Жизнь, поставленная на ПЕРФОКАРТУ
|
|
Сколько награбили?
Нет, подсчитать невозможно.
Но . . . много. Очень много!
Все началось с Германии, с «Хрустальной ночи». Тогда в течение одних
суток в Берлине были разграблены 29 крупных еврейских магазинов и 7500
лавок. И только в одном ювелирном магазине на Унтер-ден-Линден,
принадлежавшем некому Маргграфу, было захвачено золота и бриллиантов на
полтора миллиона марок.
Ну а после «Хрустальной ночи» грабители потребовали от евреев (за то,
что их ограбили!) еще и выплаты «контрибуции».
В дальнейшем все принадлежащее немецким евреям имущество было
конфисковано. А впереди была еще и Австрия, и Чехословакия, и Франция,
впереди была еще вся Европа. Впереди была еще Россия.
Гитлеровцы грабили по крупному – опустошали целые страны.
Не напрасно же была подготовлена Герингом та «Зеленая папка», не
напрасно же Гитлер проводил в «Чайном домике» то знаменитое совещание «О
яблочном пироге».
Гитлеровцы грабили по крупному.
Но не гнушались и «мелочами».
В лагерях смерти они осматривали трупы задушенных в газовых камерах и
вырывали у них изо рта золотые коронки. Только в Освенциме таким путем
собиралось до 12 килограммов золота в день.
|
Но кроме золота и бриллиантов, сокровища «Черного ордена СС» содержали
еще и бесценные произведения искусства – ковры, гобелены, скульптуры,
картины кисти Рембрандта, Рафаэля, Матисса, Ренуара.
Как докладывал Альфред Розенберг в канцелярию фюрера, для отправки из
Восточной Европы «добытых там произведений искусства и культурных
ценностей потребовалось 1.418.000 железнодорожных вагонов».
Многое из «добытых» нацистами ценностей было переправлено за границу, в
основном в Швейцарию и Южную Америку, но многое было спрятано до лучших
времен в «Альпийском редуте».
Командующим редута Гиммлер назначил Кальтеннбруннера, а защищать его
должен был, конечно, ни кто иной, как Отто Скорцени.
Из ошметков своих эсэсовских батальонов, изрядно, правда, поредевших в
последнее время, Скорцени сформировал охранный корпус, дав ему по своей
привычке звучное имя «Альпенленд», и заложил по нескольку бочек динамита
на каждом из трех ведущих к редуту горных перевалах. На этом он посчитал
все необходимые приготовления к обороне законченными, и был готов
сражаться - если и не «до последнего патрона», то, во всяком случае, «до
первого американца».
В те последние весенние дни 1945-го, когда горел и рушился Третий рейх,
здесь, в «Альпийском редуте», собралась вся знакомая нам эсэсовская
свора: Кальтенбруннер, Шелленберг, Хеттль, Эйхман, Вислицени.
Здесь они услышали по радио страшную весть о самоубийстве фюрера, здесь
узнали о капитуляции Германии.
Сражаться «до последнего» им не пришлось. Скорее всего, и не очень
хотелось, да и не очень «моглось».
На самом-то деле весь этот укрепленный и неприступный «Альпийский редут»
и не существовал вовсе - он был фикцией – миражем.
«Альпийский редут» должен был послужить только средством шантажа -
«козырной картой» при переговорах о капитуляции, о сдаче, и он, видимо,
выполнил свое предназначение.
Во всяком случае, вся собравшаяся здесь свора избежала ужаса,
происходящего в эти дни в Берлине, и осталась в живых.
Отсюда каждый из них пошел один навстречу своей судьбе.
Удивительно, но «счастливая» судьба Хеттля в 1947-м привела его снова
сюда - в Альпы, в маленький городок Альт-Аусзеее - в тот район, который
еще совсем недавно служил неприступным «Альпийским редутом» - к овеянным
суевериями Мертвым горам, к мрачным водам озера Топлицзее, где нацисты
спрятали богатства «Черного ордена СС».
И не случайно, что свою первую книгу - «Секретный фронт», опубликованную
в 1953 году под именем Вальтера Хагена, он заканчивает словами: «Мне не
удалось найти припрятанные ими [нацистами, к которым он – Хеттль или
Хаген – не имеет, конечно, никакого отношения, В. Т.] в Аусзее
сокровища, о чем нет-нет да и появляются сенсационные сообщения в
немецкой прессе. Все, что я нашел здесь, так это уединение и мирную
обстановку . . .».
Хеттль, конечно, лжет. Не таким уж мирным было в послевоенные годы
Альт-Аусзее, особенно, если учесть количество мертвецов, время от
времени всплывавших из холодных глубин не гладь озера Топлицзее. Кто-то
случайно утонул, кто-то случайно сорвался с обрыва и разбился насмерть,
а кто-то случайно убит на берегу выстрелом в спину.
В 1959-м поиском эсэсовских сокровищ занялась специальная экспедиция,
организованная западногерманским журналом «Штерн». Говорят, что ей даже
удалось найти «что-то». Говорят, что даже какие-то документы. Но сразу
же, после этого, без всяких видимых причин, экспедиция свернула свою
работу, и спешно покинула опасную зону.
Еще одним странным событием стала гибель 19-летнего
спортсмена-аквалангиста Альфреда Эгера. Альфред приехал в Альт-Аусзее из
Мюнхена, в сопровождении нескольких военного вида мужчин. Вместе с одним
из них поздним осенним вечером на маленькой резиновой лодочке несчастный
юноша отплыл в темноту на поиск эсэсовских сокровищ.
Почему темным вечером? Почему на резиновой лодочке?
И что там, на самом деле, произошло – на озере Топлецзее?
Резиновая лодочка вскоре вернулась на берег. На сей раз в ней был всего
один человек – это был не Эгер, а сопровождавший его мужчина, который
сообщил, что аквалангист, по-видимому, утонул, так как вскоре после
погружения перестал отвечать на сигналы.
Тело несчастного юноши нашли только через месяц. Вместе с ним из глубин
Топлицзее был извлечен полусгнивший деревянный ящик с фальшивыми фунтам
стерлингов.
Жители окрестных деревень поговаривали о проклятии, тяготеющем над
эсэсовским кладом.
Но Вильгельм Хеттль не боялся проклятий. Не боялся он и убийц,
устранявших всех незадачливых искателей сокровищ.
Здесь, в Альт-Аусзее прожил он мирно (или не мирно!) многие годы.
Законопослушный австрийский гражданин, примерный семьянин – жена, двое
сыновей, красавица дочь.
Здесь он слыл, да и был, наверное, на самом деле очень богатым человеком
- владельцем огромных земельных угодий, замков, животноводческих ферм,
хозяином и директором крупного учебного комбината, где продолжал свою
«благую» деятельность по воспитанию молодого поколения австрийцев и
немцев, и, по слухам, конечно, готовил из них шпионов.
Здесь, в местном госпитале, он и скончался. В самом конце своего ХХ века
– в 1999- м. Не многим из нацистских преступников удалось дожить до 84
лет, и умереть своей смертью. Вечный соперник его – друг и враг –
головорез Отто Скорцени - ушел из жизни едва дожив до 67, в 1975- м.
Мы так подробно остановились на жизни штурмбанфюрера СС Вильгельма
Хеттля потому что преступная жизнь эта наложила свой несмываемый
отпечаток на его знаменитый Нюренбергский аффидевит, ставшим первым
шокирующим свидетельство о 6-ти миллионах уничтоженных нацистами евреев.
А, может быть, наоборот?
Может быть, именно Нюренбергский аффидевит стал апофеозом всей его
неправедной жизни?
Кто он, в сущности, такой Вильгельм Хеттль?
Сколько таких, как он, жили на свете, убивали, грабили, насиловали,
совершали свои большие и маленькие «подвиги», большие и маленькие
преступления, страшились или же нет, человеческой и Божьей кары?
Сколько таких, как он, войдут в Историю? Запомнятся на века?
А Вильгельм Хеттль войдет. Вильгельм Хеттль запомнится.
Именно потому.
Именно потому, что 6 миллионов уничтоженных никогда не изгладятся из
памяти потомков.
Хеттль сам, конечно, тоже, живя как будто бы новой жизнью в Аут-Аусзее,
не мог забыть о прошлом. Он связан был с этим счастливым для него
«прошлым» всеми фибрами своей преступной души, и, наверняка, связан был
«настоящим»: обеспеченной своей, можно сказать, богатой жизнью, старыми
рассеянными по всему свету друзьями, а, может быть, и еще продолжавшейся
все эти годы тайной деятельностью на благо давно сгинувшего Рейха.
Правда все это, как бы касалось только его самого, его семьи -
жены-эсэсовки, детей и старых друзей, посещавших его иногда под новыми
фальшивыми именами в его личном «Альпийском редуте», каким стал для него
Альт-Аусзее.
Ну а что касается внешнего окружения – то тут Хеттль, конечно,
предпочитал, чтобы о нем не вспоминали, не вспоминали и никоим образом
не связывали его имя ни с Третьим рейхом, ни с германской разведкой и ее
«героями»: Гиммлером, Кальтенбруннером, Шелленбергом, Скорцени, Эйхманом
. . .
Прошло 17 лет.
Канул в вечность Нюренбергский Процесс, забылось, как, и каким образом,
мир узнал о 6-и миллионах уничтоженных евреев, забылся шокирующий слух
Нюренбергский аффидевит, а об авторе этого аффидевита - Хеттле, Хагене,
докторе Остенберге, или как его там - и подавно никто не вспоминал.
И вдруг . . . мировая сенсация: из небытия вдруг возник Эйхман!
И не где-нибудь, а в Израиле, в Иерусалиме!
Надо же! Хеттля как обухом стукнуло по голове.
Но настоящее потрясение он испытал, когда ему пришел вызов в суд для
дачи свидетельских показаний в защиту Эйхмана.
Он, Хеттль, должен свидетельствовать в защиту Эйхмана!
Абсурд, какой-то!
Бумага была гербовая - официальная, пришла из Израиля, а Хеттлю была
передана через Австрийское министерство иностранных дел.
Нет, конечно, о поездке в Иерусалим, к евреям, речь не шла.
Но давать показания под присягой все-таки пришлось.
Так родился второй - Австрийский аффидевит Вильгельма Хеттля, ставший
продолжением его всем известного Нюренбергского аффидевита.
И вот, оказалась, что дача свидетельских показаний, даже здесь, в
Австрии, дома, где, как известно и стены помогают, была совсем не легким
и даже опасным делом. Процедура происходила в помещении районного суда
справедливости Бад-Аусзее под председательством старшего судьи первой
инстанции доктора Эгона Киттля с участием секретаря суда – фрау
Эдельтрауд Фриц и практикантки – фройляйн Габриэлы Кеберле.
Заседание, до противности схожее с обычным судебным заседанием,
проходило, правда, слава Богу, при закрытых дверях, но, тем не менее, в
полном соответствии с правилами Австрийского криминального кодекса.
Допрос свидетеля - Вильгельма Хеттля продолжался три дня – 19, 20 и 21
июня 1961 года – с 9.30 утра до 5.20 вечера с двухчасовым обеденным
перерывом.
В процессе допроса ему было задано 86 вопросов!
Список этих вопросов был составлен председателем Израильского окружного
суда профессором Моше Ландау и переслан в Австрию вместе с официальным
приглашением в суд.
Свидетель был приведен к присяге и предупрежден, что должен говорить
правду, только правду, и отвечать на все представленные ему вопросы.
Свидетель был также предупрежден, что если в процессе дачи свидетельских
показаний возникнут подозрения, что он, свидетель, каким-то образом
связан с обвиняемым и принимал участие в его криминальной деятельности,
то и против него, свидетеля, может быть возбуждено уголовное дело.
Ничего себе!
Да ведь это угроза! Угроза всей его новой «мирной» жизни!
И, скорей всего, именно эта угроза и определила содержание второго –
Австрийского аффидевита Хеттля.
В этом пространном аффидевите, занимающем более 50 страниц машинописного
текста, Вильгельм Хеттль, который должен был, как будто бы, стать
свидетелем защиты Адольфа Эйхмана, стал свидетелем защиты «самого себя».
Несколько раз в процессе дачи свидетельских показаний, он повторял, что
«не может понять», почему Эйхман счел нужным пригласить именно его,
Хеттля, в качестве свидетеля защиты:
« Относительно того, почему Эйхман счел нужным вызвать меня в качестве
свидетеля, если я ничего не знаю о его делах, я не имею никакого
объяснения».
|
На большую часть полученных их Иерусалима вопросов Хеттль ответил: «не
знаю», «не помню», «неуверен», «ничего об этом не слышал».
Но апофеозом всего Австрийского аффидевита явилось, конечно, повторение
Нюренбергского - «Аффидевит в аффидевите».
Это, правда, не было простым повторением.
Кое-что было добавлено, а кое-что и ИСЧЕЗЛО.
И если провести детальное сравнение двух аффидевитов - Нюренбергского,
1946 года, и Австрийского, 1961 года, - то немало в них наберется «неадекватностей»,
особенно в той их части, где речь идет о 6-ти миллионах уничтоженных
евреев.
Новыми подробностями «расцветил» Хеттль свою знаменитую встречу с
Эйхманом в Будапеште, в процессе которой Эйхман, якобы, и рассказал ему
о 6-и миллионах уничтоженных.
В тот день, как оказалось, Эйхман приехал к Хеттлю после полудня.
Он был под хмельком и одет, вопреки своим правилам, в германскую военную
униформу.
Хеттль был рад, что ли, гостю, во всяком случае, он «выставил для гостя
на стол бутылку виски и стакан».
Заметьте: «стакан». Один стакан!
То есть сам Хеттль не пил. А вот Эйхман «глушил стакан за стаканом».
Они беседовали около часа, и за это время Эйхман выпил 4-5 стаканов.
Хеттль запомнил это очень хорошо, поскольку, прощаясь с коллегой
(другом? подельником?), уговаривал его не садиться самому за руль его
шикарнго авто.
Подчеркивая высокий уровень алкоголя в крови Эйхмана, Хеттль как будто
бы пытается понизить уровень достоверности его сообщения о 6-и миллионах
уничтоженных. Но это не так!
Уже в следующей фразе, он, даже несколько противореча себе, вспоминает,
что Эйхман «совсем не выглядел пьяным» и, вообще в последнее время он
много пил, «некоторая «подпитость» была его обычным состоянием.
Говоря о 6-ти миллионах уничтоженных евреев, Эйхман, якобы встал по
стойке смирно и провозгласил: «Ликвидировано 6 миллионов!».
Не правда ли, странно!
Как-то не вяжется с образом Эйхмана!
И все же Эйхман встал и провозгласил: «Ликвидировано 6 миллионов!», и
эта цифра привела его, Хеттля, в шоковое состояние.
|
Ну, а что же, все-таки, исчезло из Австрийского аффидевита?
ИСЧЕЗЛО самое главное!
ИСЧЕЗ «источник» сведений о 6-ти миллионах уничтоженных!.
ИСЧЕЗ «статистический отчет», служивший базой сообщения Эйхмана.
ИСЧЕЗ «человек из Статистического Бюро», присланный Гиммлером для
проверки результатов «окончательного решения еврейского вопроса».
Взамен этой важнейшей части Нюренбергского аффидевита, Хеттль в своем
Австрийском аффидевите дает полностью противоречащее ей свидетельство.
Вот, как прозвучала эта часть аффидевита из уст американского майора
Уолтера Уолша на Нюренбергском процессе:
«Я спросил, сколько их было всего? Он сказал, что хотя это величайший
государственный секрет, он ответит на мой вопрос . . .
Незадолго до этого он подготовил отчет для Гиммлера, который хотел знать
точное число убитых евреев . . .
Гиммлер остался недоволен докладом Эйхмана, так как, по его мнению,
число убитых евреев должно было превышать 6 миллионов.
Гиммлер сказал, что он пришлет к Эйхману человека из своего
Статистического Бюро, чтобы этот человек, на основе материалов Эйхмана
составил новый отчет, для которого должны быть подсчитаны точные
данные».
А вот, как озвучил ее в своем Австрийском аффидевите сам Вильгельм
Хеттль: «Я не знаю, как Эйхман пришел к этой цифре уничтоженных евреев,
и он также не дал мне никакой индикации на счет этого».
Ну, так, куда подевался подготовленный Эйхманом «отчет»?
И, куда пропал присланный к Эйхману «человек из Статистического Бюро»?
Так, где же, наконец, правда?
И можно ли верить аффидевитам Хетля?
Нюренбергскому? Австрийскому?
Сам он с явным сарказмом напишет впоследствии о своих многочисленных
свидетельствах под присягой: «Я был тогда «вечным свидетелем» на
различных процессах военных преступников . . .» (28)
Хетлль, конечно, во многом врет.
Врет и выкручивается, спасая, прежде всего, себя.
Но, как бы он не выкручивался, ясно одно: связан он с Эйхманом, связан -
одной пеньковой веревочкой.
Связан, как минимум с той самой ночи, когда, как кажется теперь,
давным-давно, 8 ноября 1938 года в Вене, во дворце бежавшего в Париж
барона Ротшильда, готовилась австрийская «Хрустальная ночь».
В этот ненастный вечер все наши давние знакомые – тогда начинающие
убийцы – собрались здесь. Эрнест Кальтенбруннер, который курировал
ведомство безопасности в новом Австрийском правительстве. Отто Скорцени,
которому Кальтенбруннер поручил лично сжечь пять синагог в «закрепленном
за ним» третьем районе Вены. Адольф Эйхман – глава созданного несколько
месяцев назад Центрального бюро эмиграции евреев. И . . . Вильгельм
Хеттль, который, по его словам, в эти горячие дни, в Вене, занимался
исключительно своими «историческими исследованиями» и все же принимал
активное участие в организации еврейского погрома.
Нет, Вильгельм Хеттль, чтобы он не говорил, и сам «не чужд» еврейскому
вопросу. И, видимо, это заставляет его лгать касательно приезда Эйхмана
в Будапешт в августе 1944–го.
Прежде всего, Эйхману вовсе не надо было «приезжать» в Будапешт – он уже
находился там. Он, по его собственным словам, пересек границу Венгрии 19
Марта 1944 года, и прекрасно помнит это, потому что 19 марта - это как
раз день его рождения.
Но самое забавное, что Хеттль, на самом деле, прибыл в Будапешт тогда же
- в один день с Эйхманом, и он тоже должен прекрасно помнить это, потому
что 19 марта – это и его день рождения.
Оба преступника родились в один и тот же проклятый день – 19 марта!
За неделю, примерно, до этого двойного «дня рождения», 12 марта 1944
года, все участники начатой Гитлером операции по оккупации Венгрии,
носящей название «Маргарита», собрались в концентрационном лагере
«Маутхаузен».
Здесь оказались и воинские части Балканской армии генерала-фельдмаршала
Максимилиана фон Вейхса, танковая дивизия - та самая, которая в
дальнейшем будет участвовать в штурме замка регента Хорти, - около 180
автомашин и сотрудники РСХА: резидент германской разведки в
Юго-Восточной Европе штурмбанфюрер СС Вильгельм Хеттль и глава
«еврейского реферата» ГЕСТАПО оберштурмбанфюрер СС Адольф Эйхман. Так
всей этой мощной бронированной колонной все они триумфально въехали в
«поверженный» Будапешт, где каждый занялся своим делом.
Штурмбанфюрер Хеттль обосновался со всеми удобствами в самом центре
столицы, в шикарном особняке, принадлежавшем не так давно богатому
коммерсанту-еврею Лайошу Шульгофу. Эйхман, конечно, достаточно часто
бывал здесь - в особняке у Хеттля - и по долгу службы, и, просто так -
перекинуться словом, выпить стаканчик виски.
Возможно, что приезжал он и в августе 1944-го, как утверждает Хеттль.
Возможно, что пил.
В эти последние дни перед крахом Германии, все они много пили.
Все они, нацистские убийцы, волею случая, оказавшиеся в Будапеште, вели
себя, как пассажиры идущего ко дну «Титаника» - пили, жрали,
развратничали и крали все, что попадало под руку.
Эти «маленькие», в сущности, люди, перебивавшиеся когда-то с хлеба на
воду, теперь орудовали миллионами, которые, как казалось, сами плыли им
в руки. Чемоданы долларов, золото, бриллианты, меха, картины великих
мастеров. Да, что говорить: беспредел!
Такой беспредел, что даже известный в эсэсовских кругах «идеалист» -
рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер не смог отказаться от присланной из
Будапешта массивной золотой цепи - подарок для его любовницы - фрау
Хедвиги Поттгаст.
Так что, вполне возможно, что в эти сумасшедшие дни Эйхман действительно
приезжал к Хеттлю.
Вполне возможно, что был он пьян. Да и Хеттль, наверное, тоже.
По словам Хеттля, Эйхман приехал к нему тогда в военной форме, и это,
тоже вполне возможно – Эйхман уезжал на фронт!
ЭЙХМАН КАПИТАНУ ЛЕССУ:
«Мне позвонил по телефону командующий полиции безопасности и СД в
Будапеште оберфюрер доктор Гешке: явится к нему по-походному в каске. Он
сказал, чтобы я . . . со всей своей командой немедленно отправлялся в
район Гроссникольсбург на венгерско-румынской границе, чтобы
эвакуировать оттуда в рейх, мирно или силой, 10 тысяч этнических немцев,
«фольксдойче», чтобы не дать захватить их наступающей Красной Армии . .
.».
Получив такой приказ, Эйхман был в шоке.
Он впервые («В первый раз, в первый раз!» - повторяет он) должен был
отправляться на фронт. И не куда-нибудь – на Запад, а на Восток - в
Румынию, в которой Бог знает что, творилось в эти дни.
Русские наступали стремительно. Румынские, да и немецкие войска,
измученные, павшие духом, охваченные, по словам Отто Скорцени, «русским
психозом», вставляли в дула автоматов цветы и тысячами сдавались в плен.
19 августа 1944-го советские войска вошли в Яссы.
Понимая, что катастрофа неизбежна, кондукатор Ион Антонеску, в тайне от
короля Румынии Михая, и, конечно, в тайне от Гитлера - вел переговоры о
капитуляции, одновременно с русскими и с англо-американцами. Аналогичные
переговоры, и с той и с другой стороной, и тоже в тайне от всех, вел
король Михай, и, как оказалось, преуспел – «обошел Антонеску на
повороте»!
23 августа 1944-го, по договоренности с Москвой, Михай вызвал Антонеску
к себе во дворец и арестовал его, а на следующий день объявил войну
Германии.
В Румынии царил хаос – немецкие войска еще не успели покинуть Бухарест,
а Люфтваффе уже начала бомбежку города. Тем временем местные коммунисты
подняли восстание и окружили немецкое посольство. Немецкие дипломаты
вначале еще надеялись на помощь из Берлина. Напрасно!
Немецкий посол Манфред фон Килленгер в отчаянье застрелил свою
секретаршу фройлайн Петерсен, а затем пустил себе пулю в висок.
Все остальные сотрудники посольства попали в руки русских.
И в этот кошмар, в этот ужас, должен был ехать Эйхман?
Зачем?
Нет, недаром был он в шоке. И недаром пьян.
И, как видно, недаром заехал он в этот последний день перед ожидавшей
его Румынией к Хеттлю.
Эйхман был старше Хеттля на 9 лет и старше его по званию, но, несмотря
на это, ценил его, прислушивался к его мнению.
Хитер был Хеттль. Очень хитер!
Вдруг да подскажет что-нибудь стоящее!
Вдруг да посоветует, как отвертеться от этого проклятого поручения.
Вот и приехал к Хеттлю.
Нет, Эйхман недаром был в шоке: из этой первой и единственной его
командировки на фронт ничего путного не вышло. Приказ об эвакуации «фольксдойче»
он не выполнил, а страху натерпелся немалого.
ЭЙХМАН КАПИТАНУ ЛЕССУ:
«И однажды в воскресный день, дело приняло такой оборот . . . мы
оказались буквально вблизи фронта.
Повсюду рвались русские снаряды.
Спустили шины грузовика, на котором были наши минометы.
Я сам стоял рядом с водителем, мы не могли уйти в укрытие, надо было
монтировать запасные шины.
На дороге лежали мертвые солдаты . . .».
Ужас какой! Мертвые солдаты!?
Да он трус, как видно, этот убийца!
Интересно, кому это в голову пришла такая «гениальная» мысль направить в
Румынию этого труса, никогда не бывавшего на фронте и не имевшего опыта
в таких операциях.
А, может быть, его просто перепутали с Отто Скорцени?
Кстати, в начале сентября 1944-го Скорцени, действительно, получил
приказ отправляться в Румынию. Нет, не для спасения немецкого посла фон
Киллингера и не для освобождения сотрудников посольства, а с тем же
заданием, что и Эйхмана: эвакуация «фольксдойче».
Сам Скорцени, на этот раз, в Румынию не подался, а вот отряд послал.
Но и головорезы Скорцени не смогли выполнить это абсурдное задание.
Нет, Хеттль тут, конечно, не врет.
Эйхман, действительно, заезжал к нему в тот трагический для него день,
когда по абсурдному приказу он должен был ехать в Румынию, из которой не
думал вернуться живым.
Эйхман, действительно был уже в военной форме, и действительно уже
хорошо пьян. Продолжал он пить и у Хеттля.
Виски? Возможно
Стаканами? Наверняка.
Все - правда!
А вот то, что темой их разговора в течение этой всего лишь часовой
встречи были уничтоженные ими самими евреи – это вряд ли!
Да кто они эти евреи - нелюди, бациллы туберкулезные - чтобы о них
говорить?
Об отношении Эйхмана к евреям существует одно удивительное
свидетельство, приведенное, со слов Питера Малкина, интернет приложением
к издающейся в США газете «Каскад».
В те дни, когда схваченный агентами израильского «Моссада», Эйхман с
ужасом ждал отправки в Израиль, одним из его охранников был Питер
Малкин. Тот самый Малкин, который не так давно на темной улочке
аргентинской столицы остановил его словами: «Un momentito, senor!». Тот
самый Малкин, который мертвой хваткой сдавил ему шею и одним
сокрушительным ударом повалил в придорожную канаву.
Эйхман не знал, конечно, что, польский еврей Цви Мильхман, ставший со
временем израильским супер-агентом Питером Малкином, вложил в этот
роковой удар (чуть не ставший для него, Эйхмана, последним), всю свою
ненависть к нацистам, всю свою боль о погибшей в Холокосте сестре Фруме
и ее сыне – двоюродном брате - товарище детских игр.
Захватив ненавистного для него убийцу, Питер Малкин испытывал
необычайное удовлетворение – чувствовал, что отомстил. Он ни на минуту
не покидал Эйхмана, не спускал с него глаз. А однажды вечером у него
возникло странное желание рассказать Эйхману о Фруме – обвинить его в
гибели Фрумы и ее сына:
«Сын моей сестры Фрумы был в таком же возрасте, как ваш сын сегодня. Он
был тоже блондин. И тоже голубоглазый. И вы убили его!».
Эйхман был, как видно, озадачен.
Минуту длилось молчание.
А затем последовал ответ: «Но ведь он был еврей, не так ли?».
Но ведь он был еврей!
Он был еврей!
Он был еврей, и этим все сказано.
И не о чем больше говорить.
Так неужели стали бы говорить о евреях те два преступника – Эйхман и
Хеттль – в те дни, когда их обожаемый Фатарланд был на краю гибели,
когда рушилась жизнь их семей, их детей, когда им самим было впору
искать убежище.
Они и искали его в «Альпийском редуте».
Здесь в «Альпийском редуте», собственно, и произошла последняя встреча
двух преступников, и произошла она в апреле 1945-го, а не в августе
1944-го, как утверждает Хеттль.
Хеттль еще осмеливается утверждать, что в тот день они говорили с
Эйхманом о евреях, поскольку его, Хеттля, интересовали цифры
уничтоженных как историка, «с исторической точки зрения».
Помилуйте, ну причем здесь история?
А Хеттль - ну какой он историк?
В эти дни Хеттлю всего 29 лет, и 7 из них он провел в Главном управлении
Имперской безопасности, где его научными руководителями были такие
«профессора от историографии» как Рейнхард Гейдрих, Вальтер Шелленберг,
Эрнест Кальтенбруннер . . .
Да, шпион он, Хеттль, ш-пи-он!
Профессиональный шпион. В Италии он был шпионом, в Болгарии, в Румынии,
теперь вот - в Венгрии.
Ну, может быть, не только шпион, а еще и фальшивомонетчик, и диверсант,
и убийца.
Но только не историк.
И число уничтоженных нацистами евреев не могло его интересовать, как
историка. Да и, вообще, не могло интересовать.
Аффидевит Хеттля весь пропитан ложью.
Но, как же, тогда «отчет», подготовленный Эйхманом для Гиммлера,
существовавший в Нюренбергском аффидевите Хеттля, и так странно
исчезнувший из Австрийского?
Как же «статистик», который также, как и «отчет», вначале присутствовал
в Нюренбергском, а затем неожиданно куда-то исчез из Австрийского?
И, самое главное, как же тогда эта страшная цифра - 6 миллионов
уничтоженных евреев?
Поделитесь своими впечатлениями и размышлениями, вызванными этой публикацией. |