К годовщине прорыва блокады Ленинграда
Анатолий Качан
Говорят, в капле воды отражается весь мир. Это не только образное выражение: даже физически в капле воды непосредственно отражается очень и очень многое. А если учесть отражение и опосредственное, то выражение даже с точки зрения физической совершенно правильное.
Практически каждое событие из нашей жизни при ближайшем рассмотрении вскрывает всю глубину протекающих в них процессов.
Сегодня мы рассматриваем самое трагическое событие нашей жизни – блокаду Ленинграда.
Событие настолько трагичное, что когда я попросил своего товарища, блокадника, выступить сегодня, то получил самый резкий ответ: «Ни за что! И на сообщение твое не приду!».
Такая реакция встречается у людей, переживших то, что навсегда оставляет самую глубокую и незаживающую рану. И можно понять человека, который боится эту рану растревожить.
В Гивон а-Хадаша жила напротив меня прекрасная семья: мать и сын. Жили они в большом собственном коттедже.
И вот однажды ее сын, мой хороший товарищ, приносит мне множество консервных банок. Говорит, что у них срок годности не истек, но подходит к концу.
Потом поведал мне, что он и его мама блокадники. И мама буквально забила бомбоубежище в их доме консервами. Она, пережившая блокаду, до сих пор боится голода.
Говоря о блокаде Ленинграда, мы сейчас говорим о и бездарном и жестоком правительстве СССР.
Его жестокое отношение к жителям Ленинграда проявилось в том, что город этот был отправлен на заклание с целью защитить Москву.
Советское правительство поставило жителей города на самый край жизни с тем, чтобы их желание не умереть пробудило в них особые, нечеловеческие силы для защиты, как это не покажется парадоксальным, Москвы!
Когда голод был особенно сильным, по существу, подавляющее большинство жителей города стремились защищать свой город отнюдь не из высоких побуждений. Воспоминания блокадников камня на камне не оставляют от тех пропагандистских утверждений, что жители были проникнуты высоким чувством патриотизма. Из последних сил рабочий шел к своему рабочему месту, прежде всего, чтобы получить рабочую пайку хлеба. И это было самым сильным его побудительным чувством. Чувством самосохранения, Животным чувством не умереть с голоду.
Попросту говоря, работник, получающий за свой рабочий день от советской власти всего-навсего несколько сот граммов хлеба (и больше ничего!), отвлекающий на себя силы гитлеровцев, был этой власти невероятно выгоден.
Но самое страшное в том, что город не был окружен врагом. Город не был в тылу у немцев. Этот город просто умирал во имя спасения Москвы.
Летом 1941 года из Ленинграда вывозились продукты из Госрезерва. Продукты для нужд фронта брались оттуда, откуда их легче всего было взять и доставить.
Совершенно ясно, что о жителях города, к которому приближался враг, думали во вторую очередь. Так привыкла думать о людях социалистическая система.
Врагом на Бадаевские продовольственные склады было целеустремленно сброшено несколько сот зажигательных бомб.
Склады нельзя было защитить? Если в городе можно было что-то защитить, то, прежде всего, продовольственные склады.
Почему продовольствие хранилось, по сути, в одно месте? Его нельзя было рассредоточить?
Его нельзя было распределить между жителями, в конце-концов?
Нельзя! Потому что, система не способна была дать людям что-то даром.
Ей легче было забрать у людей их жизни, чем продукты дать даром.
Норму выдачи продуктов нельзя было снизить заранее?
Очевидно, что замысел уморить Ленинград голодом был стратегической альтернативой военному штурму. И соответствующий план был достаточно детально разработан немецким командованием.
Его нельзя было разгадать? Ведь для спасения продуктов не требовалось никаких воинских сил. Требовалось лишь подумать, как следует, о людях.
И, прежде всего, продукты рассредоточить. Любым способом и любыми средствами.
Ни защита Бадаевских складов, ни любые другие превентивные мероприятия не спасли бы от голода. Но людей умерло бы хоть несколько меньше.
Преступление советского режима состояло и в том, что работники властных структур вовсе не страдали от голода.
Наличие основных продуктов питания на 12 сентября 1941 года:
Хлебное зерно и мука – 35 суток.
Крупа и макароны – на 30 суток.
Мясо и мясопродукты – на 33 дня
Жиры – 45 суток
Сахар и кондитерские изделия – на 60 суток.
Если бы можно было сохранить даже эти продукты, то ими можно было прокормить город не одни-два месяца, а значительно больше.
Хлеб можно было выдавать вперемежку с другими продуктами в течение не менее ста блокадных дней, в течение тех же ста дней крупу и макароны, ста дней – мясо и мясопродукты, затем ста дней жиры и еще ста дней сахар и кондитерские изделия.
Итого, по несложным подсчетам, уберечь жителей города от смерти в течение, в общей сложности, не менее пятисот-шестисот дней.
Зимой 1941 года в городе находилось 2 миллиона 544 тысячи человек (в том числе 400 тысяч детей). В пригородных районах находилось 343 тысячи человек.
За зиму 1941-1942 гг. и весну 1942 года на фронт ушло свыше 100 тысяч ленинградцев.
Всего за период блокады из города были эвакуированы 1,3 миллиона человек.
С учетом того, что было доставлено в город в течение всех дней блокады, с учетом того, что часть жителей города ушло на фронт, было вывезено из города, с учетом заблаговременного уменьшения нормы выдачи продуктов голодную смерть в городе можно было предотвратить.
Это мои расчеты. Расчеты не профессионала. Но сними трудно не согласиться.
Преступления власти перед ленинградцами в том и состоит, что ничего этого сделано не было.
Людей довели до людоедства.
В городе процветал антисемитизм и прочие пороки, присущие человеку.
Были дни, когда умирало 6−7 тысяч человек.
В январе-феврале 1942 года в городе умирали ежемесячно примерно 130 000 человек.
Нельзя сказать, что в городе была полная паника. Часть жителей сохранила в себе силы физические и душевные, чтобы противостоять врагу.
Осенью 1941 года на предприятиях города было изготовлено 39 реактивных минометных установок. Во втором полугодии 1941 года предприятия отремонтировали 713 танков, 480 бронемашин, 58 бронепоездов, свыше 5 тыс. полковых и противотанковых пушек, около 10 тыс. минометов, свыше 3 млн. снарядов и мин, более 80 тыс. реактивных снарядов и бомб.
600 000 детей и подростков постоянно работали на оборонительных сооружениях.
Они выкопали 700 километров противотанковых рвов – одними лопатами и кирками.
Они возвели 300 километров лесных завалов и построили 5000 блиндажей.
В 1942 году промышленность Ленинграда отправила на фронт 60 танков, 692 орудия, более 150 минометов и 2800 пулеметов, около 35 тысяч автоматов, до 1,7 млн. снарядов и мин.
90 минут, пока 9 августа 1942 года звучала по радио «СедьмаяЛенинградская симфония» Дмитрия Шостаковича, были минутами полного затишья: не стреляла ни одна вражеская батарея, не прорвался к городу ни один немецкий самолет.
К концу 1943 года трудящиеся города частично или полностью ввели в действие 212 заводов и фабрик, выпускавших более 400 видов военной продукции.
К зиме 1943-44 годов 99 процентов жилых домов имели уже действующий водопровод. Было отремонтировано 350 тысяч квадратных метров уличных магисталей.
От голода умерло по официальным данным – 641 тысяча горожан, по подсчётам историков – не менее 800 тысяч.
Погибло от бомбёжек и обстрелов – около 17 тысяч жителей.
Вопрос – кто снял блокаду Ленинграда? Обычно говорят, что армия.
Ничего подобного!
Блокаду прорывали и войска и каждый житель города. В том числе и каждый умерший от голода и погибший.
Блокада Ленинграда – самое наглядное, самое трагичное олицетворение преступности советского строя.
Строя, для которого человек был лишь средством достижения шизофренических идеологических целей. Полностью отвергнутых жизнью.
И мы, современники, все поголовно – жертвы этой системы.
Но мы пережили все. И мы живем.
О той жизни, которой мы здесь живем, не могли и мечтать в годы войны.
Но, не смотря на это, мы, пережившие войну, имеем право добиваться еще более лучшей жизни, еще большей справедливости, чем та, которую уготовили нам властные структуры здесь, в Израиле. Мы этого заслужили. Мы все боролись и с фашизмом, и с коммунистической системой. Мы боролись с нею самой своей жизнью.
|