Глава 2.  Брызги шампанского

 

 …Солнце к закату пошло, а на Волге сейчас такая красотища, такой букет ароматов: мокрые брёвна, просмоленные канаты пеньковые, дымок пароходный – дышишь не надышешься! Какое же это чудо конец дня, начало вечера, летнего сталинградского вечера! Утомлённое Солнце выключает значительную часть мощности и переходит на закатный режим, жара спадает, дышать становится легче, вот только есть хочется всё сильней… А настроение отличное, медные трубы в голове наяривают триумфальный марш из «Аиды», и есть тому веские причины: очень даже неплохой калым привалил! Не помню уж почему, но с работы нас в этот день отпустили значительно раньше, и мы весьма довольные этим, направились на Волгу искупнуться. Тут-то нас и перехватил, этот мужичок в не очень чистой и не очень целой тельняшке и в замызганной фуражке «капитанке». Ребята, подзаработать хотите? Преглупейший, доложу я вам, вопрос! Петро Ломакин, бригадир наш, тщательно прячет эмоции куда-то глубоко в бездонные карманы своих когда-то щёгольских «галихве» и эдаким безразличным голосом, как бы нехотя: а что за работа-то? Да разгрузить пол–дощаника соли. Ого! Соль–валюта, и неплохая валюта: на «балочке» (на базаре) стакан соли 15 - 20 рублей! Короче говоря, к заходу Солнца я возвращался с двумя полнёхонькими, наполненными солью, брезентовыми рукавицами – несколько килограммов соли, отличной баскунчакской соли, которую на той же «балочке» хоть завтра можно превратить в буханку хлеба, а то и в две – живём, братцы! Кстати, тем, кто не очень знаком с Волгой, с Поволжьем: дощаник - это нечто среднее между большой лодкой и маленькой баржой, эдакая минибаржонка с трюмиком, каюткой – всё, как у людей. А Баскунчак – это соляное озеро, где-то на левом берегу, между Сталинградом и Астраханью. Но это так, между прочим, а пока что я со своей добычей, усталый бреду по базарной площади домой и прохожу мимо только что открывшегося коммерческого магазина (в стране жесточайшая карточная система, страна люто голодает и будет ещё голодать до далёкого 1947-го года, но робко пробиваются на свет божий чахлые ростки будущей сытости – коммерческие магазины и рестораны …). Вот и у нас появился такой магазин – свежевосстановленный лабаз на краю базарной площади с витринами, на которые мне, оборвышу, смотреть было явно противопоказано… Когда я поравнялся с магазином, из него на высокое крыльцо вышли два субъекта, рядом с которыми я смотрелся бы, как денди с Пикадилли. Но не их картинное появление на крыльце заставило меня остановиться и распахнуть до предела глаза – эка невидаль, таких челкашей в Сталинграде было хоть пруд пруди! В руках одного из них блестела, искрилась, сверкала серебром и чем-то невыносимо темно-зелёным Она, Бутылка ШАМПАНСКОГО! Уйма сказочно-пленительных слов, вычитанных в библиотеках и читальных залах, завихрились в моей голове: всякие палерояли, амбассадоры, финьшампани, пятые и прочие авеню, откуда-то, ни к селу ни к городу возникший крембрюлле – всё это выплеснулось бурным фонтаном, как это самое шампанское вслед за улетающей к потолку пробкой в какой-то там «Астории» или «У Максима»... Я был начитанным мальчиком, да и в кино несколько раз видел, как это происходит, а вот челкаши, видать, книжки-то не очень читали да и в кино к таким сценам не очень –то приглядывались … Они сорвали фольгу, секунду- другую озадаченно рассматривали пробочное устройство и… Я и ахнуть не успел, как один из них, тот что постарше, достал из кармана складной нож и, хекнув, рубанул рукояткой ножа по горлышку. Всё дальнейшее, как на экране при ускоренной перемотке видика: порезанные губы старшего, спецовка, залитая остатками шампанского, молниеносно возникшая и так же молниеносно прекратившаяся драка, осколки бутылки и стакана – всё это уснащалось великолепной декламацией с заключительной тирадой:

 - Говорил те, сука – возьмём водяры, так нет, шимпанскова, давай шинпанскова попробуем!!! Ну, папробывал, гад такая?!

Безусловно, выход был только один – взять водяры, завить горе верёвочкой, но выворачивание карманов ещё раз подтвердило: чудес на свете не бывает… И тут старший заплакал. Плакал как-то нестандартно, молча, не всхлипывал, вертел головой влево-вправо, недоумённо пожимал плечами. От слёз на грязных, заросших впалых щеках промылись дорожки… Младший достал откуда-то сравнительно чистую тряпицу, вытер товарищу щёки, что–то сказал ему, полуобнимая, и они медленно побрели в сторону Ковровской…

Вечером был салют - взяли какой-то городок в Белоруссии. Кончался семьсот девяносто первый, а, может, восемсот девятнадцатый день(кто их считал-то тогда, эти дни?) нескончаемой войны …  До Главного, Победного Салюта оставались сотни и сотни невыносимо тяжёлых, бесконечных дней и ночей. В немецком Шнайдемюле, в венгерском Секешфехерваре ещё и понятия не имеют о фронтовой канонаде, не скоро ещё её здесь услышат…

 

предыдущая глава

читать дальше