Доктор исторических наук Геннадий Костырченко на этот вопрос ответил уже названием своей статьи: «Депортация -мистификация»* (журнал «Лехаим», Москва, cентябрь 2002). Столь же категоричен был и в интервью газете «Еврейская панорама» (Берлин) в июле 2019-го. Дескать, не обнаружено не только официальной директивы, санкционирующей депортацию, но даже какого-либо другого документа, где бы она упоминалась или хотя бы косвенно подтверждалась её подготовка. И тут же — ряд дополнительных доводов, о которых ниже.
Между тем уже было немало публикаций других историков с противоположной точкой зрения.
Так что эта тема отнюдь не закрыта. Потому и обращаюсь к ней, предоставив на суд читателя факты, от которых уже не отмахнуться, разумеется, с их осмыслением.
Нет архивных документов — нет и события?
Далеко не всё, происходящее в мире, находят отражение в архивах. Кроме архивных документов, есть и свидетельства очевидцев. Да и что считать документом? Только лишь то, что осело в архиве? А, скажем, рассказ пережившего какое-то событие, зафиксированный в книге или в другой публикации, — это что, не свидетельство? Уповать в данном вопросе в основном на архивные документы, как это делает Г.Костырченко, глубоко ошибочно. Произошло ли десятки лет назад то или это, можно установить лишь в совокупности изучения разных источников и сопоставлении уже установленных отдельных фактов. Другого пути пробиться к истине просто нет.
Подготовка депортации евреев — акция особая. Да, что-то должно было остаться и на бумаге. Но и при этом вполне могло в документах многое маскироваться, обозначаясь условными терминами и глаголами.
К тому же после смерти тирана архивы «чистились», бесследно исчезали многие компрометирующие материалы.
До сих пор в России ряд архивных фондов засекречен, и вовсе не исключено, что со временем какие-то документальные свидетельства о депортации всё-таки всплывут. Но даже если они не будут обнаружены, уже есть достаточно серьёзные доказательства: депортация евреев готовилась.
Бывший сотрудник аппарата ЦК ВКП/б/ и органов безопасности Н.Н.Поляков незадолго до смерти рассказал известному тогда журналисту З.С.Шейнису: была создана Комиссия по депортации, которая подчинялась непосредственно Сталину. Её председателем был назначен М.А.Суслов, а секретарём Н.Н.Поляков.
В признаниях Полякова — многие детали той подготовки. По его свидетельству, выселение евреев было запланировано на вторую половину февраля 1953 г. Но составление списков несколько затянулось. (З.Шейнис, «Провокация века», Москва 1994).
Почему эти списки не сохранились, вполне понятно: в архивах ряд документов, не попавших в разряд «хранить постоянно», после определённых сроков хранения подлежат уничтожению. Но, думается, в данном случае прежде всего сработало другое: Суслов и при Хрущёве, и при Брежневе был главным идеологом КПСС. Конечно же, он не мог допустить, чтобы в архивах сохранились хоть какие-то следы подготовки депортации.
Но они проступают из многих других источников, заслуживающих внимания историков.
О том коллективном письме...
Из мемуаров Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь» (1966):
«Я пропускаю рассказ о том, как пытался воспрепятствовать появлению в печати одного коллективного письма. К счастью, затея воистину безумая, не была осуществлена. Тогда я думал, что мне удалось письмом переубедить Сталина, теперь мне кажется, что дело замешкалось, и Сталин не успел сделать того, что хотел. Конечно, это история — глава моей биографии, но я считаю, что не настало время об этом говорить».
В период «потепления» при Хрущёве Эренбург в беседе с журналистом З. Шейнисом раскажет... То коллективное письмо ему принесли на подпись одному из первых. «Они приехали ко мне домой. Они — это академик Минц, бывшиий генеральный директор ТАСС Маринин и ещё один человек. Вопрос о выселении евреев из Москвы и другиих городов решён Сталиным... Авторы письма унижено соглашались с депортацией целого народа...»
Почему же в мемуарах Эренбурга столь сдержанно, с явными недоговоркми о той «безумной затее» со стороны Сталина и тем более, как он пишет, что это — глава его биографии?
Если сопоставить факты, тому есть два обстоятельства. Во-первых, в 1960-е годы, когда писались мемуары, тема — подготовка депортации евреев — была под запретом. Эренбург прекрасно понимал: открыто говорить о ней — «не пришло время» — цензура тут же «зарубит». А во-вторых... Это «во-вторых» терзало его до самой смерти. Борис Фрезинскеий, исследователь жизни и творчества Эренбурга, на основе весьма веских доказательств свидетельствует... В ЦК для публикации в «Правде» был подготовлен вариант обращения «Ко всем евреям Советского Союза», которое должны были подписать их соплеменники — Герои Советского Союза и Социалистического труда, видные учёные, конструкторы, писатели, композиторы, артисты... В нём одобрялись «справедливые меры партии и правительства, направленные на освоение евреями просторов Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера». Ознакомившись с ним, Эренбург и написал Сталину, предостерегая: публикация этого коллективного обращения может иметь негативные последствия для страны в глазах мировой общественности. Написал вполне в верноподданическом духе, заверив, что если необходимо, он его подпишет. После оказанного на него давления подписал. Потому и опустил в своих мемуарах подробности, связанные с тем коллективным письмом, да и со своим — Сталину.
Ответа от вождя Эренбург не получил. Но доподлинно известно: письмо его Сталин прочитал (оно сохранилось в его архиве.) Не исключено, что предостережение широко известного в мире писателя и общественного деятеля заставило Сталина как-то подкорректировать свой сценарий депортации. А это уже время. Таким образом, свою положительную роль письмо Эренбурга сыграло.
О подготовленном в ЦК тексте, в котором именитые советские евреи должны были оправдать готовящуюся депортацию, — в мемуарах писателя Вениамина Каверина («Эпилог», Москва, 1989, стр. 217).
«Я прочитал письмо. Это был приговор, мгновенно подтвердивший давно ходившие слухи о бараках, строившихся для будущего гетто на Дальнем Востоке».
«Нужные» подписи под тем позорным документом, за небольшим исключением, были поставлены. Конечно же, сработал страх. Исключение составили Валентин Каверин, Герой Советского Союза Яков Крейзер, композитор Исаак Дунаевский, народный артист СССР Марк Рейзен, профессор Аркадий Иерусалимский.
В.Каверин и его жена Лидия Тынянова дали интервью автору фундаментального труда о жизни и творчестве Ильи Эренбурга Джошуа Рубинштейну, рассказав об этом письме и связанных с ним переживаниях. Д.Рубинштейн взял также интервью и у двух других литераторов, знакомых с содержанием письма, — Маргариты Алигер и Семёна Липкина, а также у Ирины Эренбург. Таким образом, уже не было никаких сомнений: в письме говорилось о депортации.
Как потом стало известно, в ЦК письмо корректировалось, так что было несколько его вариантов. Один из них, напечатанный на машинке, спустя годы, приесла известному историку Я.Я.Этингеру незнакомая женщина, дочь бывшей машинистки. В его книге «Это невозможно забыть» (Москва, «Весь мир», 2001, стр.122 - 123) текст письма приведен полностью. Пусть он не из архива, но ведь это тоже документ.
О том, что письмо с таким содержанием, действительно, было, подтвердили не только И.Эренбург и В.Каверин. В упомянутой книге Я. Этингер свидетельствует: композитор Матвей Блантер в 1955 году признался ему: письмо он подписал. И ещё одно свидетельство, зафиксированнон в той же книге. Автор беседовал с профессором А.С.Ерусалимским и тот «сообщил, что к нему на квартиру приходили Хавинсон, Минц и ещё несколько человек. Они в грубой форме настаивали, чтобы он подписал письмо. Возмущённый этим «предложением», профессор выпроводил их из своего дома» (стр.120).
Таким образом, о наличии данного письма уже достаточно определённо заявили несколько названных здесь человек, чьи подписи были запланированы цековскими столоначальниками.
Но это далеко не единственное доказательство о подготовке депортации.
Для нового Холокоста готовились бараки
Ольга Ивановна Голобородько, бывший начальник пенсионного Управления Министерства социального обеспечения РСФСР, осенью 1952 года, будучи в Совете Министров, узнала: в Биробиджане строят бараки «под евреев», выселяемых из центральных городов.
«Я сидела и думала, — вспоминает Ольга Ивановна, — что сейчас сойду с ума, когда узнала об этом...» «Прошло четыре года. На заседании правительства решался вопрос — где хранить целинный урожай? Амбары построить не успели. Кто-то вспомнил, что в Биробиджане пустуют дома, предназначенные для выселяемых евреев. Послали в Биробиджан специальную комиссию. На месте удалось обнаружить бараки, каждый в два километра длиной. Барак — покосившиеся стены в одну дощечку со щелями. Дырявая крыша, выбитые окна. Внутри — нары в два этажа. Для еврейского гетто — то, что надо. Для хранения зерна помещения были признаны непригодными. О чём комиссия и доложила Хрущёву» (Юрий Борев. «Сталиниада». Москва, 1988, стр. 326).
Профессор Юрий Борев в этой книге рассказал о беседе с Ильёй Эренбургом. Писатель встречался с Хрущёвым и тот передал ему разговор со Сталиным. Речь шла о депортации евреев. «Вождь наставлял: «Нужно, чтобы при их выселении в подворотнях происходили расправы. Нужно дать излиться народному гневу». «Играя в Иванушку-дурачка, Хрущёв спросил: «Кого их?» «Евреев», — ответил Сталин. Утверждая сценарий депортации, он распорядился: «Доехать до места должно не более половины». По дороге предполагались «стихийные» проявления народного гнева — нападения на эшелоны и убийства депортируемых» (стр. 351).
Свидетельств о подготовке вагонов для евреев-депортантов уже немало. Например, те, что оставил в беседах с Я.Я.Этингером в 1970 году Н.А.Булганин, который был при Сталине членом Политбюро ЦК КПСС и Министром обороны. Содержание этих бесед — в упомянутой книге Этингера (стр.103 -108).
«В середине февраля, — говорится там, — ему (Булганину — М.Н.) позвонил Сталин и дал указание подогнать к Москве и другим крупным центрам страны несколько сотен военных железнодорожных составов для организации высылки евреев. При этом, по его словам, планировалось организовать крушение железнодорожных составов, «стихийные» нападения на поезда с евреями, с тем, чтобы с частью из них расправиться уже в пути...
Я задал Булганину вопрос: были ли какие-либо письменные указания Сталина относительно депортации евреев? Он усмехнулся и сказал: «Сталин не дурак, чтобы давать письменные указания по такому вопросу. Да и вообще Сталин очень часто прибегал к устным распоряжениям, особенно когда он обращался к членам Политбюро. Он не считал нужным давать письменные указания. Ведь Сталин общался с нами практически ежедневно».
О депортации евреев упомянуто и в книге А.И.Микояна «Сталин, каким я его знал» (Москва, «Алгоритм», 2015, стр. 201): «... готовилось «добровольно-принудительное выселение евреев из Москвы» (Здесь явная неточность: готовилась депортация всех советских евреев и в первую очередь из крупных промышленных центров страны — М.Н.).
Итак, три бывших члена Политбюро ЦК независимо друг от друга подтвердили этот факт. Они же сообщили и о некоторых совпадающих деталях Обратим внимание: Булганин и Хрущёв говорили об организации массовых убийств во время выселения и в пути следования, а Микоян — о «добровольно-принудительном выселении евреев», что полностью совпадает со свидетельствами писателей Эренбурга и Каверина и с текстом письма, которое принесла историку Этингеру дочь бывшей машинистки.
Подготовку депортации евреев признал член Политбюро ЦК КПСС (при М.С.Горбачёве) академик А.Н.Яковлев, возглавивший Комиссию по реабилитации жертв сталинского террора. А уж он имел прямой доступ ко многим закрытым источникам.
Не буду приводить и другие зафиксированные подтверждения подготовки нового Холокоста. Их намного больше, чем изложено здесь. Если все излагать, потребуется немало страниц текста.
Можно сомневаться в одном доказательстве, в другом, но когда их уже множество, и все они не только не противоречат друг другу, а дополняют в деталях, — это и есть правда.
А теперь всего лишь два эпизода к данной теме, не зафиксированных ни в каких исторических трудах.
Когда я был редактором газеты белорусских евреев «Авив» (Минск, 90-е годы), со мной работал Леонид Исидорович Шакинко. И вот что от него услышал...
В 1953-м он служил в Бобруйске рядовым в полку МВД.
Однажды зимой его с группой солдат офицер привёл в один из кварталов города.
- Сейчас вам покажу дома, расположение которых должны запомнить. В назначенный день там будете делать то, что вам прикажут. Возможно, спецзадание придётся выполнять и ночью...
Вопросы солдат, что именно им придётся выполнять, офицер тут же присёк.
- Узнаете, когда вам скажут.
Заинтригованный такой таиственностью, рядовой Шакинко дождался увольнения в город и отправился к указанным домам. Под банальным предлогом попить воды зашёл в один, другой, третий... И что же выяснилось? Там жили еврейские семьи.
Зачем к этим домам приводили солдат из роты МВД зимой 1953-го и говорили им о возможной «спецоперации», пояснять, полагаю не надо.
А это я услышал от моего коллеги по Московскому Историко-архивному институту Юрия Геллера. Окончив институт на год раньше меня, в 1953-м он работал начальником архивного отдела Управления МВД Якутской АССР. После смерти Сталина один из офицеров Управления, с кем у Юрия сложились товарищеские отношения, предложил ему «съездить в одно интересное место». Ехали долго. В глухом таёжном месте — огромная поляна и там... длиннющие деревянные бараки толщиной в одну доску с недостроенными двухярусными нарами.
- Это для вас, евреев, готовилось, — пояснил офицер. — И тебе там, Юра, местечко бы нашлось...
То, что я услышал от Геллера и Шакинко, в архивы не попало. Но разве из таких отдельных эпизодов, о которых мы узнаём от очевидцев, не складывается общая картина происходившего?
Не убедительно, господин Костырченко!
А теперь вернёмся к его статье «Депортация- мистификация», в которой он сводит все собранные факты о её подготовке к «слухам». «фальшивкам», «мифам». По его категоричному мнению, она в то время была неосуществима.
«...изъятие такого количества людей из нормальной общественной среды, где многие из них играли заметную роль в области науки, культуры и других общественно значимых сферах возможно было только после всесторонней подготовки, требовались в первую голову предварительные радикальные изменения в официальной идеологии, сохранявшей несмотря на шовинистический пресс сталинизма ещё существенную толику большевитского интернационализма».
Безусловно, для столь масштабной акции, как депортация в СССР всех евреев, определённая подготовка требовалась, тем более, что евреи, особенно в крупных городах, жили не компактно. Но не следует её возводить в степень какого-то исключительного напряга. Опыт депортаций «плохих» народов у сталинских опричников был уже немалый, а карательный аппарат огромен. Вполне хватило бы и железнодорожных вагонов. Составить списки — тоже не весть какая проблема. Национальность непременно указывалась в паспорте и во всех структурах по месту жительства, работы, учёбы. Для построения бараков — архитекторы не требовались. Гулаговский опыт был вполне достаточен.
Несостоятельно утверждение Г.Костырченко, что требовалась какая-то особая подготовка для изъятия «огромного числа людей из нормальной общественной среды». За два года сталинского террора — 1937 -1938 — были «изъяты» их сотни тысяч. А вся предварительная работа для осуществления задуманного Сталиным свелась к его указанию, что «по мере продвижению к социализму будет усиливаться классовая борьба». Ну и к тому же— оголтелая пропаганда: кругом враги!
Пропагандистская подготовка — в данном случае нагнетание ненависти к евреям — шла во всю и применительно к намеченной депортации. И началась эта подготовка не в 1953-м, когда должно было свершиться злодейство, а несколькими годами раньше — с шумной кампании по «борьбе с безродными космополитами». Практически мозги миллионов «простых людей» были уже подготовлены к расправе над евреями. В те зимние дни 1953-го я был в Москве и не только своими глазами, и ушами, но и своей спиной ощутил накал этой ненависти. Так что главное в подготовке депортации уже было сделано.
Явно несостоятельно и утверждение Г.Костырченко, что для депортации евреев в СССР надо было «вносить радикальные изменения в идеологию». Сталин «большевистским интернационализмом» на практике не очень то дорожил. Когда вошёл в сговор с Гитлером, стал похваливать его расистский национал-социализм и выдавать на расправу живших в СССР немецких коммунистов. А перед тем, как начать поголовное выселение немцев, крымских татар, чеченцев и других неугодных тирану народов, никаких изменений в официальной идеологии не произошло. Для Сталина «большевистский интернационализм»— это прежде всего вывеска, за которой он зачастую делал наоборот.
Называя готовящуюся депортацию мифом, Г.Костырченко чохом отметает все, буквально все уже установленные факты. При этом используют любую зацепку, любой повод, чтобы бросить тень на тех, кто эти факты приводит.
Откровения Н.Полякова, бывшего секретаря Комиссии по депортации евреев? Так их же З.Шейнис выдумал. Он в 1958-м году под псевдонимом «Михайлов» был соавтором антисионистской книги, а уже при агонии СССР решил выставить себя разоблачителем сталинских преступлений. Так что верить ему нельзя.
Такая вот логика Г. Костырченко. Если следовать ей, то тогда можно ли верить и ему, если одно время он работал в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС? А уж как в этом Институте следовали исторической правде, теперь широко известно.
Хватается и за другие, как он называет, «нестыковки». Свидетельство писателя В.Каверина о принуждении его подписать упомянутое письмо? Так он же в своих воспоминаниях сам признаётся в проблемах с памятью. И вот, пожалуйста: путается в дате, когда это происходило, посланца от ЦК Хавинсона назывет «Хавенсоном».
Но разве эти детали определяют главное: так было это письмо или его не было? Но каких-то убедительных аргументов здесь Костырченко так и не представил.
Без каких-то веских доказательств считает выдумкой и свидетельство Хрущёва в беседе с Эренбургом о готовящейся депортации. В «мифотворцы» уже зачислен профессор Ю. Борев, взявший интервью у Эренбурга. Свидетельство Булганина? Тут Костырченко употребил словечко «якобы». На каком, заслуживаещем внимание, основании? А ни на каком. Будто известный историк не мог встретиться с известнысм соратником Сталина, уже пенсионером.
Всех, всех, кто публично признал подготовку депортации, Костырченко причислил к «мифотворцам». В их числе оказались и академики А.Сахаров и А.Яковлев.
От свидетельств Хрущёва и Булганина он отмахнулся. А как тогда быть со свидетельством Микояна о «добровольно-принудительном выселении евреев»? Тоже «мифотворец»? Свои воспоминания Микоян выложил не через кого-то, а напрямую от себя лично. Что-то не нашлось у Костырченко сколько-нибудь веского аргумента отмести и это признание.
Недостаток аргументов он заменяет ярлыками, обильно рассыпанными в его статье: «Сказка-миф», «перепев слуха», «фантастика», «пассаж», «опус», «мифотворчество», «фальсификаторы»... Причём, зачастую запускает их в ход даже перед попыткой что-то доказать. А это уже не из области полемики, вполне естественной при наличии разномыслия. Из практики хорошо знакомой нам советской пропаганды.
Особенно досталось Я.Этингеру. О письме именитых евреев, которое процитировано в его книге, Г.Костырченко отозвался уничижительно: «примитивно сработанный фальсификат», «какая-то подозрительная краткость «письма», корявый, неотшлифованный стиль». Дескать, в таком виде письмо никак не могло выйти из недр ЦК.
Но если внимательно прочитать тот текст, то все эти нападки беспочвенны. Что значит «подозрительная краткость»? Письмо объёмом примерно в один стандартный лист машинописи. Вполне нормально именно для письма. В нём всё, что требовали идеологи ЦК с применением уже штмпованных ярлыков, которые заполняли центральные газеты: о «врачах-убийцах», «шпионах и изменниках, оказавшихся на службе американской и английской разведки, международного сионизма в лице подрывной организации «Джойнт»... Тут же и одобряются «справедливые меры партии и правительства, направленные на освоение евреями просторов Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера» и что «честным, самоотверженным трудом евреи смогут доказать свою преданность Родине, великому и любимому товарищу Сталину и восстановить доброе имя евреев в глазах всего советского народа».
Так какие «неувязки» нашёл Г.Костырченко в этом письме? И при чём тут «корявость»? Всё, что «надо», сказано чётко и ясно. А стиль по своей риторике вполне соответствовал тогдашним цековским эталонам.
Тон обличений у Костырченко по отношению к Я.Этингеру оскорбительный. Вот как он отозвался о его трудах: «Хлёсткие и эмоционально насыщенные политические памфлеты». «В мемуарах Этингера море манипуляций фактами (замалчивание, извращения, подтасовка, передёргивание, измышления), разнообразных ошибок и просто ляпсусов». И это о всемирно известном историке, почётном члене семи зарубежных академий, одном из организаторов общества «Мемориал».
Обвинения клеветнические. Я читал многие публикации Я.Этингера. Они остры по тематике и приведенным фактам, сильны убедительностью и без какого-либо эмоционального надрыва. Его стиль — доказательность, логика, глубина проникновения в тему, к которой обратился, ясность и простота изложения и... скромность, когда использует местоимение «я». А его книга «Это невозможно забыть», которую обругал Г.Костырченко, — сплав пережитого в Минском гетто и сталинских застенках, в годы хрущёвской «оттепели» с холодными ветрами и брежневской застойной державности и одновременно исследования учёного, дотошного и проницательного. Несмотря на раскалённый материал, которым владеет, в своём повествовании сдержан. Там и намёка нет на хлёсткость и категоричность, не обусловенную убедительными фактами. И если опирается на них, то приводит источники, если в чём-то сомневается, то прямо говорит об этом.
На книгу написаны рецензии, и все они вопреки Г.Костырченко, положительные. В них — признательность учёному, поднимающему ещё недостаточно изученные пласты нашей истории, и человеку мужественному и цельному, сумевшему сохранить достоинство в тяжких испытаниях.
Когда вышла статья Г.Костырченко, повторяю, с клеветническими нападками на учёного с мировым именем, Я.Этингер был тяжело болен и уже не мог ему публично ответить. Не было в живых И.Эренбурга, В.Каверина, И.Блантера, Н.Хрущева, Н.Булганина, А.Микояна, бывшего секретаря Комиссии по депортации евреев Н.Полякова и многих других, оставивших для Истории свидетельства о том, что задуманный Сталиным новый Холокост, на этот раз для советских евреев, действительно, готовился. Этим тоже воспользовался Г.Костырченко, ехидно назвав их «свидетельствами мёртвых душ».
Но как бы не усерствовал этот «разоблачитель», ныне занимающий должность ведущего научного сотрудника в Институте российской истории, все его «антидепортационная концепция» рассыпается под напором совокупности уже доказанного.
* * *
И в заключение обратимся к исторической логике.
Сталинские антисемитские акции после войны — «борьба с безродными космополитами», убийство народного артиста СССР Соломона Михоэлса, расстрел Еврейского Антифашистского Комитета и, наконец «дело врачей» — разве это изолированные события? Разве они не составные звенья единого сталинского сценария? Зачем Сталин так торопил министра МГБ С.Д.Игнатьева в получении от арестованных медиков «нужных» признаний («Бить их, бить!»)? У него уже было намечено со своим графиком заключительное действо, ради которого и были затеяны все эти акции: пропитав страну ненавистью к евреям, учинить глобальную расправу над ними. Маникакальные наклонности его давно уже нездоровой психики проявились и в выборе способа осуществления этой поистине дьявольской акции: не расстрельные ямы и рвы, не газовые печи, как у Гитлера, а бараки. Да только не успел: в Пурим, самый весёлый еврейский праздник, испустил дух.
Тоже весьма весьма примечательный и логичный знак Истории: душители одного из древнейших народов мира кончают плохо.
* Г.В. Костырченко. Тайная политика Сталина, с.671-684.