Жизнь моя…

Илья Коган

… Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?
Есенин

Часть 1. Я отдаю долг.

 Глава 2. Третий день новой эры. Полицай. 3 ноября 1942

. . . Какое же прекрасное было утро, и каким страшным было пробуждение! Мы выбрались из стога и вышли на дорогу, а дорога уже работала, шумела - по ней шло много людей, толкали тачки, с барахлишком из города, с продуктами - в город. Мы шли молча, я старался не смотреть на маму, лицо её было. . . Нет, лучше я не скажу вам, какое у неё было лицо. После того страшного вечера она больше не просила у меня прощения, просто мы шли, как вчера, как позавчера на восток, навстречу восходящему Солнцу, и как вчера, как позавчера у меня опять где- то глубоко- глубоко шевельнулась надежда - ну не должны мы умереть, когда навстречу нам такое Солнце! Ну Боженька, ну миленький, ну ты же всё можешь, ну сделай Чудо, ну неужели 18 человек в Мариуполе - это еще мало?! Сколько же мы ещё должны? Бабушка, тётя Гинда, и тётя Лида, и дядя Яша, и Мося, и Ева, и ещё Мося, и ещё Ева - сколько же с нас причитается, Господи?! Зачем тебе ещё мы - для круглого счёта, да? Господи, как хочется жить!! Ты слышишь, Господи, я не хочу умирать!! Боженька, миленький, ведь ты же меня столько раз спасал - помнишь, в Запорожье я тонул – это же ты спас меня тогда, да? И когда снаряд разорвался над нашей квартирой, и убило папу - помнишь? И когда в Ворошиловграде бомбы падали рядом, на Железнодорожной - ты ведь нас спас тогда, правда? Так спаси нас и сейчас, Ты ведь Всемогущий, Милосердный, Великий. . .

Мы сидели на обочине дороги, опустив ноги в кювет, а за нашими спинами, по дороге шли люди, обыкновенные счастливые люди, даже не думающие о том, что их сейчас можно застрелить только за то, что они русские, украинцы, греки, ещё кто - вот прямо здесь, на дороге. . . Счастливые люди, даже не подозревающие, какие они счастливые. . .

. . . Мама вдруг резко прижала меня к себе, и каким-то чужим, низким хриплым голосом сказала, нет, не сказала - выдавила из себя:

 - Не бойся, сынок, это быстро. . .

Что - быстро? Я глянул влево, вправо - и увидел подходящего к нам полицая. . . Полицай, как полицай - в затрапезном, не первой свежести, сереньком, дешёвеньком костюмишке, в кирзовых сапогах, давно не нюхавших ваксы; невзрачная кепчонка, застиранная рубашка. . . Плюгавенький, в общем-то, полицаишко, а только сделать с нами может он что угодно, потому что за плечом у него - наша «трёхлинейка», на рукаве у него - белая повязка с орлом фашистским, и он - власть, маленькая, вонючая, но власть, а мы - жиды, к смерти приговорённые, нет у нас права на жизнь, и, наверное, минут через пять пойдёт он дальше по дороге, вот докурит и пойдёт, а на обочине останемся лежать мы с мамой. . . Вот и всё, Ева Соломоновна, и распишитесь в получении! Я потом пробовал разобраться - было ли страшно, понимал ли, что последние секундочки на свет Божий смотрю - так и не разобрался. . .

 - Здравствуйте. . .

 - Здравствуйте. . .

 - Кто такие будете?

 - Да вот, идём менять тряпки, может, продукты какие выменяем. . .

 - Вы евреи? - Господи, да неужто не убьёт?! Ведь не «жиды» сказал, не «жидяры», а - «евреи»! Ведь узнал нас (А чего узнавать - то было? За версту видно!), а винтовку с ремня не снял! Господи, да неужто уцелеем?! И говорит вроде не злобно:

 - Вы евреи?

 - Евреи. . .

 - Так что ж вы тут сидите, как энти. . . Как их. . .

 - Умирать не хочется. . .

 - Так идите вы отседова, Христа ради, уходите куда ни попадя, а то вашего брата на Острой Могиле вон какие горы наворочены. . . - и показал рукой выше головы - вон какие горы!

 - Если Вы такой хороший человек - скажите, куда нам идти?

 - Куды идти, куды идти. . . К нашим пробирайтеся, под Сталинград. . . А, может, лучше податься вам к казачкам, за Донец - места там глуховатые, немцев там мало. Это с Краснодона налево, километров 20 будеть. Через Шахтарь, Глухово, ишо какие. . . Осторожно идите, да смотрите, такому гаду, как я, не попадайтеся!

 - Дай Бог побольше таких гадов, как вы! - это я вступил в беседу.

 - А ты, пацан, молчи, ничего ты не знаешь; наши прийдуть - мне первая пуля будеть. . .

Посмотрел он ещё секунду-другую на меня, повернулся и зашагал в сторону города. . .  Лицо его не запомнил я, какое-то невзрачное, незапоминающееся лицо было у этого немолодого дядьки, а вот глаза - их я никогда не забуду! Горе было в них, тоска страшная, вина незамолимая. Наверное, нелёгкая это работёнка - жидов стрелять. . . Нас отпустил, небось, грех замаливал? А, может, сам не стрелял, видел, как другие стреляют - тоже нервных просят не смотреть. . .

. . . Может, есть «тот свет», и, когда придет мой час, попрошу я Господа свести меня с тем полицаем, и прощу я ему кровь братьев и сестер моих, и поклонюсь я ему низко-низко за то, что не убил, за то, что дорожку верную указал, потому что пошли мы по этой дорожке, через Краснодон и налево, и живы остались. За щедрый подарок поблагодарю - за 60 годков счастливых, за любимых жену, сына, внуков, за интересную, любимую работу, что радость приносила много лет, за всё, за всё - вот только бы увидеть его, узнать бы мне его там, среди миллиардов. . .

предыдущая глава читать дальше
 

Поделитесь своими впечатлениями и размышлениями, вызванными этой публикацией.

 

назад

на главную