесь потомка фольксдойче ожидала его группа. Обычные парни и девушки – туристы в застиранных маечках и шортах.
Увидев товарища, они стали подниматься с зеленой травы газона, где отдыхали вповалку, и взваливать на плечи свои огромные рюкзаки.
Видимо, торопились.
«Шнелль, шнелль!», - щебетали девушки, идя к воротам.
«Шнелль, шнелль!», - рычали убийцы из Зондеркоммандо «Rusland» тогда, в Богдановке…
Мы не успели попрощаться с нашим новым-старым знакомым.
Но уже у самых ворот он вдруг обернулся и, растянув в улыбке рот, приветливо махнул нам рукой.
Потомок фольксдойче приветливо махнул рукой двум бывшим еврейским детям, которых дед его случайно не уничтожил в Транснистрии в 1941-м.

 

Библиография

(1) Jean Ancel, «Transnistria», «ATLAS», Bucuresti, 1987
(2) Из интервью с Юрой Кармели, Израиль, Натания, 2007. Личный архив авторов.
(3) С. Шварц, «Евреи в Советском Союзе с начала Второй Мировой войны». Нью-Йорк, 1966
(4) «СССР-Германия: 1939». Документы и материалы. «Мокслас», Вильнюс, 1989
(5) Копия стенограммы допроса Алексяну. Процесс румынских военных преступников. Бухарест. 14 апреля 1946. Государственный архив Румынии, 40010, т. 43, л. 245
(6) Архив Одесского Обкома КП Украины. Ф.II, оп. 16, д. 13, л. 26
(7) Яков Верховский, Валентина Тырмос, «К вопросу о Транснистрии», «Секрет», № 868, 19-25 декабря 2010
(8) אלכסנדר שפרן, ''אל מול פני הסערה ,יד ושם, ירושלים, 1990
(9) Леонид Дусман, «Помни! Не повтори!». «Друк», Одесса, 2001
(10) «Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944)», Сборник документов и материалов, редактор Ицхак Арад, Яд ва-Шем, Иерусалим, 1991
(11) «Прошлое и настоящее Одессы». Издание ко дню столетия города.
Типография Л. Кирхнера, Одесса, 1894
(12) «Сталинские депортации 1928-1953». Россия. ХХ век. Документы. Международный фонд «Демократия». Изд. «Материк» М., 2005
(13) Alexander Dallin, «Odessa, 1941-1944», Oxford, 1998
(14) Саул Боровой «Воспоминания», Москва-Иерусалим, 1993
(15) Одесская газета № 20 от 24 декабря 1941. Личный архив авторов.
(16) סולומון שפירא ''כדרכי גירוש'', ''פםירוס'',ירשלים. 1988