Глава 9.  Пара слов о «фрицах». Прощай, Сталинград!

И ещё немного о военнопленных. Огромную домину - "дом Грузчика" восстанавливали, в основном, они, немцы и мадьяры. И возле нашей двери, в закутке частенько стоял кто-нибудь из них. Чаще всего они не просили, просто они смотрели, молча смотрели... Какая же это мука - постоянно видеть глаза по-настоящему голодного человека! Мама иногда давала кому-нибудь из них кусочек хлеба (хотя по-настоящему первый раз я поел досыта после отмены карточной системы в сорок седьмом). Чаще всего немец или мадьяр уходил не солоно хлебавши, один из них при этом обязательно приговаривал:  "Карашё, матка, завтра дам".

Понятно? Дескать, не переживай, матка, понимаю, сегодня нет - завтра, Бог даст, будет, завтра и дашь. Иногда кто-нибудь из них приносил, воровато оглядываясь, два-три полена и уходил деликатно, не дожидаясь кусочка хлеба. Они возвращались то ли в сорок седьмом, то ли в сорок восьмом, я видел эти эшелоны, увешенные зелёными ветками, лозунгами, портретами Пика, Тельмана, Гротеволя, ещё кого-то. Видел их счастливые лица, радовался за них, за их семьи, в которые через несколько дней придёт великая радость. В дверь постучали, я открыл, вошёл Роберт, парень из Мюнхена. Он сказал несколько слов, мама поняла, она немного знала немецкий. Роберт стал на колени, несколько раз поцеловал маме руки и заплакал. Кажется, в библии сказано, что на Страшном суде один раскаявшийся грешник будет стоить дороже, чем сто праведников, и мудрость в том великая и да будет так! Не знаю, велики ли грехи Роберта (кто из нас без греха?), но из нашей комнатушки в эту минуту он уходил праведником.

И пошли мирные дни. Я продолжал карабкаться на столбы, ставил выключатели, розетки и мечтал об учёбе. В войну это было нереально, но сейчас... Я и поныне очень люблю механику, машиностроение, станки, могу подолгу стоять и любоваться работой токарного или фрезерного станка, заворожено смотреть, как железо режет железо - фантастика! Нет, нет, только машиностроительный техникум, только машиностроительный! И пошли-полетели дни и месяцы учёбы, бесконечные поездки на пригородном поезде (жил-то я в центре города, а техникум - в Сарепте, двадцать километров в один конец!), конспекты на старых газетах, карандашом (чернила замерзали, на стене ногтем по инею процарапано: "Замерзаем, но не сдаёмся!"). Боже мой, не успели оглянуться, четыре года как не бывало. Да что там четыре года - жизнь промелькнула, и где-то впереди тускло мерцает красный огонёк последнего вагона. Диплом в кармане - и прощай, Сталинград! Не поминай лихом, прости, если чем не угодил, помогал тебе, как мог. Спасибо тебе за науку, за солнце твоё жаркое, за Волгу-матушку, за золотистый песок твоих пляжей, за арбузы алые, за первую любовь - за всё, за всё низкий поклон тебе! Здравствуй, незнакомый, неведомый ранее Глазов! Кем станешь: отцом родным или злым отчимом? Отцом, милым, любимым отцом на долгие сорок один год. Жизни научил, интереснейшую работу дал, жену отличную подарил, сына, что радость вот уже сорок четыре года дарит, внуков любимых - навсегда ты в сердце моём, милый мой Глазов...

 

предыдущая глава

читать дальше