Я уже упоминал в статье о папе, что мама родом не из Джурина, а из села Красное Тывровского района. Она родилась в 1906 году также в семье владельца крупорушки, иногда говорят круподёрки, в принципе это одно и тоже. Маминого отца, дедушку Мойше я немножечко помню, видел его только один раз, когда мы с мамой приезжали проведать его, больного, без ноги. Могу предположить, что это было на Хануку, так как дедушка вручил мне бумажную денежку, мне даже мерещится, что это была тридцатка красного цвета. А, может, это всего лишь мои фантазии. Как бы то ни было, память о живом дедушке Мойше у меня сохранилась. Маминой мамы к тому времени уже не было в живых, была мачеха, на которой дедушка женился довольно давно, судя по наличию у мамы взрослых сводных брата и сестры. Впрочем, всё по порядку. Итак, у мамы были две родные сестры, Сарра и Бася, сводная сестра Клара и сводный брат Яша.

И немного информации о родственниках с материнской стороны. Очень непросто сложилась судьба тёти Сарры. В тридцатых годах она откликнулась на призыв партии о создании Еврейского национального округа на Дальнем Востоке и оказалась среди первопроходцев в Биробиджане, где изрядно намучилась. Там встретила своего суженого, Бориса Брусиловского, также одержимого идеей создания культурно-национального очага для советских евреев. Двое детей у них родилось: сын Лёня и дочь Бэлла. Лёне ужасно не повезло: его зверски избила группа подонков, в результате чего Лёня стал инвалидом. После смерти родителей за ним долгие-долгие годы ухаживала Бэлла. Сейчас Бэлла с семьёй, мужем Семёном Шейниным, сыном Феликсом и замужней дочерью Аллой живут в Израиле. Лёню Бэлла недавно похоронила.

О тёте Басе и её, можно сказать, подвиге, я ещё буду писать. Пока же сообщу, что жила и работала в Челябинске, где с мужем Александром Кацманом воспитывала дочь Люду. Но произошла трагедия: Людочка очень рано умерла, вслед за ней ушли из жизни её муж Алик и дядя Саша. И остались круглые сироты Миша и Славик на попечении тёти Баси. Какой-то злой рок висел над этой несчастной семьёй. Уже после смерти тёти Баси ушёл из жизни молодой, талантливый математик-теоретик Славик, так и не познавший радости жизни в Минске. О Кларе и её семье я писал в коротком очерке о Мите. Яша с женой Хомой и дочерьми Мусей и Полей давно выехали в Израиль. Родителей уже нет в живых, дочери имеют свои семьи.

Естественно, о довоенном периоде жизни мамы мне, если кое-что и известно, то, по её рассказам или воспоминаниям моих старших братьев. Существенную лепту в это моё познание внёс Фима в ходе интервью, которое он мне давал в рамках программы Стивена Спилберга, о которой я уже упоминал. Как и многие девочки в еврейских местечках того периода, мама получила начальное образование, помогала родителям по хозяйству. К тому же, будучи старшей дочерью, опекала и помогала в воспитании младших сестёр. Выйдя замуж за папу, переехала в Джурин и здесь продолжила помогать уже родителям папы в семейном бизнесе на крупорушке. После того, как пошла массовая коллективизация, мама и папа одновременно работали в колхозе «Червоный орач». По мере появления детей у мамы, естественно, прибавлялось забот. При том, что папу часто привлекали на военные сборы, мама ещё и подменяла его на складе, о котором я уже писал: работа в артели не должна была останавливаться. Таким образом, мама трудилась, не покладая рук. И так всю жизнь, пока болезни не позволили ей больше работать.

То, как мама выживала с нами четырьмя во время войны, в оккупации, в гетто, представляю себе с трудом. При том, что, как я уже писал, наш дом был разрушен при первых же бомбардировках. Этти Зиглер справедливо писала, что какое-то первоначальное время спасали остатки склада после его разграбления. Об этом говорил мне и Фима в ходе интервью. Но так было не всегда. Тот же Фима рассказывал, что, бывало, сердобольная Двойра-модистка, т.е. швея, размачивала у себя во рту сухарик а затем кормила им меня. Об условиях пребывания в Джуринском гетто во время оккупации можно сложить некоторое представление на основании приведенных выше статей в первой главе. Поэтому останавливаться на этом периоде не буду, а расскажу, как мы выживали после войны. А выживание легло целиком и полностью на мамины плечи. Папа так и не вернулся с фронта, мама осталась одна с нами четырьмя, которых надо было каждый день чем-то кормить. Мама стала ездить по близлежащим сёлам, местечкам, городам и торговать всевозможным товаром. Весь товар, как правило, в двух связанных между собой мешках, один - впереди, другой, через плечо - за спиной. Маршрут - Мурафа, Шаргород, Рахны, Ярошенка, Жмеринка, Винница... Когда поездом, когда попутной машиной, когда на телеге, а когда и пешком. В этих путешествиях всякое случалось. Например, был такой эпизод. После очередной недельной командировки мама возвращалась с товаром из Мурафы в Джурин. Дело было зимой, подвернулась оказия: паренёк на санях, запряжённых лошадью. Между этими сёлами был глубокий ров, который местные селяне называли «глыбока долына». На беду эта самая «глыбока долына» была заполнена талой водой. И посреди долины лошадь остановилась. Паренёк оказался ушлым, распряг лошадь, сел на неё верхом и был таков. Мама осталась на санях со своими огромными узлами, внутри которых ещё были химикаты для производства мыла, которые при соприкосновении с водой пришли бы в негодность. И мама пустилась в путь с узлами над головой, по грудь в ледяной воде. В каком состоянии и самочувствии она вернулась домой, можно только догадываться. Но надо было приводить в чувство нас, голодных и холодных... И приготовить. И одеть и обуть. И в школу собрать. И постирать-погладить. Ума не приложу, как она справлялась, особенно, в первые годы после войны. Через какое-то время мама стала работать продавщицей в магазине, а ещё позже в буфете. Тогда стало полегче. Кстати, в буфете мама работала до самого выхода на пенсию.

Здесь уместно будет сказать слова благодарности нашим близким родственникам, которые пришли маме на помощь. В 1948 году меня взяла к себе папина сестра Гитл в Жмеринку, где я с перерывами прожил три года и проучился со второго по четвёртый классы. Попутно замечу, что, по просьбе тёти Гитл и, в знак признательности, через много лет я назвал своего сына Рому в честь её покойного мужа Ривн. Мама, конечно, не оставляла меня без внимания, часто приезжала, обеспечивала всем необходимым, но у неё заметно развязались руки. Кроме того, другая наша тётя, мамина сестра Бася взяла к себе в Челябинск Фиму после окончания седьмого класса. Подробнее расскажу об этом в главе о Фиме.

В конце сороковых маме пришлось пройти ещё через одно серьёзное испытание: старший сын Изя угодил в тюрьму на семь лет. И об этом мой рассказ впереди. Но каково было маме - всё это перенести!? Помню мои походы к жестянщику, который с помощью паяльника из нескольких стандартных жестяных банок делал одну большую, затем мама заполняла её либо повидлом, либо перетопленным маслом с мёдом и отправляла Изе на Урал, в Нижнюю Туру, где он отбывал наказание.

Мамина работа в буфете проходила на моих глазах (в скобках скромно добавлю, иногда при моём участии) и я видел, как тяжело и вместе с тем сноровисто она работала. Сейчас поясню, что я имею ввиду на одном конкретном примере. Вот маме сообщают, что на склад райпотребсоюза поступило свежее пиво. Вспомнил, кстати, что более популярным было Тывровское пиво в отличие от Чернятинского. Итак, мама спешит на склад и вот она катит огромную деревянную бочку по джуринским камням к своему буфету. Завсегдатаи, любители пива также спешат к буфету в предвкушении отведать свеженького пивка. Однако, закатив бочку внутрь, мама выгоняет абсолютно всех, в буфете остаётся она и кто-то из нас, сыновей. Бочка ставится пробкой кверху, затем мама чёткими выверенными ударами с помощью двух гирек проталкивает пробку с точностью до миллиметра книзу. Здесь требуется особая точность: если пробка продвинута недостаточно, она не поддастся при установке насоса, если же пробка преждевременно проскочит внутрь бочки, пиво из неё выплеснется под давлением и это - катастрофа. Затем на пробку устанавливается насос и резким сильным движением пробка проталкивается внутрь, насос за считанные секунды ввинчивается в крышку бочки и... пиво готово к продаже. А сколько было случаев, когда, среди ночи, маму будили и просили открыть буфет, чтобы могли отужинать после возвращения из Винницы с какого-то совещания то руководители лесничеств, то передовики сельского хозяйства. И вот мы послушно одеваемся, вооружаемся фонарём со свечкой, открываем буфет и мама до утра кормит и поит эту ораву...

Кроме огромной работоспособности, мама пользовалась репутацией мудрой и справедливой женщины. Я не раз был свидетелем бесед мамы с шойхетом Гершлом Коральником, тем самым, который упоминается в исторической справке о Джурине. К нему приходили люди со своими проблемами и он часто советовался с мамой по тем или иным вопросам. Надо сказать, что при всей своей занятости и повседневных заботах, мама никогда не забывала о своих еврейских корнях, всячески старалась соблюдать еврейские традиции. Конечно, регулярно посещать синагогу не получалось, да и с синагогой были проблемы. Но что до соблюдения праздников, мама старалась делать так, чтобы мы, дети, не чувствовали себя обиженными в сравнении со своими сверстниками. Каким-то чудом мама сумела частично сохранить пасхальную посуду, которую на песах снимали с чердака. Маца всегда была в достаточном количестве, мы помогали делать моцемэйл, мама делала фарфлэх, кигэлэ и прочие вкусности. На Пурим всегда были ументашн, на Хануку - латкес и т.д.

Часто можно услышать, что родители в большей мере воспитывают своих детей собственным примером. Только один маленький штрих в пользу этой сентенции. Как-то, будучи на джуринском старом кладбище, мама обратила внимание, что памятник дедушки Хоскеля, то есть её свёкра, разрушен, могила провалилась, одним словом, требовался серьёзный ремонт. Она наняла людей, памятник был полностью отреставрирован, покрашен, восстановлена надпись. Много ли, дорогой читатель, попадалось Вам в жизни невесток, которые так поступали бы по отношению к давно умершему свёкру и при погибшем муже? Не подвиг, конечно, но сыновьям хороший урок.

Постепенно жизнь стала налаживаться. Все сыновья получили образование, кто среднее специальное, кто высшее. С годами все встали на ноги, сами стали зарабатывать на хлеб насущный, переженились, обзавелись детьми, сделали маму многократно бабушкой. Только тогда мама позволила себе сойтись с порядочным джуринским вдовцом, заготовщиком Мойше Тайчером, очень уважаемом нами человеком. У Мойше тоже к тому времени замужем были все три дочери - Шейва, Шлима и Маня. И его семья приняла маму достойно. Казалось бы, остаётся жить и радоваться жизни. Но тут стали сказываться накопившиеся за её многотрудную жизнь проблемы со здоровьем, особенно наследственный диабет. Со временем стало резко ухудшаться зрение, забеспокоило сердце. Несколько раз мама лечилась в Винницкой больнице, этому особенно способствовал Фима. Состояние мамы, увы, ухудшалось и 20 сентября 1973 года мамы не стало... Всего-то в возрасте 67 лет.