Глава  5.  Буря на Волге

 А вот и кончилась наша райская жизнь в столярке, отнюхались сосновой стружки, отогрелись в зимнюю стужу у "буржуйки" железной, надо Волго-Донские причалы к навигации сорок четвёртого в эксплуатацию вводить, вот и перевели нас с Володькой в электроцех, нацепили нам на плечи "кошки" и - вира, майна! Видать, на нас вся надежда была, без нас не выполнили бы приказ ГКО. В общем, я в электрики пойду, пусть меня научат. Научили! И до самого конца войны - по столбам, по троллеям, под напряжением, в дождь, в снег, в ветер, в непогодь, в вёдро - получай, Сталинград, свет, получай причалы!  И снова воспоминания, воспоминания, воспоминания… Где-то когда-то попалось мне на глаза название  «Буря на Волге», то ли вальс, то ли романс. И вспомнилось мне это «бурное» название как-то под вечер, когда любовался я красавицей Волгой, безмерно прекрасной, могучей, раздольной, величаво-спокойной – и здесь буря?!? Вот на этой благодати? Волны до небес, девятый вал? Ай, бросьте! Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Ан нет, может. Ещё как может!! Это было летом 44-го, может, в июне, может, в августе. На рассвете проснулся я от злобного завывания ветра и от оглушительного хлопания всего, что может хлопать под порывами этого ветра. На улице холодрыга, зуб на зуб не попадает. Батюшки светы, и это жаркий, даже чересчур жаркий Сталинград? Да где же он в жару-то был, этот хлещущий в лицо, всепроникающий, леденящий тело и душу, омерзительный дождь? А эти отвратительные, слетевшиеся со всех сторон, как вороньё, свинцовые тучи – старику Ною, наверное, было так же уютно, как мне, бредущему на работу в это весёленькое утро… Работать на электропроводке в строящемся клубе водников нам в этот день не пришлось: нас всех послали с утра на спасение «Колхозника»… Плавали тогда на скорой линии Астрахань – Горький несколько красавцев винтовых теплоходов, эдаких дворцов плавучих 1913–го года постройки: ковры, зеркала от пола до потолка, рояль «Беккер», ленкруст, цветы… Летом 45-го мне привалило счастье прокатился на таком красавце по имени «Микоян» от Сталинграда до Козьмодемьянска и обратно, отвозили застрявшим там плотогонам нашим продукты, видел Волгу–матушку во всей красе, видел Жигули сказочной красоты, такими уж никто никогда их не увидит, были Жигули, да хорошие хозяева им достались, срыли, взорвали, изуродовали… Однако, меня опять немного занесло, а «Колхозника»-то действительно спасать надо! Так вот, рядом с «Микояном» и прочими «Урицкими – Володарскими» бороздил волжские просторы их братишка «Колхозник», и привязали его, родимого, к берегу в самом центре набережной у памятника Хользунову, пришвартовали и носом и кормой, соединили с берегом добротными сходнями, протянули силовые и телефонные кабели и поселилось на нём управление Нижнее-Волжского Речного Пароходства, зацокали каблучки по палубам, застрекотали пишущие машинки, загремели телефонные звонки и номенклатурные басы и баритоны, заполоскались на лёгком речном ветерке дымки перекурные, на верхней палубе «казбечные», на нижней «беломорские» - и пошла плясать губерния! А сегодня утром буря внесла свои коррективы: порвало к чёртовой матери носовые швартовы и, конечно, все кабели, сходни рухнули в воду, всю канцелярию вынесло чуть не до фарватера (спасибо, кормовые выдержали!), связи с кораблём нет, по палубам бегают ошалелые люди, волны значительно больше, чем требуется в домашнем обиходе, лодки подойти не могут – весело, братцы, гуляй не хочу! К обеду стало стихать, подтащили посудину к берегу, пришвартовали, обошлось… А финал бури был трагический: перевернулся речной трамвай. Уже и волна–то была на исходе, и чего ему было переворачиваться, а вот поди ж ты… Были жертвы, были, и два чуда было, хотите - верьте, хотите – не верьте, а что было, то было. Где–то в километре ниже по течению парни на лодке старуху выудили, плыла на мешке с огурцами, живая была, вот только пальцы рук ей силой разжимали, мёртвой хваткой держалась за огурцы… И где-то там же ребята на другой лодке увидели странный предмет, плывущий, покачиваясь на небольшой уже волне. Подплыли – ахнули: младенец в «конверте», в детском одеяльце, живой, хнычет, конечно, но живой! А мать утонула… Я эту бурю никогда не забуду, а вы говорите - вальс, романс…. Что-что? Техника безопасности? Это уж давайте как-нибудь после войны, ребята, ладно? Была бы она, эта самая ТБ - может, и Илья Николаевич промёрзшую доску до конца распилил бы и до ста двадцати дожил бы, и рукав моей фуфайки поцелее был бы. Шестьдесят лет прошло, а закрою глаза и вижу, как Володя Дедюрин, бригадир мой, монтёр милостью Божьей, не мне чета, летит вниз головой с обледеневшего столба: невзначай коснулся провода под напряжением, "кошка" сорвалась. Чудом у самой земли как-то вывернулся. Недельку отлежался - и снова на столбы. А вы говорите. . .

 

предыдущая глава

следуLive15.htmющая глава