Через потери, чрез тяжелый труд

Недавно мне на электронную почту почти одновременно пришло два письма от жителей Израиля, в которых сообщалось, что они прочитали главу «Память сердца» из моей книги «Если бы земля могла говорить. (Гомельщина и Холокост)» – 2008 г. издания, где рассказывается о событиях в городе Ветка Гомельской области Белоруссии в период оккупации немецкими войсками. Читатели написали, что их родственники тоже родились и жили в этом городе до войны и интересовались некоторыми из них.

По данным 1939 года в Ветке проживали 944 еврея, часть смогла эвакуироваться поездом из Гомеля, часть бежала на подводах, пешком, но большая часть жителей осталась на месте.

3 декабря 1941 года фашисты согнали евреев, не без помощи местного населения, и расстреляли их. Официально сообщалось о 360 убитых, но жительница Ветки Мария Лившиц провела собственный подсчёт и утверждает, что погибло 448 человек. Нужно отметить, что расстрелов было несколько, так 29 декабря были убиты ополченцы, последних евреев города уничтожили в 1942 году.

22 июня мы отметим 80-летие начала Великой Отечественной войны. Трагедия тех дней коснулась огромного числа граждан Советского Союза, в том числе и ветковчан. Я бы выделил три самых важных момента, к каким привело нападение нацистов на Советский Союз: героизм тех, кто непосредственно сражался с гитлеровской Германией, страдания и гибель на оккупированных территориях, эвакуация населения (бегство от наступающих частей Вермахта) и труд, способствовавший победе над врагом. Такие этапы прошли ветковчане, о которых мне написала Лариса Крейнина:

«Мне захотелось поделиться с вами тем, что помню по рассказам старших о годах войны и немного рассказать об их жизни после этого. Посылаю "семейную сагу", думаю это вам будет интересно, как бывшему ветковчанину, также, как мне было интересно читать вашу историю "Память сердца".

Мой дед, Гофман Мендель Айзикович родился в 1912 году в г. Ветка. Работал фотографом. Был отцом четырех дочерей. Призывался в советско-финскую войну 1939-1940 гг. в ряды РККА. Ушёл на фронт с началом  Великой Отечественной войны. Пропал без вести в августе 1941 года.

Моя бабушка Стыся (Соня) Гофман (девичья фамилия Гуревич) родилась в 1914 году в г. Ветка,  в семье Евсея Давидовича Гуревича и Соси-Рейзл Арон-Лейбовны Гуревич (Певцова). До войны в Ветке было много евреев, и даже белорусы и русские понимали идиш. У бабушки было четверо братьев: Борис – 1918 г.р., Давид – 1923 г.р., Семён – 1926 г.р., Матвей – 1929 г.р. и старшая сестра Ася – 1912 г.р.

Соня (так все называли мою бабушку) получила неплохое образование по тем временам – окончила школу I ступени с четырехлетним курсом обучения. В 18 лет она вышла замуж за Менделя Гофмана, у них родились  дочери: Фаня (1934 г.р.), Бэла (1936 г.р.), Лиза (1938 г.р.), Броня (1940 г.р.). Чтобы было легче управляться с хозяйством, к детям приглашали няню. Муж Мендель хорошо зарабатывал. Он имел редкую в то время специальность фотографа. Ездил также и по окрестным сёлам, делал людям фотографии. Часто сельчане расплачивались не только деньгами, но и сельхозпродукцией (овощи и т. д.) У них был добротный каменный дом и во время войны немцы разместили в нём свою комендатуру. Перед самой войной старшей дочери Фане купили пианино.

Началась война, муж Сони ушёл на фронт. С первых же дней войны Ветка обстреливалась фашистами. В городе появились части Красной Армии. Кто-то из командиров узнал, что Соня умеет делать фотографии и попросил срочно сделать фотокарточки солдат для оформления их военных документов, и она выполнила задание. Из-за этого пришлось задержаться в Ветке, но зато военные выдали ей ордер для получения лошади с телегой. Соня со своими детьми, её мать с отцом, два младших брата-подростка, а также сестра Ася с двумя детьми бежали из Ветки, т.е. их было 12 человек – 4 взрослых и 8 детей. (Представляете, столько людей, две трети дети, и всего одна подвода. А до Курска, где семье удалось сесть на поезд, километров очень много. – Д.Ф.)

Недалеко от Ветки дорога пошла через лес и здесь им повстречались солдаты Красной Армии, неожиданно Соня увидела среди них своего брата Бориса (Берчика) Гуревича, который встал в ряды защитников Родины в первые дни войны. Он был в гражданской одежде. Встреча была недолгой, они дали ему на прощанье тёплые носки и он с отрядом продолжил свой путь навстречу врагу. За Ветку шло ожесточенное сражение, неоднократно вспыхивали рукопашные схватки, несколько раз город переходил из рук в руки. 18.08.1941 года Ветку захватили немцы. Борис Гуревич попал в плен к немцам и был расстрелян здесь же, на своей родной земле, об этом рассказали после войны односельчане.

Далее они влились в поток таких же беженцев, двигавшихся по дороге на восток. Их подвода ещё не доехала до развилки на дороге, после которой все поворачивали налево, когда вдруг из леса выскочил босой мужчина в изорванной белой рубашке и стал кричать: "В той стороне  немцы, вы погибнете!", схватил лошадь под уздцы и стал заворачивать её направо, потом, видя, что люди замешкались, не зная верить ли ему, он схватил на руки двоих самых маленьких детей – Лизу и Броню и побежал с ними в другую сторону. Соня повернула подводу и пустилась за ним, за ней повернули и другие беженцы. Когда его догнали, он сказал: "Я из Польши, моих детей немцы расстреляли, а я помогу другим спастись". Потом стало известно, что люди, ушедшие вперёд налево, попали в руки к фашистам и погибли.

Когда началась война моей маме Бэле было всего 5 лет, но она многое запомнила из того времени. Помнит, как летали немецкие самолёты и с них фашистские лётчики расстреливали и бомбили беженцев. Старшая сестра Фаня, вспоминая о пережитом, называла Бэлу: "Наш маленький командир, который вел нас вперёд!"

Из воспоминаний Бэлы Гофман:
"По дороге на восток, я с матерью и сестрами, зашли в дом в селе Семёновка – напиться воды и немного передохнуть. И тут началась бомбёжка. Мама Соня с нами, детьми, выбежала на улицу и повалила всех в первые попавшиеся кусты, а сама сверху упала на нас, чтобы прикрыть и мы оказались в жгучей крапиве, потом нам пришлось вытаскивать её иголки из кожи.

В хаосе после бомбежки (убитые, раненые и т.д.) мы потеряли из виду своих родных. И пошли пешком по какой-то просёлочной дороге. Впереди шла я (5 лет), за мной Фаня (7 лет) с Броней (1 год) на руках и наша мама Соня (27 лет), несшая Лизу (3 года). Дорога опустела, остальные беженцы уже ушли далёко вперёд. Вокруг только бескрайние поля. Август месяц, палящее солнце".

Соня почти без сил, в отчаянии и безысходности, в какой-то прострации опустила Лизу на землю и брела по инерции за детьми, потом потеряла сознание. Старшие девочки, стали плакать и тормошить её, она пришла в себя, а они, сообразив, что сестру бросили, стали уговаривать мать: "Давай вернёмся за сестричкой, жалко её", а Соня не могла сразу понять, о чём речь, что произошло. Они вернулись за ней и опять пошли вперёд. Им повезло, вскоре их подобрал грузовик с солдатами, в нём ещё была и женщина, которой при бомбёжке оторвало ногу, она кричала от боли. На грузовике они доехали до моста, где среди столпотворения беженцев нашли своих родных и дальше все вместе добирались до Курска на подводе. В Курске лошадь сдали для нужд Красной Армии (справка об этом сохранилась в семейном архиве) и потом, на поезде, их отправили на Урал.
Прервусь,  расскажу о Симе Карасик – она была женой Матвея Гуревича, брата моей бабушки Сони  Гофман (Гуревич).

Сима Карасик – родилась в 1923 году в г. Ветка, в семье Янкеля (Якова) Ильича и Ривы  Айзиковны Карасик (Гофман), у них было трое детей – старшая Сима и младшие – сын Иосиф (1929 г.р.) и дочь Геня (1935 г.р.)  До войны, окончив с отличием  школу, Сима уехала в г. Пермь (тогдашний г. Молотов), там жил брат её отца, тоже уроженец  г. Ветка, со своей женой.  Сима поступила в мединститут, окончила первый курс. Во время  войны её  семья осталась в Ветке. Её родителей, двенадцатилетнего брата Иосифа и шестилетнюю сестру Геню убили немцы. Когда Сима узнала о гибели своей семьи, то пережила сильное нервное потрясение. Из-за стресса у неё значительно ухудшился слух, и она не смогла учиться дальше. Поэтому у Симы было неоконченное медицинское образование. Она   жила в семье своего дяди, который тоже внёс свой вклад в Победу над фашизмом. Евсей Ильич Карасик был в действующей армии майором медицинской службы Черноморского флота. После войны был начальником медсанчасти в авиационном училище в Перми. В начале 1950-х годов Сима  вышла замуж и уехала с мужем в Новороссийск, родились сын и дочь. Сима Яковлевна Гуревич (Карасик) много лет проработала в лаборатории одной из новороссийских поликлиник. Матвей Евсеевич Гуревич был портным, мастером своего дела, работал на Новороссийской швейной фабрике, в экспериментальном цехе.

На Урале, куда  бабушка Соня и её родные были эвакуированы, их определили на постой в разные места. Соня с детьми попали в пос. Январский. В сентябре 1942 года она начала работать на заводе им. С.М. Кирова (ныне «Пермский пороховой завод»). Завод  выпускал порох для разных видов оружия, а в годы войны было налажено производство пороха и ракетных снарядов для легендарных «Катюш». Соня была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне  1941-1945 гг.»

Вспоминает Бэла Гофман:
«Урал запомнился своей суровой зимой.  Мать уходила на работу, Фаня в школу, Лиза жила в  спец.интернате, а я с Броней оставались дома. Я ела сама, кормила сестру скудной едой и мы, прижавшись друг к дружке, закутанные во всё, что только можно было, ждали маму. Холод был такой, что одна из стен покрывалась льдом. Минимум еды выдавали по талонам, мы всё время голодали, особенно в 1946 году. Летом было легче – собирали в лесу всё съедобное, что только можно было. Одежды не было – в чём бежали, то и носили изо дня в день, иногда местные жители отдавали старьё. У матери было шёлковое платье и оно просвечивало из-за расползшихся швов, так и ходила. Первые "новые" трусы мне с сестрами сшили из куска старой мешковины, которой удалось разжиться матери на работе. Когда в 1947 году  мать решила сделать общую фотографию с дочками на память, то одежду взяли напрокат, чтобы выглядеть прилично.

На Урале, в 1943 году я пошла в школу, которая была в другом посёлке, в Закамске, там же был и госпиталь, туда ходила старшая сестра Фаня, помогать ухаживать за ранеными. До школы я добиралась сама по дороге через лес. Тетрадей не было, дети писали в пробелах между строчек в газетах. Зима на Урале длинная, мне повезло, что у нас были разные смены с дочкой хозяйки, у которой мы были на постое, и та разрешила одевать мне дочкины валенки. Одна из нас прибегала со школы, скидывала их, а другая одевала. Портфель мне удалось смастерить самой из выброшенной кем-то старой потрёпанной кухонной клеёнки. Я её почистила, вырезала целые места, как-то сшила и очень гордилась, что у меня есть портфель!»

Вспоминает моя тётя Броня Желева (Гофман):
«На Урале мы жили в маленьком посёлке посреди леса, там было несколько деревянных одно – и двухэтажных домов. В поликлинику, которая была очень маленькая, за покупками ходили за несколько километров через густой лес. Зима на Урале суровая, много снега, бывают морозы до -40*С. Жизнь была тяжелая – холодная, голодная. На человека давали по талонам 300 г чёрного хлеба на день. Очень выручал лес – собирали крапиву, лебеду, грибы, ягоды».

Вскоре после окончания войны моя бабушка Соня ездила в Ветку. На месте дома остался только остов печи с трубой. Никого из родных в городе не нашла, а ведь у её мужа Менделя Гофмана было 11 братьев и сестер. Кто-то погиб, кто-то уехал. На фронте погибли его братья Тевье Гофман (ок. 1915 г.р.), Хацкл Гофман (ок. 1910 г.р.), Мнаша Гофман (ок. 1909 г.р.). Люди тогда ей рассказали, что всех оставшихся в Ветке евреев скинули в ров и расстреляли, потом из, уже засыпанной землей, ямы несколько дней доносились стоны. Среди тех погибших была и сестра Менделя Рива Карасик (Гофман) со своим мужем и детьми. Кажется, ещё  рассказывали, что Рива помутилась рассудком, она шла к месту расстрела полуголая, распустив свои красивые, длинные  волосы. Рассказали и про гибель её  брата Бориса Гуревича (об этом было выше).

Брат Сони Давид Гуревич, призванный в армию с началом войны, был ранен в 1943 году на фронте и лечился в госпитале г. Новороссийска. Он посоветовал переехать с Урала в этот город. На юге теплее и будет легче жить. Родители Сони со своим младшим сыном Матвеем уехали к нему в Новороссийск,  их  сын Семён Гуревич остался жить в Перми.  В Новороссийске   обосновалась и их старшая дочь Ася со своим мужем и детьми. Её муж Анисим Слоним во время ВОВ был шофером в артиллерийском полку. Давид  Гуревич после войны жил в Гомеле, там женился, родились трое детей, впоследствии, в волну алии 1970-80-х годов, его семья уехала в Израиль.

Соню не хотели отпускать с военного завода, но в один из дней 1949 года ей стало  плохо, и она упала без сознания – у неё возникла прободная язва желудка. После операции она смогла уволиться с завода по состоянию здоровья и уехать с Урала. Так бывшие ветковчане оказались в Новороссийске.

Вспоминает Броня Желева (Гофман):
«Запомнился 1947 год, когда отменили талонную систему, и мама купила две буханки хлеба, тогда мы с сестрой наелись его до отвала, съев сразу почти всё. На всю жизнь запомнилась картина из детства, когда мы с мамой и сестрой ехали в поезде с Урала в  Новороссийск, как сейчас стоит перед глазами. Наши попутчики сели есть и достали вареные яйца, курицу, картофель, а мы сидели голодные, прижавшись друг к дружке. Угощать в то время было не принято.

В 1949 году я пошла в 1-й класс школы № 62 г. Новороссийска. Никаких учебных принадлежностей не было. Занимались мы в здании школы, использовавшемся во время войны немцами, как конюшня. Несколько классов привели в порядок, а остальные помещения мы, дети, как могли, помогали ремонтировать рабочим. Жизнь начала налаживаться, голодными мы не были, но жили очень скромно, многое себе позволить не могли».
Соня с отцом и матерью, её младший брат Матвей и дочери Бэла и Броня поселились в промышленной части Новороссийска, в районе Мефодиевка, в саманном доме на двух хозяев, в их половине дома было две маленькие комнаты, в одной из которых жили родители с сыном. В другой комнате была печь, топившаяся углём, на ней готовили и еду, в этой, проходной комнате, помещались только маленький столик у окна, напротив, в нише от печи до стены, был топчан, на котором спали втроём Соня с дочками. Небольшой двор и туалет на улице были общими, а также ещё был сарай во дворе. За водой ходили к колонке.

Старшая дочь Фаня жила после войны у своей тёти (сестры отца) в Севастополе. Дочь Лиза, которая потеряла слух после менингита, ещё до войны, осталась в Перми, она жила в школе-интернате для детей с нарушением слуха и речи.

С 1949 по 1951 гг. Соня работала в хлебном ларьке. Бывало, что ей помогала дочь Бэла. Ранним утром они забирали свежеиспеченный, ароматный хлеб из пекарни и отвозили в ларёк. С 1951 по 1953 гг. была продавцом в продовольственном магазине. С 1954 по 1969 гг. Соня  трудилась на Новороссийском элеваторе выбойщицей муки обойной мельницы. Работа посменная и тяжёлая, а шум от работающего оборудования такой, что не слышно крика. В 1969 году вышла на пенсию по возрасту. Софья Евсеевна Гофман была награждена за многолетний добросовестный труд медалью «Ветеран труда».

Затем она уехала в Пермь, помогать семье дочери Лизы растить троих детей. Когда внуки подросли, вернулась в Новороссийск, летом они приезжали к ней из Перми на каникулы. В Новороссийске жили и семьи её старших дочерей, у каждой из них было по две дочери. 

Коротко о детях моих деда Менделя, погибшего на фронте, и бабушки Сони, которая смогла вместе с ними выжить в то нелёгкое время.
Фаина Демченко (Гофман) преподавала английский язык в школе № 62 г. Новороссийска. Много лет была зам. директора по воспитательной работе. Имела много наград (грамоты Министерства просвещения, краевые и городские) за добросовестный труд. Работу свою очень любила, и ученики платили ей взаимностью. Каждый год ходила с учениками в походы по родному краю, причём не однодневные. Её до сих пор тепло вспоминают на вечерах встречи бывших выпускников школы.

Бэла Гофман (фамилию она не меняла) была учительницей начальных классов. Работала в школе № 21, затем в школе № 10 Новороссийска. Когда начиналась запись детей в первый класс, родители просились к Бэле Михайловне. О ней знали, как о требовательном, умеющем дать детям твёрдые знания педагоге. Её ученики, по окончании начальных классов, имели хорошую подготовку, что помогало им в дальнейшей учёбе. На уроках соблюдалась образцовая дисциплина. Была удостоена звания «Старший учитель». В 1994 году она со своей семьёй и  мамой Соней репатриировались в Израиль.

Елизавета Бояршинова (Гофман) работала на Пермском электроприборном заводе, где производились приборы для авиационно-ракетной, морской и наземной техники, а также был налажен выпуск бытового электроинструмента (дрели и др.). Работала она на сборке деталей бытовых приборов. Начинала учеником слесаря механосборочных работ, а затем, повышая квалификацию, стала фрезеровщиком. Стаж её работы у станка – 37 лет. За добросовестный труд она не раз была награждена Похвальными  грамотами.

Бронислава Желева (Гофман) жила в городе Сливен, в Болгарии, на родине мужа. У неё родились сын и дочь. Она  закончила Cливенский текстильный техникум и после его окончания работала на комбинате по переработке шерсти. Стала высококлассным, уважаемым и знающим  специалистом – была главным контролером качества сырой шерсти.

Такова судьба бывших жителей одного небольшого городка Беларуси. Их потомки живут на Урале, в Новороссийске, Болгарии и  Израиле.
Краткое сообщение о своих корнях прислал мне и Эдуард Кенин. Его бабушка Элька Фабрикант и отец Пейша тоже жили до войны в Ветке.
80 лет назад началась Вторая Отечественная война. В городе моего детства были уничтожены сотни мирных граждан, большинство евреи. Но были и такие, что смогли спастись. Среди них Исак Певзнер, которого белорусская жена спрятала в подвале. Елена Шанович убежала, три дня прятали её соседи, затем некоторое время находилась в селе Соболи, оттуда бежала в партизанский отряд. Остались живы Мура Попай, Галя Кузниченко, так как отцы их были белорусами. Беременную Хайкину, мать Гали, убили фашисты. Пятнадцатилетнюю Клару Фудель повели на расстрел вместе с её родными. По некоторым воспоминаниям её спас полицейский Н.И. Коноплицкий, который взял её за руку и спрятал в укромном месте. По воспоминаниям другой ветковчанки Хаи Кениной (они находятся в Яд Вашеме), Клара кричала: «Я – русская! Я – русская!», её немцы отпустили. В моей, выше упомянутой книге, есть более подробные страницы о Ветке и других городах Гомельской области в годы оккупации Белоруссии.

Давид Фабрикант

назад        на главную