---

 

 

Эстафетная палочка.

Есть в Ашдоде отделение Всеизральской Ассоциации «Уцелевшие в концлагерях и гетто» - амута «Надежда». Нас 90 человек. Существуем около 2 лет. Но за это время проведена большая работа по оказанию помощи членам нашей организации: материальная помощь (в виде продовольственных наборов), духовная помощь (посещение культурно- массовых мероприятий, экскурсий) и самое главное - морально- психологическая помощь (постоянное, систематическое общение: поздравление и чествование юбиляров и именинников). Кроме того, за каждым членом совета закреплено около 20 человек, и мы находимся в постоянном контакте, налажена обратная связь. Накоплен определенный опыт.

О прошлой жизни некоторых членов «Надежды» написаны очерки. В газете «Секрет», на сайте Всеизраильской Ассоциации напечатаны очерки: о Раисе Городинской, Евгении Гузик, Семене Палесе, Ефиме Шапиро (светлая ему память).
В конце 2012 года вышел сборник воспоминаний «Взрослое детство войны», где напечатаны воспоминания наших узников.

Но возраст наших узников 72+. За последний год у нас ушли в мир иной: Ройзен Михаил и Зальцман Михаил – светлая им память.
Все это создает проблему: кому передать сделанное, накопленный опыт, кто должен бороться с антисемитами и отрицателями Холокоста.

Центральный Совет Ассоциации принял поправку к Уставу - членом организации может стать член семьи бывшего узника. У нас в организации таких людей 8 человек. Эти люди принимают активное участие в работе амуты. Они являются, как бы, эстафетной палочкой. Некоторые из них рассказывают о переживаниях и событиях, услышанные от своих спасшихся родственников.
Сегодня я хочу представить расссказ Светланы Цысарь по воспоминаниям ее матери и отца.

В местечке Тульчине Винницкой области жила большая еврейская интелегентная семья Николаевских: Абрам и Маня. Было у них 8 сыновей.

Прадед Абраам и его сыновья.	Мои дедушка и бабушка. 1965 год.

Четверо из них получили высшее образование: стали врачами и учителями (заметьте, это до революции), а остальные – закончили гимназию стали фотографами. Глава рода – Абрам, закончил Киевский университет. Дети были умными, красивыми, интеллигентными и пользовались авторитетом в местечке. Самый младший из них был мой дед Наум, вспоминает Светлана. Она от матери узнала, что он отличался добротой, невероятным великодушием, был очень веселый, красивый, отличался особым чувством любви к животным, писал стихи. Под стать ему его жена, моя бабушка, Роза. Хотя она выросла в нужде, была умна, благородна, порядочна, нежна, но с твердым характером. Попав в богатый дом деда, она сумела найти общий язык со свекровью.

Мои предки жили в тяжелое время, время еврейских погромов на Украине. Но, несмотря на эти трудности, местечко Тульчин и мои родственники выжили.

В доме моего деда, в 1924 году родилась моя мама Женя. Мама росла красивой и умной девочкой. Ей ни в чем не отказывали. Одевали ее, как ангелочка, она играла на пианино, на скрипке, каталась на велосипеде (в то время это была большая редкость).

С началом войны все это пропало. Дедушку и его брата забрали в армию, а бабушка с тремя детьми осталась: это была моя мама Женя, ее сестра Лиза и трехлетний брат Миша. Да еще осталась с ними 82-летняя свекровь. Бабушка отказалась эвакуироваться, мотивируя свой отказ тем, что во-первых, война будет короткой, а во-вторых, немцы цивилизованная нация и евреев не тронут. Этот миф быстро рассеялся, когда немцы заняли Тульчин. Пришли черные времена. По рассказам бабушки, немцы вели себя, как варвары: все рушили, грабили, расстреливали. В городе Тульчине до войны проживало около 5600 евреев, 42% всего населения, кроме того, в селах было еще около 180 человек. Тульчин стал уездом Транснистрии. Сразу была проведена регистрация евреев. Их заставили носить на груди черный круг с желтой звездой. Затем выделили 4 улицы, обнесли их колючей проволокой и сделали гетто. Выход из гетто для мужчин был запрещен. Все взрослое население должно было ежедневно отмечаться. В декабре 1941 года около 3000 евреев колонной отправили в лагерь Печора (Мертвая петля). Дорога заняла двое суток, это была дорога смерти: больных, отстающих расстреливали. Трупы никто не подбирал. В Тульчине остались специалисты-ремесленники: портные, сапожники, жестянщики. Позже в Тульчин депортировали евреев из Буковины и Бессарабии.

Моя мама. 1936 год.	Моя мама и ее сестра. 1959 год.	Мамин брат Миша. 4 года. Застреленный  полицаем.

Светлана вспоминает, что ее отец Йосиф рассказывал ей много о своих мытарствах. Улицы городов превратились в груды земли, все горело и полыхало, люди не знали куда бежать, чтобы спастись, где можно спрятаться. Отец был женат, все его родственники погибли при бомбежке. Отца и его жену пленили и погнали в гетто.

По своей природе он был сильным человеком, и все невзгоды переносил с обидой и злостью. Винил себя за то, что не смог спасти родителей, что женился накануне войны, а значит не смог уйти к партизанам и бороться с фашистами. Он был в ответе за свою маму, ее брата и жену, он не мог убежать и их оставить. Отец рассказал мне, что сначала их загнали в гетто Бершадь, а затем погнали в гетто Тульчин.

В городе Бершадь до войны проживало около 4300 евреев (74 % всего населения). Город был оккупирован в июле 1941 года. Вскоре евреев согнали в два гетто. Осенью 1941 года в Бершади остановилась многотысячная колонна евреев, депортированных из Бессарабии, Буковины, Одессы. Это было одно из самых больших гетто в Транснистрии. К концу 1941 года в нем находилось около 25 тысяч евреев. К освобождению в марте 1044 года осталось менее 11 тысяч евреев.

По дороге в Тульчин над ними издевались, избивали до полусмерти, добивали немощных. Попал в такую переделку и мой папа. Его жена не выдержала таких мук и умерла. В Тульчине условия были не лучше. Затем их погнали в лагерь Печора. Там удавалось за мзду полицаю выходить за пределы лагеря и в окрестных селах выпрашивать, обменивать что-то съестное.

Лагерь Печора размещался в бывшем дворце графа Потоцкого, а при Советской власти там был санаторий для военных. Очень живописное место, в небольшом лесу, река Южный Буг протекает по территории лагеря. В реке мылись, стирали и брали воду для питья. И вот это живописное место стало могилой для 4,5 тысяч евреев.

Мой отец – солдат румынской армии. 1937 год.	Мой отец – солдат румынской армии. 1937 год.

В один из таких походов за продуктами папа познакомился с моей мамой. Эти выходы следует считать смелыми, дерзкими - они могли кончиться смертью. Папа стал бывать, где жила бабушка с тремя детьми, жалел их, оказывал какую-то помощь. Так между папой и мамой вспыхнуло чувство, и он остался в этом лагере ради мамы. Все время у него было желание бежать. Он не мог смириться с тем, что молодые евреи не принимали никаких мер к спасению и погибали. Сам не мог бежать из-за бабушки и нас детей.

Каждый день выгоняли на работу. В бараках проживание было ужасное. От голода, холода, болезней ежедневно умирало много людей. Их сбрасывали в сарай, а затем загружали в сани, впрягались и вывозили за пределы лагеря. Кто не смог подняться - расстреливали. В лагере был талантливый мальчик – музыкант, который чудесно играл на скрипке. Он заболел и не смог подняться, его выволокли и бросили в яму, где гасили известь. Эта яма была сделана, чтобы избавляться от трупов. В один из дней заболела мама – вспоминает рассказ отца Светлана. Оставаться в бараке – это верная смерть. И отец взял ее с собой на работу, там он соорудил снежный домик и посадил ее туда, а сам с бабушкой пошел разгружать вагоны: он свой, а бабушка – свой. Когда, он закончил свою работу, он побежал помогать бабушке. Когда полицай увидел, что папа разгружает не свой вагон, он стал хлестать папу нагайкой. Папа не выдержал – вырвал у него нагайку и готов был его убить, а полицай выхватил пистолет, но не выстрелил, непонятно, что его сдержало.

Светлана вспоминает рассказ матери: «… иногда начальник лагеря выстраивал узников и производил селекцию – показывал на каждого пятого, их уводили и расстреливали. Я стояла рядом с отцом, а бабушка стояла в другом строю. Я увидела, что комендант указал на бабушку, я хотела закричать, но отец закрыл мне ладонью рот, что спасло меня.
Утром лагерь был поднят по тревоге – группа узников убежала из лагеря. В лагере началась суматоха, охрана начала стрелять, одна из пуль попала в Мишеньку, и он мгновенно скончался, а затем новый удар – Лизу отселили в другой барак и я за ночь поседела». Ей было в то время 42 года.

Папа рассказал, – вспоминает Светлана, – что он все время настаивал на побеге, но мама и бабушка были настолько истощены, что о побеге не могло быть и речи. Тогда папа решает бежать один. Но делает это продумано. Когда стали набирать на работу в другой лагерь, он попросился туда. Это давало ему возможность бежать, без риска последствий для мамы и бабушки. И, действительно, побыв в лагере несколько дней, он бежал. Ночью он переплыл Южный Буг с надеждой попасть к партизанам. Он также знал, что где-то находится лагерь депортированных евреев из Бессарабии, Буковины. Там не расстреливали. В лесу он встретил лесника и тот ему сказал, что немцы окружили лес с целью уничтожить партизан и поэтому ему надо бежать дальше, не останавливаясь. Но было уже поздно. Он сумел спрятаться в болоте, в кустах. Это его спасло. Даже собаки не учуяли запаха. Он просидел там достаточно долго. Затем он продолжил путь и попал в гетто города Умань.

В Умани до войны проживало около 13 тысяч евреев (30 % всего населения). Немцы оккупировали город в августе 1941 года. Уже в первые дни было расстреляно 1400 евреев. Затем появлялись новые команды и расстрелы продолжались. В октябре 1941 года было расстреляно 5400 евреев. Оставили около 1500 специалистов с семьями (портные, сапожники и т. д.). Ежедневно трудоспособных забирали на работу, с избиениями и издевательствами. Кормили шелухой из проса, выдавали 50 г. хлеба. Ночью полицаи насиловали женщин и грабили. В общей сложности за 41 – 42г.г. было уничтожено около 10 тысяч евреев. После ликвидации гетто, в Умани был создан рабочий лагерь, куда из Транснистрии привезли евреев Бессарабии и Буковины.

В этот лагерь попал мой отец. А мама с бабушкой остались в Печоре. Ежедневно их выгоняли на работу. В один из дней, кто-то перерезал колючую проволоку и кто смог – бежал. Так они добрались до Умани. Бессарабская община лагеря их не хотели принять. И тогда мама спросила, нет ли среди узников Йосифа Грумана. Это было спасение. На вопрос кто он им, они ответили, что родственник. Произошла долгожданная встреча. Встал вопрос, куда их разместить и отец, не задумываясь сказал – это моя жена. Их определили в конуру, где жил отец, но маме и бабушке это показалось раем. Было холодно и голодно, но не убивали, не били, и папа был рядом и заботился о них. Так, по воле случая, мама стала женой моего отца.

«В этом лагере – вспоминает Светлана рассказ матери – мы прожили 2 года».

Там я и родилась в 1944 году. Вернулись мы сначала в Тульчин, затем в Кишинев. Я закончила экономический факультет Кишиневского университета. Вышла замуж, родила сына и дочь. В 1991 году репатриировались в Израиль, живу в Ашдоде.

Эти воспоминания я посвящаю светлой памяти моим родителям, бабушке и всему роду Николаевских.