Пусть осень жизни будет долгой

Инна Вилер

Фото автора

В канун праздника Суккот я вместе с членами Всеизраильской Ассоциации "Уцелевшие в концлагерях и гетто" побывала в кибуце Бахан, где все было готово для встречи 250 дорогих гостей. С некоторыми из них, бывшими узниками гетто, мне удалось познакомиться и поговорить.

Первое сентября отменяется

В семилетнем возрасте дети обычно отправляются в школу. И воспоминания об этом времени, о белом фартуке и новеньком портфеле, о первой учительнице и первых отметках запоминаются надолго, а может быть, и на всю жизнь. Клава Манишевич из украинского местечка Крыжополь, что в Винницкой области, тоже помнит, как в июне сорок первого все уже было готово к школе - и новая форма, и белый фартук, и тетрадки... Все приготовила заботливая мама для своей единственной дочери. Но школьного 1 сентября не наступило...
Началась война.

Сначала мать с дочерью решили бежать в село Жабокрич, говорили, что там безопаснее. Увы, добравшись до села, они вынуждены были два месяца прятаться в подвале какого-то дома, голодные, оборванные... И Клавина мама, беременная вторым ребенком, решилась вернуться домой, в Крыжополь. Но дома, по сути, уже не было: все было уничтожено и разграблено. Через несколько дней мать с дочерью оказались в гетто.

Здесь в чужих домах, в каждой комнате разместили по нескольку семей. Евреев обязали носить нашитую на одежду жёлтую шестиконечную звезду. Голод, унижения, непосильный труд - все пришлось испытать маленькой девочке. Вместе с другими евреями приходилось чистить выгребные ямы, убирать улицы, помогать на погрузке леса. Там, в гетто, а не в обычном родильном доме, появился на свет ее братик Изя, слабенький, болезненный, сильно заболела и сама мамочка...

- Я иногда не могу вспомнить, - говорит Клава, - что я ела на завтрак, забываю какие-то имена и даты, но не бывает дня, чтобы я ни вспомнила годы, проведенные в гетто.
Крошку-брата у мамы хотели отнять сразу же после рождения, говорили, что она - не жилец. Но а идише-мама, прижимая к груди младенца и не отпуская от себя Клаву, молила об одном - чтобы детей у нее забрали только после ее смерти. Наверное, Бог услышал эти молитвы - дети остались с Зиной, она выжила сама и выходила своего малыша. А в первый класс Клава пошла только в 11 лет, после освобождения гетто Красной Армией.

Место рождения - гетто

Килюся Шиндер родилась в Рыбницком гетто и прожила там до полутора лет. Такая кроха ничего не могла помнить из того времени, но ее мама и папа никогда не забывали тех ужасов и кошмара, которые им довелось пережить. Может быть, поэтому у Килюси нет ни братьев, ни сестер. Слишком дорогую цену заплатили ее родители за жизнь единственной дочери.

В Израиле Килюся живет почти сорок лет. Вместе с мужем Абрамом они пережили войну Судного дня, проблемы с языком, отсутствие жилья, денег... Но рук не опустили.

- Я ни разу не пожалела, что уехала в Израиль, - говорит Килюся. - У меня прекрасная семья, любящий и заботливый муж, замечательная дочь и трое взрослых внуков. Старшая внучка окончила Бар-Иланский университет и дослужилась до капитана Армии Обороны Израиля. Средняя тоже в Армии, и уже старший офицер. Младший внук учится пока в школе. Живем мы с ними в одном доме и даже на одной площадке, очень дружны.

Сама Килюся всю жизнь работала медицинской сестрой, сначала в Союзе, а позже, когда семья репатриировалась в Израиль, она осталась верной своей гуманной профессии, подтвердила здесь свою высокую квалификацию и продолжила работать в клинике до самого ухода на пенсию.
 

936 дней, выброшенных из детства

Еще один мой собеседник, Аркадий Купершток - тоже родом из Молдавии, и тоже бывший узник Рыбницкого гетто. Почти три года он прожил в аду. Он многое помнит, но говорить о том времени не любит. И это понятно. Ведь, как напишут потом историки, "Рыбницкое гетто было одним из самых страшных мест, организованных немецко-румынскими оккупантами в междуречье Буга и Днестра. Оно просуществовало 936 дней и ночей – с 7 сентября 1941 по 29 марта 1944-го, пока Красная Армия с боями не освободила городок. Фашисты согнали сюда более 3 тысяч евреев не только из окрестных сёл, но и с Правобережья Днестра. Их, беззащитных женщин, детей и стариков, планомерно и методично, изо дня в день, уничтожала гитлеровская машина смерти. Большая часть обитателей гетто погибла – они были расстреляны, сожжены заживо, утоплены в реке, умерли от болезней, голода и непосильной работы".

Все 936 дней Аркадий был в гетто. Мне он рассказал всего одну историю, но какую (!). Она может показаться фантастической. Но Аркадий утверждает, что так оно и было.
 

Однажды в гетто кто-то убил немецкого офицера. Разъяренные эсэсовцы ночью вытащили из бараков все население гетто - стариков, детей, мужчин и женщин. Полуголые люди стояли во дворе, с ужасом ожидая своей участи, а автоматчики уже готовы были расстреливать несчастных жертв. Один из высоких нацистских чинов приказал выйти из строя тому, кто убил их офицера, однако толпа не шелохнулась. Тогда вперед шагнул рав Хаим Занвл (Рыбницкий ребе). Жизнь его висела на волоске, и это понимали все обитатели гетто. Но тут к одному из эсэсовцев подошел православный священник и попытался объяснить тому, что нельзя убивать раввина - Бог не простит этой смерти. Слышал ли эти слова стоящий рядом генерал, Аркадий не знает, но тот уже щелкал затвором автомата. Люди оцепенели в ожидании выстрела. Но генерал вдруг сам стал медленно заваливаться на бок. Аркадий говорит, что его парализовало. Больше никто из немцев так и не решился стрелять в раввина.

Вот такие драматические истории, исполненные печали и слез, рассказали мне мои соседи по столу на праздновании Суккота. Нет, они не плакали и не причитали. Эти мужественные люди были очень сдержаны - ком в горле стоял у меня...
 

Жизнь продолжается

Но довольно о грустном. Жизнь продолжается, и продолжался праздник Суккот. В этом году его устроили в красивейшем месте - кибуце Бахан, где существует уникальный парк с тысячами редких орхидей со всего мира, садом бабочек, экзотическими птицами и рыбами, с музыкальными водными фонтанами и другими чудесами природы. Здесь были организованы экскурсия по парку и обед на зеленой лужайке под пение птиц и шелест деревьев.

250 человек, объединенных одной трагической судьбой, пережившие Холокост, сидели под импровизированным шатром, как напоминанием о сукке, в которой укрывались от ветра и дождя наши предки, сорок лет скитавшиеся по пустыне. Милые девушки-официантки только успевали менять блюда и прохладительные напитки. Но люди, сидевшие за столами, казалось, этого не замечали. Они радовались общению, возможности собраться вместе, видеть и слышать друг друга. Ведь приехали они сюда со всех концов страны. Об этом говорила и Гита Койфман, Председатель Совета Всеизраильской Ассоциации "Уцелевшие в концлагерях и гетто":
- Все мы,- сказала она, - одна большая семья. Семья выживших в Катастрофе. А возможность собраться всем вместе в один из самых радостных еврейских праздников нам предоставила организация Бейт Сар Шалом, которая на протяжении многих лет является нашим спонсором. Давайте поблагодарим их за этот подарок.

Поздравления и добрые пожелания звучали и от руководителей этой организации.
- Мы всегда готовы помогать вам, говорили они. - И вовсе не обязательно обращаться к нам только с проблемами. Звоните нам и тогда, когда у вас радостное событие, и мы разделим эту радость вместе с вами. Нам очень приятно видеть ваши улыбающиеся лица и веселые глаза.

Эти слова - как добрый свет коснулись лиц людей, и они действительно оживились, заулыбались, начали подтрунивать друг над другом. И даже несносная жара, стоявшая в этот день, не могла испортить настроения присутствующим. Из динамиков неслась веселая музыка, а кое-кто даже пытался танцевать. Песни на идише и иврите звучали в этот день не только в записи, но и вживую. Их исполняли гости из Польши. А пели они так зажигательно, что мой сосед по столу Аркадий Купершток тоже вышел к микрофону и на прекрасном мамэ-лошн "выдал" нестареющую "Тум-балалайку". Да так здорово, что я не могла не спросить у него: не профессиональный ли он певец? "Да что вы,- смущенно ответил Аркадий. - Я вообще впервые пою на публике, - и тихо добавил - у меня ведь одно легкое, мне и говорить-то трудно." Честное слово, я этого не заметила.

Домой все возвращались чуть уставшие, но довольные. Да еще и с подарками - календарем на новый, 5772 год, книгой о правах лиц, переживших Холокост, и... диковинным цветком из оранжереи в симпатичном горшке.
Пусть растут эти цветы в домах моих новых друзей и скрашивают им осень жизни.
 

См. также: фотоальбом Александра Вишневецкого "Суккот в Нетании 10.10.11".

назад

на главную