Сделал, что должно
Белла Кердман
Деревня Богдановка, что сейчас в белорусском, а до 1939 года была в польском Полесье, – крестьянское селение, при котором никогда не было еврейского местечка. Евреи там, однако, жили. Всего пять семей, правда. В один из летних дней 41-го года явились туда верхом несколько карателей. Кто-то из местных доброхотов показал им еврейские дома. Оттуда вывели мужчин и подростков, расстреляли на окраине деревни, на месте, которое называется Грудки или Цыганские Дубы, и так бросили. Один из казненных, по преданию, был ранен, но никто к нему не подошел, не попытался спасти, так велик был страх перед оккупантами. Убитые пролежали в Грудках более двух суток, пока тела не забрали родственники и не похоронили на еврейском кладбище соседнего местечка.
Уроженец той же Богдановки, белорус Николай Ильючик, по-явившийся на свет спустя четверть века после войны, выяснил, что жертв было шестеро: четверо взрослых и два подростка. Это кузнец Ицко Моргун, лавочник Чечик, крестьянин Ошер, ребе Нахман с сыном Ёселем и еще один юноша, по имени Давид. Женщин, детей и стариков из еврейских домов перегнали в гетто, где они также погибли. А их дома и обиходное добро разобрали соседи.
Десять лет назад на месте, где пролилась кровь невинно убиенных богдановских евреев, неожиданно появился памятник. Не привычная стела или, скажем, традиционная еврейская «мацева», а мемориальное произведение оригинальной конструкции: белый круг и шестиконечная звезда в основании, на котором стоит недогоревшая черная свеча из металла, обвитая колючей проволокой, и стекают по той колючке шесть красных капель – как символ шести загубленных жизней. Или шести миллионов – по неоплатному счету Холокоста.
Кто, на какие средства сделал этот памятник? Тот же Ильючик Николай Антонович, тогда сорокалетний офицер МЧС, а ныне журналист. Сделал по собственному проекту и на свои, в основном, средства. С помощью немногочисленных друзей. То есть, друзей, как полагал человек, у него было немало, однако поддержали идею «памятника жидам» единицы; с остальными пришлось «раздружиться». Зато его полностью поддержала семья: жена Рая и трое сыновей, десятилетний тогда Антон и восьмилетние близнецы Виктор и Виталик. А также местный пастор, который согласился, чтобы десятую часть доходов, которую Ильючики, верующие христиане-евангелисты, обычно отдают церкви, они расходовали на богоугодное дело: памятник невинно убиенным евреям.
Идею подсказала Рая. Цитирую из документальной повести Н.А. Ильючика «У памяти в долгу», изданной в 1910 году: «В один из праздничных вечеров, за ужином, жена неожиданно предложила: «Собери «десятину» за несколько месяцев и покупай материалы. Думаю, что Бог не против такого использования этих средств». О, моя мудрая супруга! Ответ на мои вопросы, как говорится, на поверхности, а я даже не решался заговорить с тобой об этом, боялся быть непонятым», Кстати, пройдет не так много времени, и общим собранием общины христиан-евангелистов родной Богдановки Николай Антонович Ильючик будет единодушно избран пастором местной церкви. Это случится в октябре 2008 года, когда отойдет от дел предыдущий пастор.
В минувшем августе глава семьи с сыновьями гостили в Израиле, по частному приглашению. Несколько лет назад он уже побывал здесь с женой, это был также частный визит. Наша стра-на произвела на супругов огромное впечатление. Белорусских гостей в каждом городе, в каждом доме, который они посетили, принимали с радушием и благодарностью. Они обрели здесь новых друзей, и эти связи сохраняют. И вот теперь Николай Антонович привез познакомить с Израилем подросших сыновей: двадцатилетнего Антона, будущего медика, и восемнадцатилетних Виктора с Виталием, студентов факультета био-экологии Гродненского Государственного университета им. Янки Купалы. Посещение Реховота для Ильючиков организовал депутат горсовета Ефим Заика и позаботился о том, чтобы им у нас было интересно и приятно.
Я встретилась с белорусскими гостями в доме Нелли Каганской, репатриантки из Москвы. Там собрались, в основном, те, кого война лишила отца-фронтовика, кто чудом выжил в гетто. Они всем существом оценили праведный поступок семьи Ильючик, но когда кто-либо называл этот поступок подвигом, Николай спокойно возражал: «Мы просто сделали, что должно». О том, что это было далеко непросто, понимал каждый, кто жил там и тогда, где и когда этот человек задумал и сделал по своей воле памятник погибшим евреям.
Он не только красив душою, этот пятидесятилетний беларус. Он и собою хорош: высокий богатырь. И сыновья под стать отцу – такие же рослые. Братья так схожи между собой, что их можно принять за тройняшек. Матерью семейства, судя по фотографиям, тоже залюбуешься. Такие красивые люди эти Ильючики!
Я записала ответ Николая на вопрос одной из участниц встречи - Иды Бяковой, с которой он знаком по переписке уже два года. «Что побудило вас сделать этот памятник, что было первым импульсом?», - спросила женщина. И Коля ответил: «Юношеский максимализм. Это ведь неправильно, когда от безвинно погибших людей не осталось следа, вроде они и не жили на свете. Так не должно быть!». Тут мне вспомнился другой мальчик – киевлянин Толя Кузнецов, ставший свидетелем Бабьего Яра. Он всю оставшуюся жизнь прожил с убеждением, что «так не должно быть!»…
Маму Николая звали Евой Евсеевной. Там нет еврейских корней, иные христиане и сейчас дают детям библейские имена. «До войны мама проучилась несколько месяцев в польской школе. А учиться дальше в послевоенной разоренной деревне у нее уже не было возможности. Читать и писать умела, а все остальные науки постигала вместе со мной», - рассказывает Николай в своей книге. Однажды, когда в свой черед Коля с мамой пасли деревенское стадо, он читал вслух урок из учебника истории по теме отечественной войны, Ева Евсеевна предложила сыну послушать «другую историю» - их, деревенскую. И рассказала о евреях Богдановки и о том, что с ними случилось.
Мальчик не спал ночь. Думал, что же делать с этим новым для него знанием. Позднее, расспросив отца, Антона Романовича, узнал, что в августе-41 тот помогал своему отцу, Колиному деду Роману Ефимовичу, прятать евреев… «Это потом у отца был фронт с его жесточайшими потрясениями, была Победа, которую встречал в Берлине. А тогда, в августе 1941-го, он был просто юноша со всеми характерными для такого возраста чувствами и особенностями», - пишет Николай в своей книге.
Семья жила тогда на собственном хуторе Край (напоминаю: то была пока еще Польша), в полутора км от Богдановки. Роман Ильючик охотно сдавал землю в аренду евреям соседнего села Погост, с кем-то из них приятельствовал. И в один из вечеров обнаружил на своем сеновале трех еврейских подростков. Узнал, что все их соплеменники в Погосте убиты. Мальчики попросили разрешения только переночевать, утром они уйдут в лес. Но Роман их не отпустил, стал прятать от всех, даже от своей многодетной семьи, тайком подкармливал. Старший из сыновей, Антон, тогда 17-летний, случайно узнал тайну отца и взялся ему помогать, подружился с еврейскими ровесниками. А в начале октября, когда хутор тайком посетили трое партизан, Роман Ефимович отпустил с ними своих «постояльцев».
Итак, белорусский мальчик Коля Ильючик начинает поиски. Он расспрашивает односельчан – из тех, кто может помнить соседей-евреев. Возможно, кто-то назовет имена, фамилии убиенных или хотя бы уличные клички. Старается узнать подробнее, кто такие вообще евреи, что за народ. И все записывает в блокнот или на магнитофон, а потом переносит в другой блокнот, «чистовик». То, что подтверждено несколькими источниками – оставляет. А если кто-то излагает информацию, якобы слышанную от других, такие сведения отвергает.
«Уже знаю, где жили евреи, где стояли их дома, знаю состав се-мей, род занятий, имена... Правда, не все фамилии известны, иногда не совсем понятно – имя это или деревенское прозвище. Разрозненные крупицы информации начинают собираться воедино. А в своей целостности это уже достояние Истории», - цитирую из его книги.
Высокие слова? Это не слова: юноша задумал восстановить, пусть небольшой, пробел в истории нашего народа. И своего, белорусского, тоже. И он это делает. Вот появились записи: «Первая семья – Моргун и его жена Песля, у которых было две дочери. Жили в центре села, напротив церкви, в добротном доме, имели небольшой магазинчик. Хозяин был способным кузнецом, дочки занимались шитьем. Вторая семья – Шолом и его жена Рахиль. Супруга Шолома умерла перед войной, он жил с сыновьями Шимелем и Давидом и дочерью Сарой. Усадьба их располагалась примерно на месте нынешнего колхозного правления. Шимель с отцом промышляли кузнечным ремеслом, брали в аренду землю у зажиточных крестьян, но жили бедно. Кстати, евреям охотно сдавали землю, потому что они хорошо ухаживали за ней и удобряли. После их хозяйствования можно было не вносить навоз еще несколько лет без ущерба для урожайности. На месте нынешней средней школы жил Нахман (Наха) с сыном Ёселем. В их доме было что-то вроде синагоги, тут проходили богослужения, в праздники приезжали гости из других мест. В доме было и множество книг – необычное явление для тогдашней деревни».
Еще эпизод, записанный Колей Ильючиком: «Там, где ныне проходит улица Брестская, жили Чэчик и Лобчанка. Скорее всего, они переехали в Богдановку из Лобчи (соседняя деревня), отсюда прозвище. Торговали в магазинчике мануфактурой и продуктами. С их домом, когда он уже опустел во время войны, связана одна история. Местный житель за возможность получить этот дом и соль в награду завел карателей в лес, где находился партизанский отряд и прятались евреи, сбежавшие из гетто местечка Погост. Предатель получил желаемое, но через какое-то время возмездие настигло его, он был убит».
Шло время. Николай окончил школу, отслужил в армии, получил специальность инженера сельского хозяйства и поработал по этой специальности. Затем перешел на службу в МЧС – возглавил отряд противопожарной защиты. И все годы не оставлял работу, без которой себя уже не мыслил: восстановление памяти о безвинно убиенных богдановских евреях.
Но вот самая трудная, как он полагал, работа проделана: все, что было возможно узнать об эпизоде Холокоста в его родном селе, собрано и записано. Николай готов передать это в руки местных властей, которые с благодарностью, как он полагал, примут его наработки и займутся увековечением памяти погибших земляков. Ну, да! Как раз сейчас для него наступила самая трудная пора. Николай побывал на приеме у всех председателей Лунинецкого райисполкома, которые за три года успели сменить друг друга в этой должности, но никто ничего не решал. На него орали, требовали сказать, кто ему заказал и оплатил «памятник жидам», стучали кулаком, грозили выгнать с работы. Вот один эпизод его хождения по чиновным кабинетам:
«Я коротко изложил суть: дескать, в годы войны в деревне были расстреляны мирные жители еврейской национальности, нужно как-то увековечить память погибших. Сказал также, что знаю число убитых, их имена и где находится место расстрела. Чиновник побагровел, его отекшее лицо обвисло, глаза вытаращились на меня недоуменно и хищно, пальцы сжались в кулаки. Удар кулаком по столу и неистовый крик: «Из-за шести жидов ты будешь мне тут хай подымать?! Тебе нечем заняться? Где ты работаешь? В паузе меж председательских реплик пытаюсь говорить, что число жертв в данном случае не имеет значения, и национальность тоже. О том, что это мои односельчане, и память об этих людях должна быть возрождена. Но чиновнику все мои доводы – «до фонаря». «Иди, займись чем-нибудь нужным и не отвлекай людей от дела!».
Есть в его книге и другой эпизод. Когда памятник, который он сделал на своем подворье, уже стоял на фундаменте, Ильючика вызвали в райисполком «на ковер». Обвиняют в самовольном захвате участка государственной земли ради «его жидов». Грозятся взыскать штраф в «пятьсот базовых величин», это 8 тысяч долларов, астрономическая для него сумма. И тут – откуда что берется! – с отчаянной отвагой он заявляет, что пойдет по дворам и у сельчан соберет эти деньги. А на угрозу оштрафовать также тех, кто ему поможет, отвечает, что и на их штрафы соберет. А в это время друг Николая, сотрудник районного краеведческого музея Вадим Жилко, он же – корреспондент независимой газеты, кладет перед разгневанным председателем райисполкома свежий номер этой газеты с позитивной статьей о Ильючике и его поступке…
Николай с удовлетворением вспоминает время, когда он, наконец, приступил к осуществлению дела, задуманного с детства. Стояло жаркое лето 2006-го года. Он завез на участок, где были убиты шестеро евреев, инструменты и стал расчищать площадку под фундамент памятника. С ним были сыновья, к которым примкнули их друзья. Один из мальчишек привел старшего брата. Отец другого прислал лошадь с телегой. По утрам на месте работ «бригада» неизменно находила несколько полевых цветов. Появлялся какой-то старик, благословлял: «Бог в помощь!».
Николай Антонович торопится. Уже намечен день торжественного открытия памятника: «Это будет 2 августа. По сведениям, которые по крохам собирал я среди местных старожилов, трагедия произошла именно тогда. Сидение в библиотеках, районном краеведческом музее и дома за книгами и различными материалами о войне, а также мои обращения в архив положительных результатов не принесли. Память старых людей сослужила мне лучшую службу, чем горы печатных материалов. 2 августа – христианский праздник. Церковь вспоминает библейского пророка Илию. Все старожилы единодушны в том, что и в день расстрела евреев был религиозный праздник. Лето, люди свозили с полей снопы. Один из дедушек вспомнил: это была суббота. Проверил – все сходится», - запишет он в своей книге.
Он успел к этому дню. Шел дождь, но люди собрались на короткий митинг, который вел тот же верный Николаю друг Вадим Жилко. «Вадим сказал грамотно и лаконично, - записал Николай. - Слово предоставляется учителю местной школы, а затем мне. Благодарю людей, которые стоят под дождем, но внимают каждому слову. Рядом мои близкие, друзья и единомышленники. Кто-то помогал морально или материально, а с кем-то мог просто посоветоваться. Говорю о погибших людях. О том, что в годы войны погибло шесть миллионов евреев, и эти шестеро – одна миллионная часть тех жертв – не будут забыты. Мы помним их, и этой памяти жить в последующих поколениях»...
…И вот, настал день, когда один из его сыновей вбежал в дом с возгласом: «Папа, к нашему памятнику свадьба поехала!». Ну, мы же помним традицию страны исхода – молодожены подходили к «вечному огню», к памятнику неизвестному солдату, матросу, к другим подобным символам. Да, памятник богдановским евреям в конце концов узаконили: он внесен в туристические справочники, охраняется государством Беларусь. Эбонитовая табличка при памятнике на белорусском языке сообщает: «На гэтым месцы ў жніўні 1941 года былі расстраляны фашыстамі мірныя жыхары вёскі Багданаўка габрэйскай нацыянальнасці. Вечная памяць!». Надеюсь, перевод не требуется.
А Николай Антонович по исполнении 45 лет, как положено, снял погоны – ушел в отставку из МЧС. Но без работы оставаться не мог: предстоит поднимать на ноги трех студентов, На что его пенсии и зарплаты Раи, школьной гардеробщицы, никак не хватит. Колю приняли в штат частной газеты, где он пришелся весьма к месту – прекрасно владеет языком, что родным белорусским, что русским, много ездит по району, со знанием дела освещает темы защиты природы. Кроме всего прочего, он еще и автор нескольких книг стихов и прозы, член Союза писателей Беларуси.
В заключение приведу слова, которыми Коля Ильючик завершил свою повесть «У памяти в долгу»: «…от лица моих земляков, моих сопле-менников-белорусов прошу прощения у евреев. Евреев, ныне живущих и давно умерших, умерших своей смертью и погибших во времена погромов и Холокоста. Простите, живые и мертвые! Простите живых и мертвых!»
Связанные материалы:
- Николай Ильючик с сыновьями в Израиле
- Яков Зубарев. У памяти в долгу
- Михаил Нордштейн. Благородство и отвага
