Малишка
Рассказ 1
Часть 1
В шестидесятых годах прошлого столетия, «прозрев», впервые за годы своего существования Советский Союз приоткрыл границы и пригласил иностранных туристов. Первыми «ласточками» оказались пожилые немцы и американцы. Мы с мужем впервые увидели их в знаменитом курортном городе Сочи, где отдыхали в то лето.
Как я уже упоминала, в связи с тем, что мы с Толей (моим мужем) работали в разных отраслях (он – в системе пищевой промышленности, а я – образования), наше отпускное время не совпадало, и нам приходилось приспосабливаться. В том году он приехал в Сочи на две недели раньше меня и уехал на две недели раньше, оставив меня на последующие две недели. Получилось так, что каждый из нас воспользовался своим отпуском, но вместе мы отдыхали всего полмесяца.
Туда мы полетели самолетом до Адлера, а на обратном пути, желая продлить удовольствие, поплыли на корабле. В то время по маршруту Одесса – Сухуми курсировал круизный пароход «Адмирал Нахимов» (трофейный бывший лайнер «Берлин»). У Толи был билет в одну сторону (до Одессы), а у меня – туда и обратно. Расстались мы с Толей в ресторане одесского аэропорта, а оттуда на такси (в последнюю минуту) я вернулась в свою каюту на корабле.
Уставшая, я тут же прилегла, но, проснувшись посреди ночи, вышла на палубу подышать свежим морским воздухом. Помимо бармена и какой-то немолодой дамы за одним из столиков на палубе никого больше не было. Попросив бутылочку минеральной воды, я подошла к той даме и попросила разрешения присоединиться к ней. Совершенно неожиданно я вдруг услышала :
– Bitte schön! (Пожалуйста!)
Так я познакомилась с Марией-Луизой (Frau Marie-Luise) – немецкой туристкой, с которой впоследствии с большим удовольствием провела остаток своих летних каникул.
Это была необыкновенная ночь: обсыпанное звездами небо, посреди которого красовалась большая круглая луна, безбрежное море, по которому не спеша плыл наш корабль, абсолютная тишина, свежий ночной воздух после знойного дня и ко всему красивая интеллигентная особа – интересный собеседник, с которой я впервые за долгие годы получила возможность «развязать» свой немецкий язык.
– Не спится? – спросила я ее с улыбкой на лице.
– Спать не дают! – ответила она мне без улыбки.
Оказалось, что ей не повезло с соседкой по каюте, которая беспардонно привела к себе молодого человека, с которым она вела себя безобразно. Ничего больше не спросив, я предложила незнакомке перейти ко мне: не желая случайной попутчицы, я оставила за собой двухместную каюту, так что Толино ложе пустовало. В недоумении дама меня спросила :
– Я вас правильно поняла?
– Да! Да! Да! – поспешила заверить я ее и, оставив на столе деньги за воду, обращаясь к ней, добавила: «Идемте!»
Постучавшись в дверь ее каюты и немного подождав, мы, ничего не сказав, стали собирать вещи, а затем пошли ко мне (будто не заметив нас, парочка продолжала целоваться!). Войдя в мой люксовский номер, моя гостья совсем растерялась.
– Располагайтесь! – пригласила я, показав на ее место.
– Я не знаю, как вас отблагодарить! – сказала она растроганным голосом.
– Никакой благодарности не надо: это мое удовольствие тоже! Ложитесь, завтра поговорим! – и, пожелав ей спокойной ночи, я тоже легла.
На следующее утро у дежурного администратора под предлогом, что моя подопечная не нашла общий язык со своей соседкой по каюте, я попросила официальное разрешение на ее переселение в мою каюту.
– Это не проблема, – ответили мне, – но если вы рассчитываете на то, что вам вернут деньги за второе место, то вы ошибаетесь.
«Сделка» состоялась лишь после того, как я подписала какую-то бумагу. Когда Мария-Луиза спросила меня, в чем дело (ее напугал тон администратора), я успокоила ее, сказав, что это – простая формальность и что такой тон – привычный для моряка. Она успокоилась, и мы пошли в ресторан завтракать.
Часть 2
Несмотря на разницу в возрасте (Мария-Луиза была ровесницей моей покойной матери), за время нашего совместного пребывания на корабле мы с ней очень сблизились. Я поделилась с ней некоторыми небезынтересными данными своей биографии, и она в свою очередь посчитала возможным рассказать мне кое-что о себе.
Она – чистокровная немка. Родилась в семье адвоката в городе Лейпциг, а по окончании гимназии поступила в Берлинский университет на филологический факультет, где встретила своего суженого в лице одного из своих преподавателей. Он был старше ее, разведенный, с пятилетним ребенком, которого жена ему оставила, переехав к своему любовнику. Не послушавшись родителей (она порвала с ними отношения), по окончании первого курса вышла за него замуж и, бросив занятия, посвятила себя семье. Всё было бы хорошо, если бы не его ревность: он безо всякого повода ревновал ее к каждому встречному мужчине, и без него ей никуда нельзя было выходить. Детей у них не было.
Когда началась Вторая мировая война, одновременно мобилизовали и мужа, и его сына, и она осталась одна, совершенно не приспособленная к жизни. Воспользовавшись случаем, Фредерик – коллега ее мужа, который, не подавая виду, был по уши в нее влюблен, стал ее опекать. (В результате пережитого в детстве полиомиелита, он прихрамывал, а потому считался нестроевым и в армии не служил.)
На одном этаже вместе с Марией-Луизой жили еще две семьи, в одной из них – молодой еврейской семье – была маленькая девочка. С ними Мария-Луиза дружила, а с появлением ребенка стала им всячески помогать. Нередки были случаи, когда, уходя на заработки, они оставляли Марии маленькую Рут. Вот почему, когда однажды, попав в лапы эсэсовцев, молодые родители домой не вернулись, оставшись с ребенком, Мария-Луиза всю ответственность за благополучие девочки взяла на себя.
В целях безопасности, посоветовавшись только с Фреди, она решила покинуть Берлин с ребенком, выдавая его за своего. В этом помог ей ее «попечитель», который отвез их к своей бабушке, проживающей в окрестностях столицы.
Одинокая пожилая женщина с радостью приняла «жену» и «дочку» своего любимого внука, а маленькая Рути (теперь Аннетта) жадно стала попивать свежевыдоенное молоко козочки Розиты. Благодаря Розите, бабушкиному огороду и пайкам Фреди, все они благополучно пережили ту страшную войну. Как только она окончилась, поблагодарив бабушку от всей души, они вернулись домой в надежде, что вскоре вслед за ними вернутся и остальные жильцы дома и они опять заживут счастливой мирной жизнью. Но, увы!
Первым вернулся домой ее муж на костылях. Дома никого не было, и он постучался к соседям, которые «проинформировали» его, сказав, что в самом начале войны Мария-Луиза оставила дом и куда-то выехала. Вернулась она сразу после окончания войны, но не одна, а с ребенком. Более того, с тех пор как она вернулась, ее ежедневно навещает какой-то мужчина, который появился, как только муж ушел на войну.
Не желая слушать больше ничего, он ушел, чтобы туда никогда не вернуться. Мария-Луиза долгие годы об этом ничего не знала и в ожидании супруга неоднократно отказала Фреди, который терпеливо добивался ее руки и сердца. Всё это время Мария не переставала разыскивать мужа, его сына и родителей Аннетт. В конце концов, получив их координаты, она поехала к ним.
Мужа она нашла в доме инвалидов, но, к ее великому удивлению, он увидел ее, и лицо его осталось каменным. Сначала она подумала, что он ее не узнал, но, когда, желая его обнять, она бросилась к нему, а он ее с силой оттолкнул от себя, она оторопела. Со слезами на глазах Мария стала напоминать ему о себе, но единственное, чего она добилась, было :
– Уходи, блядь! Ни тебя, ни твоего хахаля и тем более твоего ублюдка я видеть не хочу!
Опустившись перед ним на колени, обливаясь слезами, она рассказала ему всю правду и не ушла, пока он не согласился вернуться в свой дом и помочь ей разыскать его сына тоже. Его они нашли в военном госпитале в офтальмологическом (глазном) отделении, где пытались восстановить ему зрение, по крайней мере, в одном глазу. Домой он вернулся лишь через год.
Что касается родителей Аннетты, то, того не зная, оба они последним эшелоном попали в немецкий лагерь смерти «Освенцим» в Польше. Иосифа, отца Аннетты, убили за день до освобождения лагеря, но Сарру русские солдаты, полумертвую, успели спасти. Она осталась в живых, но от страха помешалась и находилась в соответствующем заведении. При встрече женщины не узнали друг друга, но несмотря на это Мария-Луиза добилась того, что ее отпустили «на пробу» домой. За нее поручились и Мария, и ее муж, которые возлагали большие надежды на встречу матери с дочкой. Но к этому надо было подготовить Аннетту. Результат для нее мог, упаси Бог, оказаться губительным. Пришлось обратиться за помощью к женщине-психологу для ребенка и к частному врачу-психиатру для матери.
Их встреча состоялась только год спустя и, вопреки прогнозам, прошла благополучно. Аннетте было уже около десяти лет, когда ей предложили «выбрать» себе маму. К всеобщему удивлению, не отказываясь от Марии, она перешла жить с Саррой.
– У меня две мамы! – говорила она всем.
Часть 3
Рассказ Марии-Луизы растрогал меня до слез, и последнюю ночь на корабле я провела одна на палубе: никак не могла уснуть.
Впервые после долгих лет «борьбы» с воспоминаниями о пережитом во время войны перед моими глазами вдруг стали вырисовываться отдельные кадры моего прошлого.
Первый – изгнание из собственного дома.
Второй – гонение по дорогам Бессарабии и Транснистрии.
Третий – кошмары Косоуцкого леса.
Четвертый – бывшие колхозные коровники – наши «готели».
Пятый – Бершадское гетто и смерть мамы.
Шестой – мой побег и его последствия.
Седьмой – мой спаситель – неизвестный немецкий офицер.
Восьмой – работа уборщицей в румынской комендатуре.
Девятый – работа уборщицей-переводчицей в госпитале при комендатуре.
Десятый – освобождение гетто бойцами Красной Армии.
Всего десять кадров! А сколько страданий, лишений и унижений, сколько погибших невинных людей и сколько искалеченных жизней!
«Окунувшись» в то кошмарное прошлое, я не заметила, как Мария-Луиза подошла ко мне и, недоуменно глядя на меня, спросила:
– Что с вами? На вас лица нет! – Подав мне руку, она отвела меня в каюту и уложила спать.
Утром нам предстояло поехать на экскурсию. Мы объездили весь Крымский полуостров и частично Абхазию и Грузию. Под впечатлением окружающей нас чарующей красоты прошлое отошло на задний план, и мы к нему больше не возвращались, пока не пришло время попрощаться и расстаться.
У меня был билет на самолет. До Адлера по серпантинной горной дороге приходилось добираться на такси. Поэтому прощальный вечер мы себе устроили накануне. Побывав сначала на концерте Эдиты Пьехи, мы потом на берегу бушующего моря почти до утра договорили недосказанное.
Началось с того, что мы поблагодарили друг друга, а затем вместе – судьбу за предоставленную нам встречу, благодаря которой наш обычный отпуск стал незабываемым. На прощание я попросила Марию-Луизу «подвести итоги» своему рассказу, действующие лица которого стали мне близкими, и она с удовольствием согласилась.
Она рассказала, что ее муж вскоре умер и что она сошлась с Фреди, что, благодаря Рут (она вернула себе первоначальное имя) Сарра вернулась к реальной жизни и была счастлива, так как Рут наградила ее четырьмя внуками и внучками, в которых она души не чаяла (первенцу дали имя ее покойного мужа – Йосалы), а сама Рути, которая, выйдя замуж за молодого раввина, вернулась к своей религии, стала призывать всех еврейских женщин родить максимально возможное количество детей с тем, чтобы «восстановить» число погибших шести миллионов евреев. Рассказала она также и о том, что ее пасынок, живя в родительском доме вместе с ней и с Фреди, одарил их двумя очаровательными девочками-близнятами, которые заполняют радостью весь дом.
– Между прочим, – сказала я, – о своем пасынке вы ничего не рассказали. Каким образом он ослеп и каково сейчас его состояние? Такое впечатление, что на это существует какое-то tabu. Я права?
– Нет! Я просто мало знаю о том, как это было. Он избегает разговоров о войне вообще и тем более о том, что с ним случилось на фронте. Он – пацифист! Единственное, о чем он иногда рассказывает, это о той девушке, которая вернула ему желание жить после того, как он полностью потерял зрение. Если вас это интересует, я вам могу пересказать то немногое, что знаю.
И она начала рассказывать:
– Как и где это случилось, я не знаю. Знаю только, что было это незадолго до того, как немецкая армия, получив сокрушительные удары под Москвой и Сталинградом, стала отступать. По всей вероятности, он и сам не помнит, где и когда это с ним случилось. Помнит он только, что, когда он пришел в себя, первое, что он услышал (видеть он ничего не мог), был ангельский голосок, говорящий с ним по-немецки. На минутку ему показалось, что это был голос его матери, которую он вообще то ли не знал, то ли не помнил. Гладя его забинтованную голову, она говорила ему, что он должен собраться с силами и бороться за жизнь, потому что жизнь только временами тяжелая, а вообще-то она прекрасна, тем более, когда у тебя есть родные люди, которые молятся за тебя и с нетерпением ждут.
На минуту ему показалось, что он где-то на небесах, как вдруг раздался какой-то жалобный мужской голос, и «ангел» вдруг исчез. Потом стали раздаваться другие голоса на непонятном ему языке.
Всё выяснилось через некоторое время, когда тот же «ангел» опять оказался рядом с ним и, взяв его руку в свою, нежно поглаживая ее, заговорил на немецком. «Ангел» объяснил ему, что после полученного ранения он находится в военном госпитале на оккупированной румынскими войсками территории и что он (этот голос) – переводчица, которая приглашена туда помочь как медицинскому персоналу, так и не знающим румынского языка раненым военным найти общий язык. Она (голос оказался женским) не представилась, но по последующим выкрикам раненых он понял, что звали ее Малишка. И действительно, стоило только произнести это имя, как она тут же являлась и, чем могла, помогала. Ее просто «разрывали на кусочки» : в том помещении, где он находился, ее имя в разных исполнениях постоянно звучало. Она всем оказалась нужна, и в помощи она никому не отказывала. Более того, она сама предложила тем, кто по той или иной причине не могли писать, написать за них письма их родным. Не все на это соглашались, но он ухватился за ее предложение, и с ее помощью у него наладилась связь с семьей. Она писала от его имени письма, и (удивительное дело!) спустя только пару дней после отправления письма, получив ответ из дому, она его ему читала. Хотя с глазами там никто ничем не мог ему помочь, он встал на ноги. Вне всякого сомнения, в этом помогла ему переписка с любящими родными. (Только вернувшись домой, он узнал, что никто его писем не получал, и, естественно, не зная, где он, ему никто никогда не написал.)
Мария-Луиза еще долго рассказывала, но я уже была далеко в прошлом: вспомнив свою работу в госпитале во время пребывания в гетто и молодого слепого немецкого солдата, я вдруг, прервав ее рассказ, спросила:
– Вашего пасынка зовут Ханс?
Вместо ответа удивленная Мария-Луиза спросила:
– Как вы догадались?
– Я – та самая переводчица, которую не звали Малишка, а прозвали Малышка, так как мне тогда еще не было пятнадцати лет, и я была очень маленькая. Прозвал меня так один переодевшийся в форму немецкого офицера русский партизан. Никто, кроме него, не знал значения этого слова, но все беспрерывно повторяли его. Один папа его «расшифровал», но, боясь, что я могла кому-то проговориться, сказал мне об этом только после того, как нас освободили.
Растроганная до слез, Мария-Луиза обняла меня, поцеловала и от души поблагодарила. На прощанье она подарила мне изданный в Лейпциге после войны сборник стихов «Der Fiedler vom Getto», в котором помещены кровью написанные примитивные по форме, но бесценные по содержанию стихи более шестидесяти находившихся в разных гетто Польши и чудом уцелевших узников. Это самый ценный подарок, полученный мной за всю свою долгую жизнь, который берегу, как зеницу ока, время от времени перечитывая, и который недавно передала вместе с последней книгой моей трилогии «Жизнь без прикрас» («Жизнь в тени смерти») в библиотеку «Яд ва-Шем» – всемирно известного иерусалимского Мемориала жертв Холокоста.
Оставить комментарий
