«Вот уже без малого полстолетия прошло, как остановились на ходу нацистские «газовки», а ворота лагерей смерти выпустили на волю горстку выживших людей, но всесожжение не поддается тому, чтобы оказаться сданным в исторический архив. Видимо, есть в нем нечто, превышающее укор, адресуемый теми мертвыми живущим.
Это н е ч-т о можно называть комплексом причастности, не имеющим календарных ограничений, ибо он передается веками из поколения в поколение.
Причастности к чему? К событию внутри маленького древнего народа, которое, перешагнув пределы, устанавливаемые этносом и верой, с пронзительной силой возбудило в человеке осознание родства не по рождению, родства, лишенного подданства и границ?
Или причастности ко всем дальнейшим превращениям этой идеи, притягательность которой не уменьшилась, а напротив - странным, едва ли не безумным образом, - набирала новую силу от опытов, предупреждавших о ее неосуществимости?
А если и к ним причастности, ко всей череде этих опытов и ко всем следствиям их, среди которых разве не самые «парные» - иллюзия и кровь, то каков же ее, причастности этой, конечный образ, финал, баланс?
Но вправе ли мы говорить о Конце, не справедливее ли считать, что Начало всегда впереди, поскольку оно по сути своей - п у т ь. Не профилированный тракт, а множество проселков, время от времени встречающихся на общих развилках сызнова ВРОЗЬ, к жданному, близко-далекому вселенскому ВМЕСТЕ?
Нет ответа.
Есть длящийся вопрос. И причастность, о которой я стал писать, поскольку она преследует меня, к какому частному сюжету ни прикасалась мысль, - она также ВОПРОС.
Спрашивая себя - предвещала ли Голгофа Аушвиц, я обязуюсь выслушать всякого, кому не чужд вопрос.
Я знаю также, что он - не одиночный, вместо Аушвица можно назвать сегодня и Сумгаит, и Сараево, и что кочующее по планете убийство — не просто выплеск из замкнутой в человеке преисподней, это еще и сублимированная в насилие трудность, которая не оставит людей.
Исчерпавшие пространство собственным все-заселением, не покончат ли они с собой от сводящего с ума ощущения земной тесноты?
Кто ведает, как велики сроки, чтобы угадать предстоящее: ждет ли нас новое переселение народов, и не аукнется ли новая мировая диаспора с новым гетто и с новыми маньяками «окончательного решения»?
Легко догадаться, почему в Москве 1993-го года вопросы эти, как горящий уголь, приставленный к оголенному телу. Стоит ли добавлять к этому личные мотивы?»
назад 