Жизнь моя…

Илья Коган

… Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?
Есенин

Оглавление:

Счастливое детство.

 

Часть 1. Я отдаю долг.

 

Глава 1. Тысяча лет до нашей эры. 16 июня 1941.

Глава 2. Третий день новой эры. Полицай. 3 ноября 1942.

Глава 3. Прощай, детство … 18 августа 1941

Глава 4. С праздником, сынок! 7 ноября 1942.

Глава 5. И пошли они, солнцем палимы … Немцы. Август 41 - июль 1942.

Глава 6. Милые мои Грачики! 13 ноября 1942.

Глава 7. Ад. 3 месяца в аду. Июль – октябрь 1942.

Глава 8. Михайловна и Проня. Котелок. Март 1943.

Глава 9. Последняя… Я отдаю долг.

 

Часть 2. Вот так это было. Сталинград.

 

Глава 1. Здесь был город.

Глава 2. Брызги шампанского.

Глава 3. Будни.

Глава 4. Буря на Волге.

Глава 5. Город - есть!

Глава 6. Меч короля.

Глава 7. Победа!!!

Глава 8. Пара слов о «фрицах». Прощай, Сталинград!

 

Часть 3. Глазов.

 

Глава 1. И снова в дорогу.

Глава 2. Это Глазов?

Глава 3. Прометеи мы, не плотники!

Глава 4. … И инженеры !

Глава 5. Моя Надя, мой Яночка…

 

Эпилог.

 


Глава  6.  Город – есть!

Город оживал, рос, хорошел, кости обрастали мускулами. Великий муравейник, имя которому народ, делал своё дело, и в мыслях у него не было, что имя этому делу Подвиг! Российские женщины, бабы-великомученицы! Российские пацаны, в одночасье потерявшие детство! Где же тот скульптор, что создаст монумент, воспевающий ваш подвиг в тылу наравне с подвигом солдата-освободителя на фронте, наравне! Стоит солдат с девочкой на руках в Трептов Парке, стоит Алёша на горе в Болгарии, едет Жуков на лошадке по Москве, стоят сотни, тысячи бронзовых гранитных, гипсовых защитников Родины, освободителей Европы - и это прекрасно, земной поклон им, вечная им память и вечная слава! Ну, а где же те четыре бабы бронзовые, волокущие плуг по пашне? Где они, роющие противотанковые рвы, рубающие уголёк в шахте, глядящие из окошка паровозного: не летит ли фриц? Где тот бронзовый пацан неполных тринадцати, стоящий на ящике-подставке у токарного станка? Может, где-то что-то и есть - я о Монументе говорю, чтоб вся Россия о нём знала и благоговейно кепки-шляпы снимала, чтоб цветы, как у Кремлёвской стены, клала - и не только по большим праздникам. Грустно, бабоньки. 

Мы с мамой уже не в громадине - зале больницы водников, бери выше, у нас свои персональные "хоромы"! Был до войны в Сталинграде эдакий респектабельный дом Грузчика, всё начальство речников жило в этом доме, и один грузчик затесался, для демократии, что ли. Вот в этом-то агромадном доме во время его восстановления и было "сляпано на скорую руку" несколько комнатёнок, и одна из них была наша! Потолок протекал люто, и весной, когда таял снег, нас страшно заливало, но у нас была своя комната! Печурка очень дымила и почти не грела, но у нас была своя комната! В комнате было полно мокриц и прочей живности, но это была наша комната, наша! И какое же это было счастье - вернуться после работы к себе домой, чуть перекусить, чем Бог послал, забраться под колченогий стол, сколоченный своими руками, и, при свете "настольной лампы" (электрическая лампочка, вставленная в литровую стеклянную банку), под мерное бульканье капель воды, падающих с потолка в тазик, стоящий на столе, читать, читать, читать взахлёб, наслаждаясь каждой книгой, каждой фразой, торопиться, потому что на полках библиотеки парткабинета горкома, у милейшей, добрейшей Зои Геннадиевны стояли ещё десятки, сотни нечитаных книг, немыслимое богатство, и не прочесть все эти книги было бы преступлением! Наверное, никогда я не читал так много, без разбора, как в эти военные годы! О, если бы вы видели эти американские ботинки - неимоверно, сказочно красивые, красно-коричневые, блестящие, с немыслимым протектором на подошвах, пахнущие одуряюще загранично! Талон на эти ботинки я получил как премию за хорошую работу. Я ими гордился, как только мог, и если бы только было можно, я не снимал бы их даже в бане. Я ими фасонил направо и налево целых две недели, пока не отвалился кусок подошвы у левого ботинка. Правый продержался ещё неделю. Боже, какое счастье, что я послушался маму и не выбросил те два ботинка фрицевских, один чёрный, другой коричневый, в которых я ходил до того. Вообще, об американской помощи стоит сказать пару слов. Думаю, что конфуз с ботинками скорее досадное исключение, чем правило. Где-то зимой сорок четвёртого всё городское начальство высокого ранга защеголяло в роскошных кожаных пальто, таких же красно-коричневых, как мои, недоброй памяти ботинки, но несравненно более качественных. Как говорили знающие люди, к каждому "студебеккеру", к каждому "форду", "доджу" прилагалось вышеупомянутое пальто - для шофера. Справедливости ради надо сказать, что и в Сталинграде один шофёр получил такое пальто - тот, который возил Чуянова, секретаря обкома партии, говорят, так было. А вообще, это было здорово: тушенка, яичный порошок, ореховое масло, солдатские рационы, сигареты "кемел", "честерфилд", одежда, многое другое, всё, что елось, пилось, носилось, курилось, всё, что уважительно-иронически называлось "второй фронт"! Молодец, дядя Сэм, действительно, помощь твоя была, ох, как по делу! Спасибо тебе, далёкий дядя Сэм, без дураков спасибо!

предыдущая глава читать дальше


назад

на главную