… Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?
Есенин
Оглавление:
Часть 1. Я отдаю долг.
Глава 1. Тысяча лет до нашей эры. 16 июня 1941.
Глава 2. Третий день новой эры. Полицай. 3 ноября 1942.
Глава 3. Прощай, детство … 18 августа 1941
Глава 4. С праздником, сынок! 7 ноября 1942.
Глава 5. И пошли они, солнцем палимы … Немцы. Август 41 - июль 1942.
Глава 6. Милые мои Грачики! 13 ноября 1942.
Глава 7. Ад. 3 месяца в аду. Июль – октябрь 1942.
Глава 8. Михайловна и Проня. Котелок. Март 1943.
Глава 9. Последняя… Я отдаю долг.
Часть 2. Вот так это было. Сталинград.
Глава 1. Здесь был город.
Глава 2. Брызги шампанского.
Глава 3. Будни.
Глава 4. Буря на Волге.
Глава 5. Город - есть!
Глава 6. Меч короля.
Глава 7. Победа!!!
Глава 8. Пара слов о «фрицах». Прощай, Сталинград!
Часть 3. Глазов.
Глава 1. И снова в дорогу.
Глава 2. Это Глазов?
Глава 3. Прометеи мы, не плотники!
Глава 4. … И инженеры !
Глава 5. Моя Надя, мой Яночка…
Часть 1. Я отдаю долг.
Глава 4. С праздником, сынок! 7 ноября 1942
5 пригожих деньков подарил нам Господь Бог. Теплынь, на небе ни облачка - бабье лето первой категории. Идём потихоньку в сторону города - нам ведь всё равно, куда идти, надежды-то никакой вот и играем с безносой в прятки, авось ещё денёк проживём. . .
Глядь, навстречу немцы на велосипедах в касках, с автоматами, на груди огромные бляхи: фельджандармирен, полевая полиция. . . Шесть их было. Вот сейчас - Хальт! Документ! и финита ла комедиа. Вот сейчас. . . Вот. . . Неужто проехали? Проехали!! Перебросились парой слов на своём поганом языке, а слезть с велосипедов поленились - опять пронесло, ещё немножко поживём. . . А шестого вылезли мы из стога - видим, хана наше дело. Небо серое, свинцовое, пронизывающий до костей холодный ветер и дождь, мерзкий холодный дождь. К вечеру сухой нитки на нас не было, но и дождь прекратился, вместо него морозец с ветром, и так-то хорошо этот морозный ветерок стог продувал насквозь, и одежонка наша быстро превратилась в ледяную кольчугу, знатно похрустывала. . .
Страшная была ночь, но ведь живы остались, только пальцы на ногах поморозили, да разве ж это беда? Пальцы - мелочь, идти можно ну и ладно. . . Как рассвело, вышли мы на шоссе, обняла меня мама, поцеловала и дрожащими, замёрзшими губами:
- С праздником, сынок. . . - я обмер, неужто умом тронулась? Ах да, сегодня ведь седьмое ноября. . .
- С праздником, мамочка. . .
- Вот что, Мишенька, родной ты мой - нету у меня больше сил. . . Пошли сдаваться? Вот в Краснодон зайдём и в полицию. . . Это быстро. . . Вот увидишь - это быстро. . . Пойдём, сынок, а?
Нет, не хочу!!! Жить хочу, Господи, я хочу жить!!!
- Умирать не хочется, мамочка, давай ещё поживём немножко. . . Может, в Краснодоне пойдём налево, к казакам, как тот полицай сказал?
- Да, они нас ждут, обед уже приготовили - и после паузы, равнодушно:
- Ну давай, поживём ещё. . .
И пошли мы через Краснодон налево, через хутора Шахтарь, Глухово, ещё какие. . . Нет, в стогах нам больше не ночевать, отночевались! Слава Богу, пока живы, не замёрзли, воспаления лёгких не схватили - ту ночку страшную на всю оставшуюся жизнь запомнили! А ночевать в избу ни одна душа без разрешения старосты не пустит - на этот счёт у немцев особый приказ есть - расстреляют за милую душу! Терять нечего, решилась мама на отчаянный шаг - и в первом же хуторе пошла к старосте, сказала, что потеряла документы, что ходит с сыном, работу ищет, портниха хорошая (мама, действительно, шила отменно), может, господин староста даст справку, чтобы на ночлег пускали, а вот в благодарность - часы мужа, «Павел Буре» называется, может, слыхали, хорошие часы, носите на здоровье. . . И ведь дал староста справку, ей Богу дал!! Честно заработал, может, первые в своей жизни часы.
. . . Поначалу протягивать руку за Христовым подаянием, снимать шапку и креститься было стыдно, мучительно, а потом привыкли, вот только я сначала левой рукой крест творил (левша я. . . ). Подавали не щедро, без разносолов, но подавали, чувства голода почти не было. Спасибо вам, люди добрые, за доброту вашу, ведь и самим вам было не сладко. . .
Первый наш ночлег в довольно бедной избе, но чистенько. Земляной пол. Коптилка из сплющенной гильзы. Хозяйка - пожилая женщина лет пятидесяти, сын Иван, парень лет двадцати, светловолосый, с голубыми глазами. Незрячими. С детства. Господи, как же он обрадовался нашему приходу!
- Ось бачiте, мамо, я ж казав, що менi сон був - радiсть нам буде! От i гостi до нас!
Боже мой! Два самых несчастных в мире человека, обреченных, приговоренных к смерти, бегущих от этой смерти, голодных, бездомных, лишённых всех эмоций, всех чувств, кроме одного - чувства страха, заполнившего их доверху - и это «радiсть»? И это «гостi»? Эх, Иван, Иван, лучше бы вместо нас да постучался бы к тебе доктор Айболит, дал бы тебе волшебную пилюлю - и прозрел бы ты, и увидел бы ты, до чего мир хорош - даже в оккупации. . . И угостила нас хозяйка, знаете, чем? Тыквенной кашей с пшеном! Наверное, царю на обед подавали всякие бифштексы-рамштексы, на то он и царь, но уж на закуску - тыквенную кашу с пшеном непременно! А я, дурень, до войны от неё нос воротил. . .
А потом разговорились мы с Иваном, вернее, я разговорился и начал ему рассказывать «Таинственный остров» - до войны это была моя любимая, настольная книга. И пошёл я по тропинкам острова Линкольна, через леса Дальнего запада, на Змеиный полуостров, по берегу бухты Вашингтона, побывал в Гранитном дворце, вспомнил инженера Сайруса Смита и его верных друзей, даже Топа и Юпа не забыл, посетил капитана Немо, дождался яхту «Дункан»... И шел со мной по острову Иван и - разрази меня гром! - он видел всё это, ей-Богу, он видел всё! Он бурно радовался, когда был спасён инженер Сайрус Смит, когда возле умирающего Герберта оказалась коробочка с хинином, рвал и метал, когда пираты захватили благородного Айртона - никогда не было и не будет у меня такого благодарного слушателя!
А утром мы поблагодарили хозяйку, попрощались с грустным Иваном и пошли дальше, в неизвестность. . .