Антисемитизм: жизнь еврея в Германии*
"Единственные мусульмане, с которыми у евреев нет плохих отношений, это персы и курды"
Марсель Райх (Marcel Reich)
Леви Уфферфильге (Levi Ufferfilge) родился в Восточной Вестфалии, он немец и глубоко верующий еврей. Его можно узнать по кипе на голове. Каждый день, как минимум один раз, он сталкивается с оскорблениями. Рассказ о повседневной жизни.
07.04.2018
B Берлине школьнице младших классов ее одноклассники-мусульмане пригрозили смертью за то, что ее отец еврей. С этого момента в Германии начались дискуссии о том, насколько широко в стране распространен антисемитизм. Ненависть по отношению к евреям возросла с начала миграционного кризиса и притока мусульманских мигрантов, или она наблюдалась и раньше? Как выглядит обычный день немецкого еврея, чей внешний вид выдает его вероисповедание?
Леви Израэлю Уфферлинге 29 лет, у него темные волосы, он долговязый. Он предпочитает проводить свободное время за бокалом красного вина в компании друзей и может прокомментировать почти любую ситуацию какой-нибудь фразой из черно-белого фильма. Своим стилем небрежного шика он вряд ли бросился бы в глаза в каком-нибудь небольшом немецком хипстерском кафе. Если бы не одна деталь, которую он носит на голове — кипа. Леви — практикующий еврей. По его кипе об этом можно сразу узнать, он привлекает к себе внимание — а часто и ненависть. С антисемитизмом он сталкивается каждый день. Леви рассказывает:
«Многие немцы думают, что в стране практически нет антисемитизма, поскольку они сами его не замечают. Конечно, они не замечают, потому что они не евреи. То что я, несмотря на это, ношу кипу, даже некоторые евреи из моей общины не оcобо поддерживают. Они говорят, я устал от жизни. Еще несколько лет назад люди на улице говорили, что они считают, что это круто, что я ношу кипу. Ты смелый, говорили они. Сейчас все по-другому. Недавно один, по всей видимости, очень озабоченный молодой человек сделал поучительный комментарий в адрес моей кипы — „Опасно!" и вдобавок покачал головой. Он на некоторое время демонстративно повернулся ко мне спиной, затем через плечо нравоучительно добавил — „Сними кипу, парень, иначе с тобой здесь случится что-нибудь плохое"» Будто бы я сам представлял опасность для себя, но прежде всего для других.
Даже моей бабушке не нравится, что я выдаю в себе еврея. Когда она росла в Германии, ей внушили: если ты внешне выдашь в себе еврея, и с тобой что-то произойдет, тогда ты сам виноват Это классическая перестановка жертв и преступников. Для меня кипа — напоминание о том, чтобы быть дисциплинированным и морально правильно действовать. Она — часть меня.
Сталкиваюсь ли я с антисемитскими действиями, зависит часто от того, в каком городе я нахожусь. Я родился в 1988 году в Восточной Вестфалии, неподалеку от Миндена. В первые 20 лет моей жизни, которые я здесь провел, я могу вспомнить только три действительно серьезных случая. В школе старшеклассники обозвали меня антисемитскими ругательствами, перед синагогой Миндена мне угрожали христианские фундаменталисты, и когда я сидел с друзьями в кафе-мороженом, меня не обслужили, потому что владельцем кафе был ливанец.
Только когда я переехал учиться в Дюссельдорф, я стал постоянно сталкиваться с антисемитизмом в повседневной жизни. К сожалению, это связано с тем, что в Рейнской и Рурской областях живет много мигрантов с арабскими корнями. Район Обербилк в Дюссельдорфе я избегал, как мог, потому что там живет много марокканцев. И все же, не проходило ни одного дня, чтобы со мной не происходила какая-нибудь антисемитская дрянь. Каждый чертов день. Эти случаи не были исключениями. Исключения были, когда я оставался дома — только тогда ничего не случалось.
В менее серьезных случаях в мой адрес арабская молодежь только выкрикивала оскорбления. Но зачастую они приближались ко мне и угрожали мне. Когда я однажды вечером выходил из кинотеатра после сеанса, арабские подростки закидали меня стеклянными бутылками. Не знаю, хотели ли они меня только напугать или же причинить вред. В основном после начала войны в Секторе Газа летом 2014 года такие случаи стали более серьезными. Когда я однажды был в супермаркете, ко мне вдруг подошел пожилой мужчина из какой-то южной страны и сказал: «Вы, чертовы евреи, все убийцы детей!»
В Дюссельдорфе нет какой-то значительной неонацистской группировки, поэтому большая часть антисемитских нападений, с которыми я сталкивался, совершалась арабскими мигрантами. Но на протяжении двух лет я еще ездил в Дортмунд, «центр неонацистов» в Германии. Там крайние правые заметны в городе. Именно там по иронии судьбы и расположен земельный союз еврейской общины Восточной Вестфалии-Липпе, в котором я участвую. Когда я ездил в Дортмунде в трамвае в кипе, часто возникали опасные ситуации. Неонацисты — не антисемиты из-за злости, как это часто бывает среди арабской молодежи. Нацисты просто хотят врезать в морду. Один мой друг разговаривал в трамвае в Дортмунде со своей бабушкой по телефону — на немецком языке. Но иногда он употреблял слова на идише. Когда он вышел, его догнали крайние правые, которые заприметили его в трамвае, и затем на улице так сильно его избили, что он месяц оставался в больнице.
Позднее я по учебе переехал в Мюнстер. Там было очень тихо, потому что практически не было арабских мигрантов. Но в Мюнстере я заметил более тихий и незаметный антисемитизм. Зачастую это люди среднего возраста, у которых есть стереотипы о евреях. Они редко желают чего-то плохого. Но здесь я почувствовал антисемитизм среднего слоя, которого в Дюссельдорфе совсем не замечал, потому что там было слишком много открытых, громких оскорблений, которые были порой опасны.
Я не хочу сводить антисемитизм только к мусульманским мигрантам и обобщать. Я знаю статистические данные о том, что большая часть преступлений против евреев в Германии совершается крайне правыми. Но это только тяжкие преступления. Если обливают краской синагогу или еврейское кладбище, то в повседневной жизни я это не ощущаю. То, что заметно, так это когда меня оскорбляют в университете, на улице или в поезде. Это антисемитизм, который я ощущаю каждый день. И он исходит по большей части от арабов. Было бы иначе, если бы я жил в Дортмунде или на востоке Германии. Там проблемы другие.
Я бы хотел, чтобы мусульманские объединения и общины обращали больше внимания на очевидные проблемы. После того как девочке угрожали в берлинской школе мусульманские ученики, Айман Мазек, председатель центрального совета мусульман, хотел отправить вместе имамов и раввинов в школы, чтобы те поговорили о религиозном взаимопонимании. Для меня же это только показательные акции.
Коммуникация между мусульманскими и еврейскими общинами находится на очень плохом уровне. Люди совсем не хотят сотрудничать, в том числе из-за политических вопросов. Часто евреи боятся мусульман. И тут начинается разыгрывание то, чего на самом деле нет. Нужно вначале найти правильных имамов, у которых есть светское образование и которые не проповедуют антисемитские стереотипы в мечетях.
Пока что нет ощущения, что мечети и мусульманские общины — часть Германии. Для этого должно возникнуть осознание в обществе. Если католический священник в Баварии проповедует что-то антисемитское, тут же справедливо возникнет публичная критика. Последует наказание, священник будет отстранен. Но мы вообще не видим того, что происходит в мусульманских общинах.
Немецкое государство, как и французское, на протяжении десятков лет не интересовалось тем, чтобы эти люди интегрировались, и не наказывало их за ошибки. Имамы зачастую являются чужаками, понаехавшими, и, ак говорят: «Ну они просто такие». Сейчас это в своих целях использует АдГ (Альтернатива для Германии). Они преподносят все таким образом, будто антисемитизм — привнесенная проблема, хотя в бундестаге тоже есть мерзкие антисемиты.
Я прожил один год в Лондоне. Хотя в Великобритании полно мусульман — пакистанцев, индусов или персов, — я никогда там не сталкивался с такими ситуациями. Мусульмане там, по всей видимости, давно интегрированы в общество, участвуют в общественной жизни, у них есть шансы улучшить свою экономическую ситуацию. Ситуация существенно отличается от Германии.
Проблему антисемитизма необходимо решать в долгосрочной перспективе. Единственное, что можно сделать в краткосрочном формате — борьба с преступностью. Антисемитизмом нужно заниматься активнее и отдельно. Федеральное правительство планирует ввести должность уполномоченного по вопросам антисемитизма, это должно быть реализовано. Должно быть понятно, что антисемитизм — большая проблема Германии.
В Дюссельдорфе я как-то посетил университетскую встречу «зеленых». Члены этой группы составили там список с формами дискриминации в университете, против которых необходимо принимать меры. Я спорил с составителем списка, потому что он отказывался включить в него антисемитизм. Он полагал, что это не является реальной проблемой в университете, что в повседневной жизни с этим не сталкиваешься. Конечно, он не замечал этого, ведь он сам не еврей и не был знаком с евреями. Это то, что в Германии наблюдается долгие годы.
При этом ужасные случаи смогут изменить что-то лишь краткосрочно. Даже убийство во Франции женщины, пережившей Холокост, в скором времени уже не будет так активно обсуждаться. АдГ будет постоянно пытаться использовать в своих целях такие преступления. Но если я спустя несколько недель после таких событий разговариваю с людьми, они серьезно меня спрашивают: «Антисемитизм, он еще существует?» В «Фейсбуке» я иногда рассказываю о своих переживаниях, связанных с тем, как я в повседневной жизни сталкиваюсь с антисемитизмом. Каждый раз я получаю удивленные сообщения: «Слушай, я даже понятия не имел, что такое существует». Каждый раз.
Более 10 лет я читаю в школах лекции об антисемитизме и Холокосте. Последние четыре-пять лет я все больше замечаю, что Холокост для сегодняшних школьников настолько абстрактное явление, как наполеоновские освободительные войны или Русская революция. Что-то, с чем они не имеют ничего общего. Просто «бла-бла», написанные в учебниках истории. Так в гимназии, но в средних школах еще хуже. Там учителя часто говорят, что они не могут брать эту тему, потому что им постоянно мешают мусульманские дети, или против выступают их родители.
В мои школьные годы и позднее у меня никогда не было проблем с турками. Для них вообще не существовало такой темы как антисемитизм. Только с того времени, как Эрдоган начал разжигать ненависть по отношению к Израилю, я стал замечать враждебный настрой и со стороны турок. Потому что они смотрят государственные турецкие СМИ, которые контролируются Эрдоганом. Единственные мусульмане, с которыми у евреев нет плохих отношений, это персы и курды.
В Дюссельдорфе Леви Уфферфильге изучал иудаизм (бакалавриат и две магистратуры), сейчас он учится в аспирантуре в Мюнстере и Амстердаме, тема «иудейская медицинская этика». В Мюнстере он работал учителем религии. Сейчас он живет в Мюнхене и продолжает работать над диссертацией и книгой, в которой он описывает свою жизнь — жизнь еврея в Германии.
