О фильме "Изгои"

Феликс Сорин

Посмотрел фильм Ступникова. В очередной раз обожгли память и сжали сердце картины тех мрачных, грозных и героических времён.

Фильм в лаконичной документальной форме, без лирических отступлений и художественного вымысла, разворачивает объективную и достаточно широкую картину страданий евреев и их борьбу с фашистскими оккупантами. Сделана большая и очень полезная работа, позволяющая многим людям увидеть, как это было, и самостоятельно осмыслить, а может быть, и прочувствовать всю ту чудовищную атмосферу, в которой оказались евреи (и не только евреи) в период оккупации Белоруссии.

Взяться за перо меня побудил очень короткий фрагмент фильма, в котором молодому партизану, мальчику, вручается награда. Еврейские дети, как и дети других национальностей, в меру своих сил и возможностей, участвовали в сопротивлении фашистам.

Для меня война началась 22 июня в шесть часов утра, когда на маленький городок Ошмяны, что в нескольких километрах от Литовской границы, упали первые немецкие бомбы. Убегая из города, познав весь ужас дорог первых дней войны, я, потеряв всех своих родных, оказался в Острошицком городке, что в двадцати километрах от Минска. Здесь, совершенно незнакомый человек, назвавший себя дядя Ваня, дал мне первый урок выживания в моей ситуации. Узнав от меня, кто я, он посоветовал никому и нигде не говорить, что я еврей и что мой отец работал в райкоме партии.

Пройдя Минское гетто, бродяжничество по городу и его окрестностям, а затем проверку в Минской горуправе, (вот когда пригодились уроки дяди Вани), куда меня привёз один бдительный житель деревни Тростинец, я оказался в русском детдоме в деревне Дрозды, что в пяти километрах от Минска.

Глубокой осенью 1941 года, выполняя «Распоряжение немецких властей»: «Все жидовские дети по тем или иным причинам попавшим в ваш детский дом, должны быть под вашу личную ответственность из детского дома выделены и переведены в больницу гетто…» (Госархив Республики Беларусь.Ф393. оп.1 д71. с.21) тогдашний директор детдома некий Беззубенко направил меня и ещё двух сестричек Левиных для проверки нашей национальности на специальную комиссию, что заседала в Минске. Мне (редчайший случай) удалось успешно пройти эту комиссию, и я был возвращен в Дрозды. Неоценимую помощь в этом оказал мне один из членов комиссии, совершенно неизвестный мне человек. Как выяснилось годы спустя, это был Василий Семёнович Орлов, будущий Праведник Народов мира.

Весной , после ужасной холодной и голодной зимы наш детдом перевели в Острашицкий городок, где до войны был детский туберкул6зный санаторий. Здесь основным нашим занятием стали сельхозработы.

Весной 1943 года, в детдоме началась какая то суета. Воспитатели нам сообщили, что мы должны готовиться к некоему фестивалю в Минске. Как выяснилось позже, это была идеологическая акция, направленная на германизацию детей. Начался подбор участников художественной самодеятельности, а затем и проведение репетиций. Меня включили в группу для подготовки и демонстрации гимнастических пирамид. Венцом выступления группы готовилась одна пирамида в четыре этажа, верхним «наконечником» которой назначили меня, самого маленького и лёгкого, к тому же обладавшего некоторыми гимнастическими и акробатическими навыками, которым обучил меня мой старший брат Исаак.

За несколько дней до фестиваля, мне сказали, что стоя наверху, я должен буду вскинуть руку и крикнуть «хайль Гитлер!». Меня охватил ужас. Как я могу крикнуть здравицу тому, кто лишил меня родителей и детства, кто делал всё, чтобы нас убить?! Я счёл бы это за предательство по отношению к отцу и брату, которые, если они ещё живы, непременно сражаются с этой мразью, ко всем тем, кого мы тогда называли «НАШИ». Да и как бы я смог смотреть в глаза своим друзьям? И я отказался участвовать в группе гимнастов, сказав, что боюсь залезать на такую высоту. Но было уже поздно. Мне пригрозили. А какую расправу за непослушание мог устроить Завадский, наш старший воспитатель и одновременно ответственный за самодеятельность, мне было хорошо известно.

В Минск нас повезли на крытом брезентом грузовике. Фестиваль проходил в каком то парке. Было много людей, гражданских и военных. Пирамиду строили на небольшом пригорке, поросшем травой. Когда я взобрался на «верхушку», стало очень тихо. Я выпрямился, стал по стойке «руки по швам» и ничего не сказал. Внизу защёлкали фотоаппараты и раздались аплодисменты. Простояв так несколько секунд, я начал спускаться. Мозг сверлила мысль: встреча с Завадским и расплата. Но Завадского внизу не оказалось. По дороге в детдом, он не обращал на меня внимания и я был уверен, что меня ждёт грандиозная, показательная экзекуция по возвращению в детдом. Но ничего не произошло. Наказания не последовало. До сих пор не могу понять, почему. Конечно, этот поступок нельзя назвать подвигом, но это было хоть и наивное, хоть и маленькое, но осознанное сопротивление врагу. Этот эпизод описан в книге Марата Кузнецова «Послание времени: обретение смысла пережитого». Минск. ИООО. «Право и экономика». 2007.

Были в нашем детдоме две подружки, - Капа и Галя. У обоих отцы офицеры Красной армии и обе они потеряли родителей в первые же дни войны. Были они старше меня года на три или четыре. С одной из них, Капой, мы были большими друзьями. Она, как могла, опекала меня, и я беспредельно был ей за это благодарен. Я знал, что Галя – еврейка и, что обе они и ещё один мальчик, Витя Гудыно, имеют связь с партизанами. Меня они к этим делам не подпускали.

Осенью 1943 года в одном из жилых корпусов нашего детдома проживали немецкие солдаты, поправлявшие своё здоровье после госпиталей. Для приготовления пищи, они использовали детдомовскую кухню.

Однажды, возвращаясь домой после сельхозработ, мы увидели, что навстречу нам движется необычная группа людей. Первыми шли немецкий офицер и директор нашего детдома, Генералов, за ними два или три жандарма, с бляхами на груди (очень плохое предзнаменование), а за ними, начальник местной полиции ( Короневский, если мне не изменяет память) и несколько полицаев. Подойдя к столовой, Генералов, офицер и жандармы по крыльцу поднялись на кухню. Мы стояли в стороне и со страхом наблюдали за происходящим. Через несколько минут на крыльцо вышли Капа с Галей в сопровождении жандармов, а за ними – Генералов и офицер. Девочек увели. Мы стояли потрясённые. Девочек обвинили в том, что по поручению партизан, они всыпали отраву в немецкий котёл. Через несколько дней две наши воспитательницы ездили в Минск по вызову гестапо, где находились Капа и Галя. У них была встреча. Вернулись воспитательницы очень печальными. Я спросил одну из них про Капу. Она сказала мне, что девочек били и, что их отправят в Германию.

Пусть приведенные примеры будут дополнительным штрихом к фильму.

 

Поделитесь своими впечатлениями и размышлениями, вызванными этой публикацией.

 

назад

на главную