Жизнь моя…

Илья Коган

… Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?
Есенин

Оглавление:

Счастливое детство.

 

Часть 1. Я отдаю долг.

 

Глава 1. Тысяча лет до нашей эры. 16 июня 1941.

Глава 2. Третий день новой эры. Полицай. 3 ноября 1942.

Глава 3. Прощай, детство … 18 августа 1941

Глава 4. С праздником, сынок! 7 ноября 1942.

Глава 5. И пошли они, солнцем палимы … Немцы. Август 41 - июль 1942.

Глава 6. Милые мои Грачики! 13 ноября 1942.

Глава 7. Ад. 3 месяца в аду. Июль – октябрь 1942.

Глава 8. Михайловна и Проня. Котелок. Март 1943.

Глава 9. Последняя… Я отдаю долг.

 

Часть 2. Вот так это было. Сталинград.

 

Глава 1. Здесь был город.

Глава 2. Брызги шампанского.

Глава 3. Будни.

Глава 4. Буря на Волге.

Глава 5. Город - есть!

Глава 6. Меч короля.

Глава 7. Победа!!!

Глава 8. Пара слов о «фрицах». Прощай, Сталинград!

 

Часть 3. Глазов.

 

Глава 1. И снова в дорогу.

Глава 2. Это Глазов?

Глава 3. Прометеи мы, не плотники!

Глава 4. … И инженеры !

Глава 5. Моя Надя, мой Яночка…

 

Эпилог.

 


Часть 3. Глазов

 Снятся людям иногда голубые города...

Глава 1.  И снова в дорогу

Ну, кто его раньше-то знал, Глазов этот? А получилось всё так: в Москве, в отделе кадров разнаисекретнейшего министерства, настолько секретного, что у него даже названия не было (по крайней мере, я нескоро ещё узнал его), так вот, в кабинетике этого самого отдела кадров некий клерк по фамилии Орлов (ей-богу, он тянул только на Воробьёва, максимум, на Петухова), рассеянно листая громадную тетрадь с десятками, сотнями "Ф. И. О. ", попыхивая "беломориной", небрежно, мимоходом, не глядя на меня, бросил через губу, что об учёбе и речи быть не может (прощай, Харьковский Политех, куда я был принят без экзамена всего 10 дней тому назад!), а поеду я... а поеду я... В гроссбухе перелистаны 2-3 листа, перст клерка упирается в какую-то роковую точку, клерк впервые удостаивает меня взгляда неожиданно чёрных (не серо-свинцовых, нет!) глаз и произносит эдак обыденно, скучно какое- то ну совершенно незнакомое название: "В Глазов". Глазов?! Я почти в панике бросаюсь в коридоры, закоулки, тупики своей памяти: Глазов? Глазго знаю, Глухов - не очень, но знаю, а это как - Глазов? Где такой, почему не знаю? С робкой надеждой:

 - Это где, на Украине?

 - Нет, это Кировская область. . .

Опять бегу в коридоры, закоулки, тупики моей памяти: эй, где Кировская область? Молчание... Да где же эта Кировская, чёрт побери!! Ведь судьба решается, куда еду-то?? И тут голосок, двоешный такой, откуда-то с "камчатки":

 - Рядом с Москвой, перед Горьким... С Владимирской спутал, неуч! А Глазов - он даже не Кировский, он ещё дальше, в Удмуртии - но это я уж потом узнал. 

 А начиналось-то как здорово! Зимой 48-49гг. отстрелялись по седьмому семестру, всё в "яблочко", как всегда, ни одной четвёрки, все пятёрки, на горизонте замаячил диплом с отличием во всём своём великолепии. Впереди преддипломная практика, дипломирование, защита и - без экзаменов поступление в Харьковский политех на милые моему сердцу "Станки и инструмент"! Ура! Да здравствует Жизнь, прекрасная и удивительная!

 А где-то в середине февраля, часов в 10 вечера пришёл Толя, смеётся:

 - Выходи строиться, поехали!

 - Куда??

 - В техникум. Срочно вызывают. Давай быстрей, успеем на десять пятьдесят две.

Побежали, успели. Приезжаем. Полно наших, преддипломников. Что за аврал? Приехал представитель из Москвы, надо заполнять огромнейшие, на шестнадцати листах, анкеты. Зачем? Потом узнаете. Почему так срочно? Потом узнаете. А если я не хочу? А вас, молодой человек, не спрашивают. Шепоток: могут до защиты не допустить. Могут? Могут. Всё могут. (Потом, через пол-года, в кабинетике того самого Орлова-Воробьёва ещё раз убедился: ОНИ всё могут. Очень красивая и, похоже, очень несчастная девчонка-москвичка плакала страшно: у неё мать обезноженная одна остаётся, а дочь, девчонку эту самую посылают в какую-то Тьмутаракань. И этот самый Орлов-Воробьёв негромко так говорил ей очень правильные слова о долге, о Родине, о патриотизме, о том, что "а если у всех матери заболеют" - ну такие правильные слова говорил, ну такие правильные, а девочка плакала, ну так безутешно плакала).

Шёл четвёртый час ночи, а мы всё писали... А это указывать? А об этом писать? Писать, всё писать, молодой человек... К утру закончили, измордованные вконец, разъехались по домам, а хитроумный московский гость, выгадавший сутки на этом ночном аврале, укатил в Москву. Через неделю всё это ночное действо забыли, и пришёл июнь, и защитился я, на "5" защитился и был принят в Харьковский Политех, и каждый вечер небо было в алмазах, и напрочь забыл я о той ночной анкете о шестнадцати страницах, но ТАМ не забыли, и вот я, в одну минуту похоронив мечту о Харьковском Политехе, получаю соответствующую бумажку, 1000 рублей подъёмных (совсем, доложу я вам, небольшие деньги по тем временам) и билет в неведомый Глазов. И это ж надо, Толька тоже едет в этот самый Глазов! Нашим легче! 3 дня побродили мы по Москве, отметились в Третьяковке, на стадионе "Динамо" и на эстрадном концерте в театре "Эрмитаж" - и на верхнюю полку общего вагона поезда Москва-Молотов (Пермь по-нынешнему). Настроение - так себе, на "троечку", да откуда ей, "пятёрке"-то взяться, ну сами посудите: ты уже студентом себя числишь, "Гаудеамус" разучиваешь, а тебя мордой об стол, извольте в какой-то Глазов! Я учиться хочу!!! А вас, молодой человек, не спрашивают. Будет тут "пятёрка", как же, держи карман шире.

. . . Какая же чудесная картошечка с укропчиком, какие солёные огурчики, хрустящие, с пупырышками, какие грибочки продают тётки на всех станциях и полустанках! Какие поленовские-левитановские пейзажи пробегают за окном вагона... вот, оказывается, какая ты, настоящая Россия! Неяркая, нежаркая, совсем не экзотическая, но такая милая - дух захватывает! Леса, перелески, речушки, речки, реки, лесное разноцветье. А вот Волга здешняя узковата, наша, Сталинградская пошире будет, посолидней, ну да и эта ничего. Берёзки, гляди, берёзки! А это, бабушка, кому как, для нас невидаль!

 

предыдущая глава читать дальше


назад

на главную