Всем пропавшим без вести,
погибшим в плену,
пережившим плен -
посвящается.

Глава 4.

Побеги и наказания.

Многие пленные, находившиеся в лагерях, пользовались относительной свободой передвижения: гуляли  в окрестностях лагеря. Так, в одном из лагерей в Восточной Пруссии французским военнопленным было разрешено уходить из лагеря на расстояние до 7 км[1]
Для того, чтобы показать всю исключительность условий пребывания подавляющего большинства западных военнопленных в немецких лагерях, по сравнению с советскими, предоставим слово княгине Марии Васильчиковой, которая в своем дневнике описывает встречу со своим кузеном Джимом Вяземским, офицером французской армии, находившимся в пересыльном лагере для военнопленных неподалеку от Дрездена. Итак, 1943 год.
«Понедельник, 16 августа. На рассвете отправилась в лагерь... Лагерь Джима окружен колючей проволокой. У главного входа я предъявила свой документ. К сожалению, комендант лагеря, по-видимому, скучал и почти час болтал со мной, прежде чем вызвать Джима, а я ничего не могла делать, боясь его обидеть. Но он, по-видимому, неплохой человек... Фактически он военный врач, а лагерь – что-то вроде полевого госпиталя, где пленные  всех национальностей содержатся временно, ожидая перевода в постоянные лагеря.
Пока его денщик готовил для нас пикник, мы с Джимом сидели в кабинете коменданта, который тот любезно предоставил нам на время моего визита. Потом мы вышли из лагеря и пешком отправились к месту нашего пикника. Мимо проезжали машины с немецкими военными, но никто не обращал внимания на женщину, гуляющую по лесу с французским офицером в форме.
Джим с головой ушел в работу, он выполняет обязанности переводчика с английского, русского, немецкого, французского, польского и сербского. Чувство, что он здесь нужен, не дает ему особенно думать о побеге. Всю жизнь у него некрасиво торчали уши, а теперь он решил воспользоваться вынужденным досугом, чтобы подвергнуться операции и выправить их. Выглядит он хорошо, и у него прекрасное настроение.
Наш пикник состоял из тушенки, сардин, горошка, масла и кофе – всего этого мы, “штатские”, не видели очень давно. (Все из посылок Красного Креста. А. Ш.) Я принесла  с собой жареного цыпленка и шампанское...  Джим подарил мне чай и пластинку с записью симфонии Чайковского “Манфред”. На остановке автобуса он меня на прощание поцеловал, что вызвало у одного пассажира вопрос: не невеста ли я французского офицера?»[2]
Правда, английским и американским пленным разрешалось выходить за пределы лагеря только в сопровождении охраны, потому что именно они чаще других западных пленных пытались совершить побег. В этой связи интересно высказывание коменданта одного из лагерей: «Я не упрекаю их за попытку совершить побег, это долг каждого военнопленного, но моя обязанность предотвратить подобное»[3]. О каждом удачном побеге из лагеря или с рабочего места комендант должен был немедленно сообщать в ближайший полицейский участок, а затем и окружному начальнику по делам военнопленных, предоставив ему подробный письменный отчет об обстоятельствах побега[4]. Побеги совершали военнопленные многих стран. Особенно частыми были побеги по дороге как в лагерь, так и из самого лагеря. Побеги носили столь массовый, особенно после 1941 года, характер, что в каждом военном округе была учреждена должность специального уполномоченного РСХА по борьбе с побегами военнопленных[5].
Информация о побегах поступала во все службы безопасности на территории Рейха и оккупированных областей. Так, полиция безопасности Эстонии  19 июня 1943 г. получила  сообщение о том, что из Шталаг-люфт 3 Саган (Силезия) сбежали 25 американских и английских летчиков. «Одеты в штатское... Имеют при себе картонные свидетельства польских, югославских и болгарских рабочих.
Прошу организовать розыск совместно с уголовной полицией»[6].
Материалы полиции безопасности дают некоторое представление о масштабах побегов военнопленных только за один месяц 1943 г.:
«9 сентября  из поезда, следовавшего по маршруту Любек–Пренцлау, бежало 7 бельгийских офицеров.
17 сентября из Офлага XXI-C в Шильдберге – Шокен совершили побег 2 голландских офицера.
20 сентября из Офлага XYII-A в Эдельбахе скрылись 97 французских офицеров.
В тот же день из Офлага YII-B  в Десселе бежало 47 поляков, среди которых было 43 офицера и 4 солдата»[7].
Для организаторов побегов, в первую очередь для офицеров, был создан лагерь особого режима  – Офлаг VI-C Кольдиц. Он находился  в Германии неподалеку от границы с Чехословакией в средневековом замке. Уже в конце 1940 г. в Кольдице содержалось около 500 поляков, французов, англичан, бельгийцев и голландцев. Они считались чрезвычайно опасными пленными, поэтому в лагере существовала особая система  охраны.  Караул несли  300 немецких солдат. Замок стоял на утесе над рекой, через ров, окружавший замок, был переброшен подъемный 9-метровый мост. 18 сторожевых башен были оборудованы пулеметами и прожекторами, между башнями постоянно находились дополнительные патрули. Специальные электрические устройства фиксировали любые попытки пленных прорыть подземный ход.
Во всем остальном условия жизни в Кольдице почти не отличались от обычного лагеря для западных  военнопленных. Узники Кольдица получали регулярную помощь от Красного Креста, переписывались с родными; в лагере имелись площадки для занятий физкультурой, теннисный корт, за пределами замка находился небольшой парк для прогулок  узников, правда, обнесенный колючей проволокой.
Несмотря на усиленную охрану, используя различные приемы: подкопы, переодевание в немецкую форму, поддельные документы и многое другое, – более чем за 5-летний срок существования лагеря из него бежало 138  человек. За то же время умерло 30 человек, но не от голода, а в результате различных болезней. Один военнопленный был застрелен при попытке к бегству [8].
К таким случаям западные военнопленные относились с пониманием и заявляли: «Несмотря на нашу скорбь, никто из нас не оспаривал права охраны»[9].
 К пойманным беглецам, а также уличенным в саботаже на работе применялись самые жесткие меры: отправка как в штрафные лагеря для военнопленных, такие, как Рава-Русская[10], Флоссенбюрг, так и  в концентрационные лагеря  Маутхаузен, Дахау, Бухенвальд и др.
Бывший французский военнопленный  Поль Розер, выступая в качестве свидетеля на Нюрнбергском процессе, рассказал, что у всех отправляемых в штрафной лагерь были отобраны шинели, ботинки, имевшиеся продукты. За 6 дней пути только два раза дали несъедобный суп, 36 часов не давали воды. В штрафном лагере Рава-Русская кормили значительно хуже, чем в других лагерях, никто не получал посылок из дому или от Международного Красного Креста[11]. Французские военнопленные спали на голой земле, а чтобы не умереть голодной смертью, ели гнилой сырой картофель и траву[12]. Отношение охраны было чрезвычайно грубым, военнопленных, не выполнявших распоряжения или приказы, били прикладом или штыком. За пять месяцев пребывания в штрафном лагере погибло от болезней или было убито при попытке к бегству 60 французов[13].
Бывшие военнопленные Георг Ле-Фуль и Клемент, бежавшие из немецких лагерей, расположенных в Западной Украине, рассказали, что «немцы часто стреляли в пленных французов, которые при утомительных и бесцельных переходах уставали и не могли дальше идти»[14].

[1] А. Иоселевич. Видеоинтервью  16.09.1990. Архив Яд ва-Шем.  V-D 71.
[2] М.  Васильчикова. Берлинский дневник 1940–1945. М..., 1994,  с... 101–102.
[3]   Chris Christiansen. Seven Years Among Prisoners of War… p. 17. Однако, это частное мнение.
[4] Arbeitseinsatz der kriegsgefangenen…S... 8.
 Бегство часто сопровождалось кражей гражданских вещей и велосипедов, поэтому перечень всех украденных вещей заносили в протокол, который передавался в полицейский участок.
[5] П.Полян, Жертвы двух диктатур… с. 136.
[6] Немецко-фашистская оккупация  в Эстонии (1941–1944), Сб.  документов и материалов. Таллин, 1963, с. 81.
[7] Е. А. Бродский.. Они не пропали без вести…  с. 114.
[8] Особый лагерь военнопленных. Док. фильм серии: «Секретные архивы Мировых войн». Produced for BBC Worldwide Ltd by Nugus/Martin. Production Ltd 1996. При попытке к бегству военнопленного «часовой должен три раза крикнуть: «Хальт!» (стой!), а потом должен стрелять с целью попасть в беглеца».  Arbeitseinsatz der kriegsgefangenen… S... 8. К советским военнопленным это не относилось: по ним стреляли без всякого предупреждения.
[9] Нюрнбергский процесс…  т. 3, c. 148.
[10] С мая 1942 г. в лагерь Рава-Русская начинают прибывать французские военнопленные. Всего сюда поступило более  20 тыс. человек.  «На опушке Волковицкого леса, находящегося в 2 км южнее города Рава-Русская, немцами сооружено французское кладбище, в котором имеется 23 индивидуальных могилы. На могилах установлены деревянные памятники в виде крестов с надписями на них имен и фамилий похороненных французских военнопленных. Кладбище размером 35х15 метров. В 1944 г. в связи с наступлением Красной Армии… французские военнопленные были переведены в город Краков». (Архив Яд ва-Шем.. М-52/246, л. 29, 35).
В другом документе приводятся несколько имен погребенных французских военнопленных. «На крестах, стоящих на верхней площадке, написаны следующие фамилии и имена:
[11] Нюрнбергский процесс…  т. 3, c. 147. Надо отдать должное Полю Розеру:  несмотря на тяжелые условия, в которых находился он сам и его  товарищи по плену, он увидел  «еще более страшное зрелище» – положение советских военнопленных, о чем подробно рассказал во время процесса.
  [12] Архив Яд ва-Шем. М-53/185, л. 95.
  [13]   Нюрнбергский процесс… т. 3, c. 147149. О расстреле французских военнопленных есть также свидетельство от 1 ноября 1944 г. в акте ЧГК Львовской области: «В ноябре 1942 г. в Яновский лагерь привезли на двух машинах 60 французских военнопленных. Ночью на окраине лагеря я слышала стрельбу. Всех их немцы расстреляли». – Архив Яд ва-Шем. М-52/402, л. 15.
  [14]    Архив Яд ва-Шем. М-53/185, л...95. М-37/1204, л. .31.  Есть еще одно свидетельство о французских военнопленных. В архивных материалах о военнопленных в Латвии упоминается о пребывании французских военнопленных  в окрестностях города Даугавпилс. В 1944 г. в Погулянке, месте массовых расстрелов евреев Даугавпилса, немцы уничтожали следы преступлений. В документе сказано: «…весной 1944 г. могилы раскапывали и изжигали… И работали   там французские военнопленные. Я сам лично ви-дел».  – Из заявления Василия Снопок в ЧГК от 14.10.1944 г. Там же. М-33/1015, л. 40.) Существуют некоторые сомнения  в правдивости сообщения. Заявитель В. И. Снопок  – ребенок 15 лет, малограмотный, судя по заявлению, собственноручно написанному, мог ошибиться. Обычно для таких «работ» нацисты использовали смертников – евреев или советских военнопленных. Никаких других сообщений о пребывании французских военнопленных на территории Латвии пока не обнаружено.