Глава 8. Михайловна и Проня. Котелок. Март 1943

Живые!!! Живые мы!!! Выжили! Ну что, Зоффнер, Беккер, Краузе, Ляйх, собаки гитлеровские, паскуды фашистские - взяли?! Может, сдохли вы уже, гниёте в русской земле, а мы вот идём по этой прекрасной земле, на восток идём, на Сталинград, и Солнце встаёт нам навстречу! Ах ты ж, Боже мой, как хорошо! Как парит земля, как высоко в небе поёт - заливается какая- то пичуга, жаворонок, наверное, как прекрасна бескрайняя Донская степь, и пусть нам жарко в наших зимних лохмотьях (не бросать же, ещё чего!), пусть всего имущества - мятый солдатский котелок, что дал нам в Грачиках сержант Костин, пусть шагать нам до Сталинграда 300 километров - ничего, дошагаем, доберёмся до Волги, и свой кирпичик вложим в стены твои, Сталинград!

Отшагали мы в первый день 25 километров, дошли до Глубокой, переночевали где-то возле вокзала, а рано утром быстренько ушли из станицы - и вовремя. . . Километра 3 отошли, присели на бугорке, а над нами спокойно, в идеальном строю, 3 группы «юнкерсов», 60 штук, на север, на Миллерово, наверное, а штук 5-6 отделились, быстренько выстроились в «карусель» и пошли пикировать на станцию, всё в огне, в дыму - жуть! И опять наша счастливая звезда прикрыла нас. . .

Втянулись мы в этот поход. В день проходили по 20-25 километров. Где-то шли, где-то подвозили нас. Направление - на станцию Тацинская, оттуда поезда на Сталинград идут. Вернее, товарняк, пассажирских ещё нет. Надо поторапливаться. . . Но один переход спутал все наши планы. В этот день отшагали мы 42 километра - ничего, да? Не было сёл, хуторов на пути, шли, как по пустыне. К вечеру приковыляли в хутор Титов, зашли в крайнюю хату, мама присела на лавку, а встать не может, обезножила. Отработали ноги своё. . . Какое же это счастье, что на скорбном нашем пути добрые люди стояли, нас дожидались! Ведь и плохих людей немало, верно? А может и были они, да не запомнились, ну да Бог с ними. А хорошие - вот они! Зашла соседка, может, за солью, может, посудачить, разговорилась с мамой и – а ну, пацан, как тебя, Мишка? Ану, давай, Минька, потащили её до нас! - Безапеляционно, обсуждению не подлежит.

Вот живут на хуторе две женщины: красивая, статная казачка Проня и свекровь её, Михайловна, нестарая ещё женщина, тоже, видать, в молодости не в дурнушках ходила. Сын Прони, студент Ленинградского университета, воюет где-то, муж Прони погиб в 41-м, похоронку получила. . . Второй сын, Колька, лет четырнадцати, по хозяйству помогает, отличный парень, доложу я вам! Господи Боже ты мой, что за чудесные люди попались нам! Как ладно, как красиво жили меж собой, как любили-холили друг друга! Рассказала мама им притчу: стоят, дескать, в раю два кресла - для свекрови и невестки, что на земле жили в любви и согласии, так ведь до сих пор стоят те кресла пустые, не заняты никем, вас дожидаются! Ну и расхохотались же обе:

- Ох, Семёновна, Семеновна, мы бы и радые в рай, да грехи не пущають! А за байку спасибо табе!

Вот и начали они, кудесницы эти, исцелять маму, 22 дня парили, мяли, растирали, поили снадобьями - и ведь поставили они мою маму на здоровые ноги!

. . . Эх, стать бы мне Богом на пару деньков, навёл бы я порядок на Земле, поубавил бы зла, поприбавил бы благодати, трудился бы с утра до вечера, но не забыл бы в этой круговерти о Михайловне и Проне, выкроил бы для них несколько минут, проследил бы, чтоб не угодили, куда не надо, чтоб обязательно заняли свои кресла!

Пришла пора идти, поплакали бабы, попрощались мы с Колькой - и в путь-дороженьку. . .

Вот она, эта самая Тацинская. Махонькая станция. Кто её раньше-то знал? Глянет, бывало, пассажир в окно, прочтёт по складам название станции - и примется доедать свою курицу. . . А сейчас тысячи людей около вокзала, пассажирские ещё не ходят (ведь ещё два месяца назад немцы тут были, бои страшные, в степи танки сгоревшие, в них танкисты обугленные, сам видел), люди штурмом берут товарняки-теплушки, платформы, сутками ждут. Это откуда же столько желающих уехать на Сталинград? А вот откуда. Вы, поди, и не подозреваете, и не слыхивали, что немцы во время боёв в Сталинграде вывезли из города на таких вот товарняках, на грузовиках в станицы и хутора Сталинградской и Ростовской областей 60000 мирных жителей! 60000! Вот сейчас и рвётся эта орава домой, в разрушенный дотла родной город. И это ничего, что на улицах, в развалинах ещё немало трупов, что весь город - это лес печных труб и море железных кроватей, хоть мебельный магазин открывай. . . Домой, домой, как рыба, что на нерест вверх по реке прёт - домой! Вот и мы влились в этот могучий поток, взгромоздились на платформы с углем и задремали под перестук колёс. . . Народу на платформах видимо-невидимо, и никто не думает о налёте немецкой авиации (а они налетают, налетают и нередко. . . ), другая проблема вырастает во весь рост с каждым часом, с каждым километром; и когда состав останавливается на каком-нибудь полустанке, который и полустанком-то назвать можно только условно - была одна колея, стало четыре, сгоревшие здания, печные трубы, и степь, без конца, без края, до самого горизонта - что тут начинается! По неписаному закону мужчины - налево, женщины - направо. . . А тут ещё машинист - шутник на паровозе гудеть начнёт (и понять человека можно - всю дорогу одной рукой паровоз ведёт, а другой на небо глядит, не покажутся ли «юнкерсы» или «хейнкели»?) Как не пошутковать, не повеселиться, глядя из будки паровозной, как сотни людей в самом непотребном виде бегут к составу, карабкаются на высоченные платформы - обхохочешься! Говорят, на станции Обливской даже малость поколотили такого шутника. . . Вот так и ехали, и недолго ехали, двое суток всего, к вечеру приехали в Бекетовку - это один из районов города, немцев здесь не было. Слезли с платформы, зашли в вокзал - ну, здравствуй, Сталинград, принимай новых горожан! Перекусили остатками наших скудных запасов и улеглись на полу. Устали здорово, уснули сразу. Проснулся я от маминого плача. Нечасто видел я, как мама плачет - зрелище не из лёгких. А плакала мама всерьёз, по-настоящему, и повод для плача был серьёзный: украли у нас котелок, тот, что подарил сержант Костин в Грачиках, единственное наше достояние, теперь у нас не было ничего, шаром покати. . . Пробегал мимо солдатик:

 - Что ревёшь, тётка? - я ответил:

 - Котелок украли. . .

 - Чего-о? Тьфу, мать-перемать!! - матюкнулся парень и побежал дальше, по своим делам.

Мама успокоилась, и мы стали пробираться к выходу.

 - Эй, тётка, погоди! - солдатик, тот самый, сунул маме в руки новенький, зелёный алюминиевый котелок, наполовину с какой-то кашей, полбуханки черного хлеба - и убежал, мы даже не успели его поблагодарить.

Начиналась наша Сталинградская жизнь, но это уж совсем-совсем другой разговор. . .

 

предыдущая глава

читать дальше