4. Изя

Может показаться странным, но так получилось, что мы с Изей вместе почти не росли, то есть я его почти не помню из своего детства. У нас с ним разница в возрасте 12 лет. Пока я подрастал до возраста, в котором можно сознательно что-то запоминать, Изя становился взрослым. А когда я достаточно подрос, Изя в Джурине уже не жил, помню только его редкие приезды. Остальное можно понять из дальнейшего рассказа об Изе. Двенадцать лет было Изе, когда началась война, о его жизни в период оккупации и в гетто могу судить только по скудным сведениям, почерпнутым из его и маминых рассказов. Вот один из эпизодов, о котором Изя сам рассказывал.

В один из дней, когда в Джурине уже властвовали немцы, но ещё не пришли рымыны, мама и Изя находились на улице возле дома, в котором они жили после разрушения их собственного дома. А напротив дома в это время немецкий солдат ведёт велосипед, к багажнику которого привязаны два огромных гуся, их головы волочатся по земле. Поравнявшись с домом, немец остановился и стал пристально смотреть в их сторону. Мама испугалась и, очевидно, не желая, чтобы немец повернул в их сторону, сказала Изе: «Иди, сыночек, помоги дяде». Когда Изя, дрожа от страха. подошёл к немцу, тот отвязал гусей, сунул по одному в каждую руку и велел следовать за ним, подняв гусей высоко, так, чтобы не касались земли. Изя был далеко не атлетического сложения мальчиком, через несколько десятков шагов руки онемели и немного опустились. Немец тут же велел поднять выше. Так, пока немец не оглядывался, Изя опускал руки, потом опять поднимал. Так они дошли до территории бывшей почты, где располагался штаб немецкой части, или какие-то службы. Когда за ними закрылись ворота, Изе дали понять, что без разрешения уходить с этой территории нельзя. Изя не мог объяснить, по какой причине его оставили на территории. То ли в наказание за ненадлежащее выполнение задания, то ли о нём просто забыли, так или иначе, Изя провёл там остаток дня и последующую ночь. Бежать он решился, боясь навлечь беду на всех нас. На следующее утро его отпустили. Трудно представить, что пережил двенадцатилетний мальчик за эту ночь в немецком логове. Ещё трудней пришлось маме, которая по своей собственной инициативе подвергла сына такому испытанию. Потом были ещё всякие неприятные эпизоды. Среди них похищение пистолета у румынского офицера и только ходатайство упоминавшегося шойхета Герша Коральника спасло Изю. Главной задачей Изи и Фимы в те годы было помогать маме в добыче еды и топлива для печки в холодное время и приготовления пищи.

Вскоре после войны Изя, чтобы быстрее начать помогать маме, оставил Джурин, переехал сначала в Винницу, затем в Черновцы, где продолжил своё образование. Выживать юноше было нелегко. Однажды, во время прохождения производственной практики на текстильной фабрике, Изя с напарником похитили из изолятора брака по два куска ткани для того, чтобы сшить рубашки. Это было в период после известного указа от 1947-го про колоски и т.п. Был суд и Изе за два кусочка ткани дали, ни много, ни мало семь лет лагерей. И отправился он отбывать наказание на Урал, в Нижнюю Туру. Забегая вперёд, отмечу, что отсидел он три с половиной года. Каково было пережить это горе маме и всем нам?!

Надо сказать, что Изе в какой-то мере повезло, если правомерно говорить о везении в этой ситуации. Попробую пояснить, что я имею ввиду. Изя отбывал срок в колонии, в которой заключённые работали на деревообрабатывающем комбинате. Там же работали и вольнонаёмные и среди них главный инженер, некий Денисов Михаил Дмитриевич. Я запомнил это имя, потому что Изя постоянно с благодарностью вспоминал этого человека. Изя ему как-то приглянулся за сообразительность, смекалку, добросовестность. И Денисов стал его как-то опекать, облегчать в меру своих возможностей его пребывание в заключении. Было даже так, что Изя мог без конвоя перемещаться по лагерю, был знаком с членами семьи Денисова, тётей Зиной, как он называл жену, и сыном Геной. Даже после ухода из жизни четы Денисовых Изя ещё долго переписывался с Геннадием. В этих условиях состоялась историческая для нашей семьи встреча на рельсах, когда Фима, работавший в то же время на Урале, приехал к Изе в гости.

Через три с половиной года Изя был освобождён, но ему так понравилось работать на комбинате, что остался вольнонаёмным, там же получил среднее специальное образование, стал дипломированным строителем. Затем было знакомство с еврейской девушкой и вскоре Фаня стала его женой. Родители Фани жили в Днепропетровске, естественно, они перебрались туда, где Изя и прожил всю оставшуюся жизнь. Там же родился их сын Яник, названный в честь нашего отца. К сожалению, лет через двадцать совместной жизни, в довольно молодом возрасте ушла из жизни Фаня, а Изя так больше и не женился.

В Днепропетровске Изя в течение длительного периода работал в строительной организации при железной дороге, пользовался огромным авторитетом и уважением среди подчинённых. Очень добрый и коммуникабельный, он всегда искал возможности для общения в течение многих лет со своими старинными друзьями. Он часто рассказывал, что продолжает общаться с товарищами по Джурину Фимой Токарем, Анютой Барац, Фимой Халфиным, Изей Рабовецким, с бывшими друзьями по Нижней Туре, Обнинску... Для меня это более, чем удивительно. Ведь это общение продолжалось не месяцы, и даже не годы, а десятилетия.

К середине девяностых годов состояние здоровья Изи заметно ухудшилось. Делал своё коварный наследственный диабет и на этом фоне инфаркт миокарда. В конце 96-го года я съездил в Днепропетровск повидаться с Изей, как будто чувствовал, что увижу его, живого, в последний раз. А 26 февраля 1997 года моего дорогого брата не стало и уже пришлось ехать на похороны. А в апреле они всей семьёй должны были поехать в Москву на интервью в американском посольстве. Не судьба... Возможно, попади они в Америку, Изя мог бы ещё пожить. А Яник с супругой Ларисой и сыновьями Бориком и Пашей переехали жить в Германию и живут сейчас в Кёльне.